План Стива предусматривал посещение Национальной галереи, телефонный разговор с Москвой по одному из уличных автоматов, потом обед в маленьком ресторанчике “Три пирата”, расположенном вблизи порта, где должна была состояться встреча с Тео и одним из его лондонских друзей. После обеда предстоял поиск Инге, если утреннее посещение Национальной галереи окажется безрезультатным.
К величайшему разочарованию Стива, оно таким и оказалось. В это серое, пасмурное утро потемневшие от дождя улицы выглядели уныло и мрачно. Прохожих было мало. Нельсон, нахохлившись, торчал на своей колонне, время от времени исчезая в клубах желтоватого тумана. Мокрые бронзовые львы словно сжались, утратив под дождем свое напускное величие. Мокрая площадь казалась пустой. Пусто было и под высокими сводами Национальной галереи.
Стив неторопливо обошел знакомые залы. Инге нигде не было видно. Он снова постоял перед рембрандтовским “Пиром Валтасара”, размышляя о том, на чьей стороне оказался теперь… Прошел в следующий зал. Задержался у “Зимнего пейзажа”. Здесь его рисовала Инге… Может, она послала потом свой автопортрет в Гвадалахару? Его дом в Гвадалахаре, в котором хозяйничали Мариана и Мариэля, конечно, находился под наблюдением и продолжал быть недоступным для него. Может, Инге даже и писала туда? А может, давно вышла замуж и перестала о нем вспоминать.
“Зимний пейзаж” неизвестного художника теперь тоже источал уныние… Стив чертыхнулся сквозь зубы. Чего ради он рвался в Лондон? Ведь не для того же, чтобы нанести ночной визит в лондонский филиал “империи” Фигуранкай–нов. Конечно, визит приоткроет кое‑что Цезарю, но, говоря откровенно, у Стива была единственная мысль — налить сала за воротник этой мертвоглазой мумии Пэнки; продемонстрировать наглядно, что существует некая сила, способная замахиваться и на бастионы “империи”. Неизвестно, конечно, как на вчерашнюю эскападу посмотрит сам Цезарь… Это будет зависеть от их “улова”… Цезарь не ограничивал Стива в выборе объектов операций, а при их последней встрече Стив специально оговорил возможность “избирательного просвечивания” некоторых родственных фирм. Цезарь тогда не возражал…
Правда, лондонский филиал банка СР5 не являлся “родственной фирмой”. Он был частью главного, центрального мозга “империи” — плотью от плоти того, что помещалось в старинном небоскребе в центре Нью–Йорка. Вот куда бы нанести неожиданный визит… Ведь, по существу, никто, кроме Алоиза Пэнки, не знает, какие тайны хранят подвалы и сейфы святая святых “империи”. А может, самое главное и не там… Может, оно в швейцарском филиале или в одном из сорока тысяч швейцарских банков. А может?..
Зачем, собственно, понадобилось бронировать директорский кабинет в лондонском филиале? Из опасения перед ядерным ударом русских? Но, во–первых, от ядерного удара такая броня не защитит, а во–вторых, русские не собираются первыми бросать термоядерные бомбы. Мэй решительно убеждена в их миролюбии — уж кому–кому, а ей можно верить. Она торчит в Москве почти десять лет.
Да, эта броня — странный орешек… Жаль, что вчера не удалось подробнее познакомиться с “уловом”. Ну ничего, подождем до завтра.
Стив еще раз прошелся по залам нижнего этажа. Нет, никого, похожего на Инге, не видно. Смешно, конечно: чего ради он вообразил, что Инге обязательно придет сегодня в Национальную галерею?
Стив все‑таки подошел к одному из дежурных. Объяснил, что ищет девушку, кратко описал внешность Инге. Дежурный вежливо выслушал, поинтересовался, как зовут знакомую Стива. Сожалеюще развел руками: увы, это имя ничего не говорило ему, и такой особы он не припоминает. Может, спросить у коллеги? Спросили. Коллега, вроде бы, помнил Инге… Приходила с этюдником, что‑то рисовала. Но это было давно — много месяцев назад, а может, и год… Стив поблагодарил, спустился в гардероб, взял плащ и вышел наружу. Город по–прежнему тонул в тумане — туман источал мельчайшие капли влаги. Стало еще сумрачнее. Даже Нельсона нельзя было разглядеть на его колонне.
Стив свернул на Черинг–Кросс–роад и возле Оперы увидел телефонный автомат. Поблизости никого не было. Стив глянул на часы: “Час дня; в Москве — три… Может, Мэй отдыхает дома после обеда? Чем черт не шутит! Ведь не обязательно же мне будет сплошь не везти сегодня”. Он опустил монету, набрал индекс Москвы и номер телефона московской квартиры Мэй. В аппарате щелкнуло, и вдруг прозвучал голос Мэй. Это было так неожиданно, что у Стива перехватило дыхание.
— Алло, — повторила Мэй, — слушаю… — И что‑то добавила по–русски.
— Это я, Мэй. — Он тяжело вздохнул. — Я, ты поняла? Звоню из Лондона.
В трубке послышался сдавленный возглас, и наступила тишина.
— Это я, Мэй, ты узнала меня?
— Невозможно… Неужели ты, Стив?.. Жив?..
— Я, но лучше не называй по имени.
— Ты жив. Боже! Ты был ранен?
— Все о’кей, дорогая. Целехонек и здоровехонек.
— Как же ты?
— В порядке, но…
— Что случилось?
— Ничего особенного, сменил амплуа… Снимаю другой фильм.
Она поняла.
— Продолжение предыдущего?
— Представь, да, но… настоящий вестерн.
— Боже, тебя ничто не исправит…
— И не надо. А тебе что‑то сообщили?
— Да… из Нью–Йорка…
— Кто?
— Я его не знаю. Назвался твоим бывшим другом. Какой‑то Честер… Честер. Фамилию я забыла.
— А моя телеграмма? Разве ты ничего не получила?
— Понимаешь… Верила и не верила… Звонила в Гвадалахару.
— Напрасно.
— Ответила какая‑то женщина.
— Экономка?
— Сказала, что ее зовут Мариэля.
— Ну и что?
— Сказала, что им ничего не известно.
— Что еще?
— Весной была в отпуске в Лос–Андже… Узнала, что кто‑то выпытывал о тебе всякие подробности.
— Когда?
— Перед моим приездом.
— В “Калифорния таймс” тоже?
— Тоже. Ребята послали его подальше.
— Значит, все о’кей, дорогая. Расскажи же о себе.
— У меня пока все более или менее в порядке. Много езжу по стране. Русским овладела прилично. Пишу о них книгу. Согласилась остаться еще на два года. У меня теперь тут много друзей. Задумала телевизионный сериал — о людях, о стране, их характерах, почему они такие, чего добиваются. Хотела бы дать изнутри, но не знаю, как на это посмотрят наши. А вообще, Стив, они тут очень похожи на нас. Очень… Только у них преобладают наши хорошие черты…
— А у нас они разве есть?
— Стив!
— Не надо… Я хотел сказать: разве еще остались?
— Ты совсем не изменился…
— Это хорошо?
— Не знаю… Может быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
