Да, грандиссимохалле…
— Правильно поступил, значит, — отметил Эдмондо Бетанкур, весь напружиненный, словно всем существом ждал чего-то, и внезапно так явно передернуло его, что полковник испуганно потупился, а маршал сунул руку под роскошную рубашку, а потом, сложив пальцы, — в карман и облегченно вскинул глаза, прикинул в уме ценность двух хрустальных шариков. — Отлично. Что на свете лучше дитяти?
— Второе дитя.
Маршалу понравилась находчивость полковника.
— А лучше второго?
— Еще одно дитя!
Маршал улыбнулся, попробовал срезать экзаменуемого:
— А лучше всех детей?
Но полковник был на высоте.
— Ваши пташки, грандиссимохалле.
Маршал оторопел, поразился столь ловкой изворотливости, но быстро сообразил:
— Заранее придумал?
— Что? — прикинулся наивным полковник.
— Ответ.
Строго смотрел маршал.
— Да, гранд…
— Все равно хорошо, — смягчился маршал и сам же удивился своему тону. Прилег на тахту и неприметно от потупившегося полковника вытянул ногу, вытащил руку из тесного кармана и запустил что-то под мундир.
— Полковник!
— Слушаю, грандиссимохалле!
— Я милостив, ты отлично знаешь — милостив. — Глаза у маршала зло сверкали, словно его пробирала сдерживаемая дрожь, но, прежде чем полковника кинуло бы в жар, великий маршал вкрадчиво позвал:
— Поди сюда, Аруфа!
Штора шевельнулась, и показалась кошка с на редкость пушистой длинной шерсткой, прятавшая в мягкие лапы острые когти; она легко вспрыгнула маршалу на колени, разлеглась. Эдмондо Бетанкур со зловещей нежностью скользнул пальцами в пушистую шерсть и, точно передавал ей жуткую, еле сдерживаемую дрожь, легонько пощипывал в шею. Кошка замурлыкала, перевалилась на спину, мягко изгибаясь, — можно было подумать, что это по ее животу носилась ящерица. Маршал уронил на пол четки, полковник сорвался с кресла, нагнулся и подал их не разгибаясь. Эдмондо Бетанкур, задумчиво щекоча кошку, знаком повелел ему сесть и, потянувшись к роскошной маске на столике, надел ее одной рукой.
— Я добр, — неуловимый вкрадчивый голос маршала тонул в громком мурлыканье. — Чрезмерно добр. Думаешь, я не знаю, что ты направо и налево изменяешь Стелле! И с кем!.. Учти, она любима мной больше других племянниц, моя питомица… Но я прощаю, понимаю: измотанному делами, тебе нужно отдохнуть, отвлечься, и поэтому прощаю неверность супруге, тем более что занятому столь ответственной работой необходимо разнообразие — разные нужны женщины, не беда, что таскаешься к разным бабам… Надеюсь, понимаешь. Но вообще в моих ты руках. — И грубо крикнул: — А может быть, нет?!
— Как же нет, так точно, понимаю, гранд…
Маршал оборвал его движением руки, не переставая поглаживать кошку, и швырнул в кресло, в которое не дал сесть полковнику, подушечку — из спинки кресла, коротко щелкнув, выступил острый штык и застыл: где он был скрыт — непонятно. У полковника челюсть отвисла.
— Видишь, мой грандхалле, — ласково сказал из-под маски маршал, — догадываешься, что случилось бы с тобой, если б ты сел туда?.. Но я дорожу тобой за преданность. — Полковник, ошеломленный, не отрывал глаз от штыка, а маршал: — Это пустяк, не воображай, что я открыл тебе значительный секрет, у меня масса других, более опасных. Это пустяк, знал бы ты про другие вещи… хе-е!
Снова ласково пощекотал кошку и выдохнул на нее.
— Ху-у-у, Аруфа… Какие новости в Нижней Каморе?
— Хорошие, маршал, убивают друг друга.
— Не очень поредело население?
— Нет, грандиссимохалле… в меру… Убивают друг друга, зато плодятся здорово, прямо как крысы, грандиссимохалле.
— Это хорошо, — отметил Бетанкур и тихонько сунул руку за пазуху. — Наше могущество, чтоб ты знал, Сезар, и в них тоже.
— Так точно, маршал.
— Как там Риго, наш Ригоберто, все верховодит?
— Так точно, гранд…
— И все такой же опасный?
— Страшно опасный, гран…
— Стоило б убрать его, да кто сумеет заправлять в Нижней Каморе… — задумался маршал. — Совсем отобьются от рук, никакой управы не будет на них, верно, грандхалле?
— Так точно, маршал.
— Послушай-ка, что я тебе скажу… Вели одной из утренних девок родить от Риго. Он устраивает нас по всем статьям, только не в меру отчаянный, отпетый, в Нижней Каморе все головорезы, но этот и перед тобой не отступит, ни свою жизнь, ни чужую ни в грош не ставит, грандхалле, вполне может взять грех на душу, даже на тебя запросто поднимет свою убийственную руку, а если у него появится ребенок, научится и отступать, и уступать, сам знаешь: дитя — это любовь, а любовь — бремя… И страх ему станет ведом — пусть немного, совсем немножечко, в такой степени, в какой устроит нас… Смягчит его младенец нежными ручонками и хлипкой головкой… Полюбит он свое дитя, мой грандхалле, а что на свете лучше дитяти, к тому ж заложником сможем держать малыша у себя, один слюнявый пискун поможет нам немного укротить этого головореза из головорезов. Что на свете лучше дитяти…
— Истина глаголет вашими устами, великий маршал.
— Прекрасно. А игрушку почему скрываешь?
— Пообтесать надо.
— Приведешь такого, какой есть. На той неделе, на день рождения Мерседес.
— Непременно, великий маршал.
— Спасибо за согласие, за обещание, — едко поблагодарил Бетанкур, засовывая палец Аруфе в зубы.
— Как идут дела в Зеленом крае?
— По-прежнему любят свой край.
— Очень?
— Так точно, маршал, до того, что родиной называют, матерью.
— Они и друг к другу не питают, кажется, ненависти… — Маршал призадумался. — Не в меру дружны между собой, а это плохо — ни к чему нам. Разобщить их надо. Силой — неудобно и некрасиво. Вырубим там леса, будто нужда у нас в древесине, а на вымершей земле жить не станут. Вырубим там леса, полковник, и выродятся они, выродятся.
— Так и будет, великий маршал.
— Однако не разом, ты не в меру напорист, наступать будем постепенно, понемногу вырубать, и привыкнут они к этому. Переселенцам нужно создать хорошие условия, и в сертанах подкиньте им немного скота, десяток коров. А в сертанах каково положение?..
— Хорошо, пасут скот.
— В озерных селениях как ведут себя?
— К сожалению, так же — разумно. И землей интересуются, и небесами, пытливые люди, за звездами наблюдают, травы изучают, исследуют…
— Это пустяки. Все такие же тощие?
— Да, маршал… я бы сказал — смелые.
Тут Эдмондо Бетанкур поддал Аруфу коленкой, кошка мягко шлепнулась на пушистый ковер, а маршал снял великолепную маску и глаза в глаза уставился на полковника.
— Знай, полковник: одно у нас средство против них — раскормить, мой грандхалле. Направь к ним лучших поваров, умеющих отменно готовить свинину под острым соусом, и не жалейте специй, солений и приправ из моих складов — остро заправленное мясо вызывает жажду, хочется воды, еще больше — вина, а поскольку каждый старается урвать от жизни
