После недолгого разговора с ним все пришли к выводу, что Дима просто использовал его для достижения собственных целей. Игорь явно обладал не очень устойчивой психикой и легко поддавался внушению, чем псионик и воспользовался. Тем не менее, «люди в темно-синем», которые вообще-то были магами, тоже забрали его с собой, сказав, что во всем разберутся.
Несмотря на бессонную ночь, расходиться никто не спешил. К счастью, за время пребывания в Большом Доме Дима не успел его разгромить, и местный ресторан не пострадал. Там, ранним утром за длинным столом и собралась вся наша честная компания. Правда, мы с Германом, занятые друг другом, чуть опоздали и, придя последними, наткнулись на стоящих рядом с входом Тэйрона с Аней.
— Не знаю, как вас благодарить, — расслышала я негромкие слова ведьмы. — Если бы не вы…
— Забудь, — отмахнулся заклинатель и, хотевший еще что-то сказать, осекся, заметив нас.
Я застыла, изо всех сил стиснув руку Германа, когда заклинатель сделал шаг в нашу сторону.
— Юля… — чуть помедлив, произнес он. — Давай поговорим.
Мне хотелось громко выругаться, наброситься на него с кулаками, послать куда-нибудь подальше, несмотря на близкие родственные связи, но вместо этого я как можно громче согласилась:
— Ну давай… папочка.
Одно короткое слово произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Ко мне снова приковалось всеобщее внимание, и на сей раз изумления в нем было столько, что оно могло наполнить весь Большой Дом.
— Папочка? — переспросил Герман.
— Папочка? — синхронно переспросили все, сидящие за столом.
И только Най, самодовольно улыбнувшись, с удовлетворением кивнул:
— Догадалась, наконец!
Наш уход получился не менее эффектным. То ли по привычке, то ли из-за повышенной нервозности, заклинатель создал свой светящийся тоннель, пройдя по которому, мы оказались в кабинете Кирилла.
«Будто пешком не могли дойти!» — мысленно фыркнула я, но вслух ничего не сказала, потому что разговаривать с папой не хотела в принципе. А на разговор согласилась только из желания поставить его в неловкое положение, афишировав наше родство.
— Будьте добры объяснить, что все это значит? — вместо меня начал Герман, присев на краешек стола и сложив руки на груди. — Вы действительно отец Юли?
Его сложенные на груди руки я отметила особо. Наверное, не у одной меня зачесались кулаки.
Заклинатель откинул злосчастный капюшон, и у меня снова заныло сердце. Какая-то крошечная и очень наивная часть меня все еще надеялась, что произошло недоразумение, и я ошиблась. Но теперь никаких сомнений не осталось — под извечным черным плащом действительно скрывался мой отец.
— Не уверен, что сумею правильно объяснить, и вы двое меня поймете, — с неприсущей ему неуверенностью начал заклинатель.
— Вот и не пытайся! — не выдержала я, а вслед за этим все сдерживающие эмоции барьеры рухнули, и меня прорвало: — Да как ты вообще мог? Как мог так поступить?! Ладно тогда, четырнадцать лет назад, хотя причины мне непонятны. Но сейчас! Ты ведь знал, что я люблю этот Дом, люблю все, что с ним связано! Понимал, что я люблю Германа! — признание вырвалось легко, и я, пребывая на эмоциях, даже его не заметила. — Ты едва не разрушил мою жизнь! Весь последний месяц смотрел на то, как я мучаюсь, знал, что это происходит по твоей вине и ничего не делал! Да ты… ты… разве родители так поступают?!
После каждого моего восклицания плечи Тэйрона — вернее, Анатолия Мартынова, опускались все ниже. Он как будто уменьшался в размерах, выражение его лица становилось все более скорбным и, не захлестни меня чувства, я бы отметила, что таким не видела его еще никогда.
Высказавшись, я еще некоторое время ловила ртом воздух, а потом с размаху опустилась в кресло и, повторяя жест Германа, сложила руки на груди.
Повисло гнетущее молчание.
Но отец всегда отличался умением быстро брать себя в руки и справляться с любыми трудностями, не изменил ему и теперь. Резко распрямившись, он обвел нас с Германом уже решительным, источающим уверенность взглядом, и произнес:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да, я неоднократно влиял на вашу память и не стану это оправдывать. За свою жизнь я, как и многие, совершил массу ошибок, о которых жалею. Все началось в твой первый день рождения, — он остановил взгляд на мне. — Твоя мать никогда не догадывалась о моей второй жизни и не подозревала, какая опасность угрожает нашему ребенку. Духи боятся заклинателей, многие нас ненавидят. Наш дар переходит от отца к первенцу, который обычно рождается мальчиком. Но у меня, вопреки ожиданиям, родилась дочь, чей своевольный характер проявил себя уже в этом. Я подумал, что раз так, то мои способности тебе не передадутся, и это стало моей первой ошибкой. Духи почувствовали тебя уже в первый день жизни и попытались убить.
— Духи? — несмотря на твердую решимость больше с ним не разговаривать, невольно переспросила я. — Хотели меня убить?
— Далеко не все из них так безобидны, как тебе кажется, — произнес папа. — Заклинатели — это маги, способные не только их уничтожать, но и лишать воли. От ребенка избавиться всегда легче, чем от взрослого, поэтому они и предприняли попытку в первый же день твоей жизни. К счастью, я успел вовремя. Следующие нападения повторялись на протяжении четырех лет. Я не мог находиться рядом с тобой постоянно, и постоянная защита, которую я поддерживал, отнимала у меня слишком много сил. Тогда я решил эту проблему по-другому. Ты уже тогда видела духов: и мелких, случайно проходящих мимо, и тех, что желали твоей смерти. Ты была ребенком, поэтому не понимала всей опасности и воспринимала их присутствие относительно легко. Я запечатал все воспоминания о них вместе с силой, которая начала проявляться в тебе уже тогда.
Он немного помолчал и продолжил:
— А потом, спустя пару лет ты потерялась в городе. Я тогда подумал, что случилось самое страшное, и мне не удалось тебя уберечь. Но ты отыскалась, а затем целый вечер рассказывала нам с мамой о светящейся бабочке и своем новом друге. Этого друга, — его взгляд переместился на Германа, — Я заметил все тем же вечером, стоящим у нашего дома. Мне уже было известно о нападении безликих, и я сразу понял, кто он такой. Мне пришло в голову, что однажды он может увидеть тебя, Юля, узнать, что ты моя дочь, и так или иначе втянуть в мир духов. После пережитой трагедии Герман был морально слаб, и я использовал это, чтобы стереть его воспоминание о вашей встрече. Но парня мне было искренне жаль, и я решил ему помочь, взявшись его обучать.
— Ну, спасибо, — криво усмехнувшись, перебил Герман.
— Пожалуйста, — ровно отозвался заклинатель и вновь посмотрел на меня. — Я всю жизнь старался оберегать тебя, поэтому и настаивал, чтобы ты продолжала жить в поселке. Наш дом огорожен столькими защитами, сколько вообще можно одновременно поставить на одно место. Когда ты уехала в город, первое время я за тобой наблюдал, но потом и сам был вынужден ненадолго отъехать. Я думал, что ты, не найдя работу, вернешься в поселок, но, вернувшись, обнаружил, что ты устроилась работать в Большой Дом, — он усмехнулся и покачал головой. — Это стало для меня потрясением. Произошло самое страшное из того, что я только мог вообразить. Я был готов сделать все, только бы ты отказалась от этой работы. Но тебе здесь нравилось, и ты, к моему неудовольствию, ближе познакомилась с Германом и стала все больше подвергать себя опасности. Словом… когда похитили Сашку, я понял, что так больше продолжаться не может. И поступил точно так, как четырнадцать лет назад. Правда, на этот раз я имел дело с двумя взрослыми людьми, и запечатать ваши воспоминания, да к тому же чувства, оказалось гораздо сложнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Говоря о чувствах, папа поморщился и скосил глаза на Германа.
— Герман оказался талантливым безликоборцем и талантливым учеником, так что быстро сумел разрушить поставленные печати. Должен признать, когда он пришел ко мне на разговор, я уже и сам жалел о сделанном, поскольку видел, какие страдания тебе этим причинил.
