— Но Кирилл так просто не сдался, — перебив «бро», важно произнес синий чуд. — Весь последний месяц они вместе с господином заклинателем, безликоборцем и госпожой управляющей разрабатывали план возвращения Большого Дома.
Услышав о «господине заклинателе», я снова едва сумела подавить вскипевшее внутри негодование. Да что там — гораздо больше, чем просто негодование.
— И каким образом они собрались его возвращать? — спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Фиолетовый шмыгнул носом и пробасил:
— Котик же там остался. А у него, оказывается, откуда-то редкий магический шар есть. Кирилл об этом еще давно узнал и успел вычислить, на кого этот шар настроен. Вот так-то он на мадам Стью и вышел, и теперь мы знаем, что происходит в Большом Доме. А еще Котик там всеми духами-помощниками командует, он же умный. Вот они переворот и готовят. Уже этой ночью на него пойдут.
— Этой ночью? — эхом повторила я и, включив телефон, взглянула на часы.
Немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом не терпящим возражений тоном заявила:
— Значит так, свои слова я забираю. Вы уйдете отсюда раньше утра, но сперва скажете мне, где сейчас Кирилл, Герман и все прочие!
Заклинателя я не упомянула намерено.
Наверное, провидение решило сжалиться надо мной после месяца издевательств, поэтому сегодня мне улыбалась удача. Я почему-то ожидала услышать от подкроватных монстров отказ, но вместо этого получила точные координаты так называемой «штаб-квартиры», где сейчас собиралась наша компания. Точнее, уже не совсем «наша».
Собираться мне не требовалось, и я была готова отправиться по нужному адресу прямо сейчас, вот только существовало одно весомое «но». Ближайшая электричка до города отходила только ранним утром.
— Уи-уи! — неожиданно запищал цыпленок и, запрыгав на месте, указал куда-то в сторону окна.
Проследив за его жестом, я нахмурилась, не понимая, что он там увидел.
— Уи-уи! — взволнованно повторил цыпленок, на этот раз абсолютно точно указывая на окно.
Поднявшись на ноги, я подошла к нему и посмотрела на улицу. Свет в моей комнате по-прежнему не горел, так что мне было прекрасно видно, что творится на дворе.
И все же его я заметила не сразу.
Он стоял у нашего старого сарайчика и смотрел прямо на меня.
Обладатель голубых глаз. Тот, кто с самого начала казался мне таким знакомым. Тот, воспоминая о ком когда-то были у меня отняты, как недавно — о духах и Большом Доме.
Я стояла, не шелохнувшись и положив ладони на холодное стекло. Как когда-то, будучи маленькой девочкой, которой казалось, что кто-то стоит во дворе и внимательно смотрит в ее окошко. Стоит рядом с тем местом, куда она закопала свой «секретик»…
В голове вновь пульсировала жгучая боль, но я не обращала на нее внимания и не сводила глаз с Германа.
В какой-то момент перестала видеть даже его, и перед глазами, совсем как несколько часов назад, всплывали вереницы образов.
Сияющая бабочка, за которой я побежала и заблудилась в городе. Толпа равнодушных прохожих, невероятный страх, что меня никогда не найдут, и я останусь совсем одна.
«Заблудилась?», — словно наяву звучал знакомый голос. — «Где твои родители, малышка?»
Во рту появился вкус купленного новым другом пончика, а в руках — призрачный шарик в виде Микки Мауса, который сейчас, сдувшийся, покоился где-то под землей.
Казалось, это было больше, чем моя психика могла вынести за последний день. Больше, чем она могла вынести вообще. Бесконечные вопросы кружили в голове как стая воронья, а наряду с ними такая же стая чувств терзала мое сердце.
Не знаю, сколько я простояла, прежде чем сорвалась с места и, даже не надев обувь, не говоря о верхней одежде, выбежала во двор. В этот момент я уже не думала о том, почему Герман не приходил последний месяц, что он чувствует по отношению ко мне. Не ощущала холода снега, по которому босиком бежала ему навстречу, не замечала нового потока слез, которые непрерывно струились из глаз.
Примерно в тот момент, когда я выбежала на крыльцо, Герман тоже устремился мне навстречу, но я едва ли отдавала себе в этом отчет. Все, чего хотела, это обнять его изо всех сил, до хруста костей, будто желая вобрать в себя и навсегда сделать своей частью. Впервые в жизни я испытывала такие сильные, не поддающиеся контролю чувства, впервые в жизни плевала на все: гордость, стеснение… все это было таким неважным в сравнении с тем стремлением, на крыльях которого моя душа буквально летела вперед.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Юлька… — в какой-то момент выдохнули мне в волосы, стискивая объятья так же сильно, как я.
Я захлебывалась в свалившихся на меня цунами, не могла ни говорить, ни слушать, только сжимать руки все крепче, держать его мертвой хваткой и растворяться в таком родном, таком счастливом, исходящем от него тепле…
— Ты помнишь? — не размыкая объятий, лихорадочно спросила я. — Помнишь меня? Помнишь?
— Помню, я все тебе объясню… Юля! — тон Германа резко изменился. — Безликие тебя сожри, ты почему вышла на улицу в таком виде?!
Как оказалась у него на руках, я так и не поняла. Зато прекрасно поняла, что меня сейчас отнесут в дом, а это было совсем не то, чего я хотела. Мне было жизненно необходимо прояснить все здесь, сейчас, немедленно!
— Подожди, я не о том! — более или менее придя в себя, возразила я. — Я не о том, помнишь ли ты меня сейчас! А о нашей встрече четырнадцать лет назад…
Герман резко остановился и непонимающе на меня посмотрел. Этот взгляд говорил лучше всяких слов.
— Давай мы войдем в дом, и спокойно все обсудим, — отмерев, спустя короткую паузу произнес он. — Время еще есть.
Я не стала уточнять, время до чего — и так было понятно, что до осуществления плана по возвращению Большого Дома. И все же, как только оказалась в прихожей и была поставлена на ноги, быстро накинула пуховик, сунула ноги в ботинки и потащила Германа обратно на улицу.
— Юля, у тебя гости? — раздался мне в спину голос мамы, но я ее проигнорировала.
— Юля, я…
— Ты рассказывал, что четырнадцать лет назад у тебя погибла семья, — перебила я, остановившись на том самом месте, где был закопан мой «секретик». — В тот же день, точнее ночь, ты встретил заклинателя духов, а перед этим бесцельно шатался по городу и даже, незаметно для себя, оказался в каком-то незнакомом поселке, так?
Герман напрягся — тема по-прежнему была для него болезненна, — но все же утвердительно кивнул.
— Ты стоял, глядя в окошко незнакомого дома… точнее, тебе казалось, что незнакомого.
Я набрала побольше воздуха и, глядя ему в глаза, на одном дыхании выпалила:
— Это было мое окошко, Герман. Нас обоих заставили забыть.
Еще несколько мгновений его лицо выражало озадаченность, а потом оно стало отстраненным, словно он мысленно перенесся куда-то далеко. Я опять потеряла счет времени и не была уверена, сколько минут мы вот так простояли: я, глядя на него, он — глядя вглубь пространства. В какой-то момент его взгляд стал осмысленным, и мне довелось увидеть в нем отражение тех же чувств, во власти которых только что находилась я сама.
Конечно, привыкший сдерживать свои порывы Герман не позволил проявиться им так же бурно, но один только взгляд выдавал его с головой. Голубые глаза расширились, губы чуть приоткрылись, и в целом на лице безликоборца читалось такое потрясение, что оно передалось и мне, захватив во второй раз.
Одним высшим силам известно, что мы оба испытывали в этот момент. Я не знала наверняка, какие именно подробности, кроме нашей прогулки по городу, вспомнил Герман, но прекрасно понимала, что сейчас творилось у него на душе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И теперь друг перед другом стояли уже не те мы, какими стали сейчас, а те, что существовали четырнадцать лет назад: смешная девочка шести лет и шестнадцатилетний парень, подаривший ей воздушный шарик. Шелестя страницами, книга наших некогда пересекшихся жизней возвращалась к началу, к той самой первой встрече, что была стерта из нашей памяти.
