Волосы развевал ветер, ноги ныли, любимые кеды покрывались пылью, на глазах ветшали и рвались.
Вдруг на его пути возник Олежка. Он стоял возле обезглавленного памятника Портновой.
— Юлка там, в театле! — воскликнул он и указал пальцем на полуразрушенное здание.
Из разбитых окон на улицу лилась музыка. Юра действительно был там. Румяный, растрёпанный, сосредоточенный, он склонился над сломанной клавиатурой разбитого пианино. Пионерский галстук съехал набок, белая рубашка посерела, джинсы — заляпаны грязью.
Где же он был? Похоже, бродил по лесу.
— Никогда больше так не делай, — услышал Володя собственный дрожащий голос.
— Чего именно не делать? — сердито ответил Юра.
— Не пропадай, — сказал Володя.
«Не теряйся, — продолжил мысленно, — не убегай от меня, не отворачивайся, не отталкивай».
— Зачем ты приехал? — спросил Юра другим, взрослым голосом.
Вдруг он весь изменился: лицо стало худым и усталым, волосы потускнели, пропал пионерский галстук. Юра вмиг постарел, но показался Володе ещё красивее, чем раньше.
— Я хочу быть с тобой, — сказал Володя. — А ты? Будешь моим особенным другом?
Юра молчал, а Володя сел рядом за пианино, наклонился к его лицу. Он не знал, что Юра ответит и ответит ли вообще. Может быть, отвернётся или оттолкнёт, а может, опять убежит. Но одно он знал точно: сейчас он всё делает правильно!
Вдруг мир окутало белой пеленой. Свет становился ярче и ярче, он пожирал всё вокруг: сначала кинозал, затем — пианино, а после — и Юру. И Володя проснулся, так и не узнав, прав он оказался или нет.
Сердце колотилось так, будто он на самом деле только что бежал. Стоило открыть глаза и понять, что всё это Володе просто приснилось, как тут же захотелось вернуться обратно в кинозал, в «Ласточку». Увидеть, что было дальше, хотя он и так знал, чем закончился тот разговор.
Сон пробудил воспоминания об их первом поцелуе и событиях до него. Щитовая в зарослях сирени, Юрин неумелый и оттого ещё более трогательный поцелуй. Володин страх, Володин ответ. Как он бегал по лагерю ночью, пытаясь догнать Юру, и нашёл его спящим в отряде. Каким невероятно подавленным был Юра утром, ходил, не поднимая глаз, боясь встретиться с Володей взглядами. Их разговор у столовой. Теперь, вспоминая тот момент, когда Юра его поцеловал, Володя понимал, как ранил его, оттолкнув. А у столовой говорил с Юрой так, будто пытался добить. Тогда Володя думал, что всё можно исправить, и он оказался прав.
Но сейчас такой уверенности не было, и её отсутствие удручало. Ещё удручало отсутствие в этом утре магии, что была вчера.
Спустившись вниз, Володя застал Юру на кухне и уловил какое-то странное изменение в его настроении. Он выглядел хмурым, вчерашняя подавленность сменилась чем-то другим, но, чем именно, Володя никак не мог понять.
Невидяще уставившись в столешницу, Юра молча пил кофе и думал о чём-то своём. Володю это насторожило.
— Завтракал? — аккуратно поинтересовался он, забирая у Юры пустую чашку.
— Нет ещё, — буркнул Юра, не поднимая на него взгляда.
— Давай приготовлю что-нибудь? Чем ты любишь завтракать? — предложил Володя, пытаясь вызвать хоть какой-то интерес, пусть даже к еде.
Но Юра равнодушно передёрнул плечами.
— Да чем придётся. — Он снова застыл, глядя в одну точку, а через полминуты неожиданно подал голос: — Как, на твой взгляд, звучит Дахау?
— Как звучит? — не понял Володя.
— Ну… представь, что ты должен показать это место слепому иностранцу. Глазами он не видит, язык ты не знаешь и показать можешь только музыкой. Так какой она должна быть?
— Не знаю… — протянул Володя, в душе радуясь, что Юрино настроение явно связано не с ним. — Это к тебе вопрос. Может быть, марш? В смысле, топот множества ног.
— Да, да, наверное, — живо закивал Юра. — И тишина.
— А как сыграть тишину?
— Самое простое — эхом, но это пошло, нужно придумать нечто другое. — Юра наконец посмотрел на него. Володя обрадовался, увидев в его глазах искру интереса. — Слушай, я минут пятнадцать поработаю, а потом что-нибудь приготовим.
Володя кивнул и принялся мыть чашки, а Юра скрылся в кабинете. И тут же по дому разлились звуки фортепианной музыки — короткие переборы клавиш. Володя выключил воду, чтобы слышать лучше — кусочек какой-то незнакомой грустной мелодии повторился снова, а потом ещё раз.
«Вдохновение настигло», — улыбнулся он.
Но через пятнадцать минут Юра не вышел. Володя не любил быть бесполезным, поэтому сам разобрался, где взять посуду, и приготовил простенький завтрак: салат и бутерброды с колбасой. Юра не вышел и через сорок минут, когда Володя уже накрыл на стол и сварил им ещё по чашке кофе.
Рискнув всё же войти в кабинет, он застал Юру за пианино. Но он не играл, а уложив нотный лист на колени, жутко сутулясь, чёркал в нём карандашом.
— Юр, — негромко позвал Володя.
Тот резко встрепенулся и, выпрямившись на стуле, уставился на Володю так, будто впервые увидел и вообще не понял, как тот оказался на пороге его кабинета. Помотал головой и пришёл в себя:
— А… Да, я сейчас, — рассеянно пробормотал он, что-то ещё черкнул на листке, покусал карандаш, сделал пометку на полях.
Володя не смог сдержать улыбки — настолько Юра был милым и забавным. Всклокоченный, до сих пор в пижаме, с полубезумным взглядом — истинный творец!
— Так, я всё. — Юра наконец поднялся.
— Я завтрак сварганил, — Володя кивнул в сторону кухни. — Подумал, ты не будешь против.
Юра неуверенно покосился на пианино, на лист, который бросил поверх открытой клавиатуры, посмотрел на чашку кофе в руках Володи. Принюхался и заявил:
— Да какое «против»? Я только за!
Они почти доели, когда Володя всё же поинтересовался:
— Над чем ты сейчас работал? Заказ? Я думал, ты на каникулах.
Юра проглотил последний кусок бутерброда и помотал головой:
— Нет. Заказы я сдал… — он задумчиво оглядел кухню. — А это для себя. Но пока я сам не знаю, что именно.
Потянувшись за кофе, Юра мимоходом взглянул на
