Володя понял, что именно Юра узнал. Он запомнил карту почти наизусть, поэтому без лишних вопросов направился в нужную сторону.
Вышли на площадь Аппельплац — как выяснилось, служившую для ежедневных построений и казней. Юра лишь мельком взглянул на впечатляющий памятник. Двинулись дальше. Пошли по широкой аллее, обрамлённой рядом симметрично высаженных деревьев, настолько высоких, что не оставалось сомнений — они помнили времена, когда этот лагерь действовал. То, что поначалу показалось Володе бессмысленно пустым пространством, таковым раньше не было — здесь стояли бараки, в которых жили узники. Теперь от них остались засыпанные щебнем фундаменты. На земле возле двух бараков посетители оставили цветы.
Было холодно. Юра ёжился, смотрел перед собой и продолжал молчать. На Володю давила эта леденящая тишина, он не хотел донимать Юру, но всё же предложил:
— Если захочешь поговорить…
— Не о чем говорить, — перебил его Юра.
— Ладно, но… как ты?
— Мне как-то… — Юра задумался. — Пусто. Но я удовлетворён. Не знаю, как объяснить.
Володя корил себя за то, что часом ранее отказался от своей же идеи пойти в архив вместе с Юрой. Казалось, что будет ему там только мешать. Но теперь, видя Юрино состояние, Володя думал, что, пусть и мешал, но, вдруг, смог бы помочь своим присутствием, поддержал?
Они вышли на ведущую к крематориям дорожку, перешли по мостику ров, который когда-то окружал весь лагерь, и вдруг Юра остановился. Кивком указал на валун с высеченными на нём надписями. Первое слово Володя понял и так — Krematorium, а строчку ниже перевёл Юра:
— «Подумайте, как мы здесь умирали».
Стоило сделать пару шагов, как Володя увидел два приземистых здания, из крыш которых торчали широкие трубы. Они зашли в здание побольше. Через железную дверь, подписанную «Brausebad», вошли в газовую камеру. Володя быстро осмотрелся — обычная на вид маленькая комнатка с глубоким полом и низким потолком с проделанными в нём дырками для леек, из которых никогда не лилась вода. Комната и не должна была выглядеть устрашающей, для узников это была всего лишь Brausebad — душевая. Юра не стал там останавливаться и прошёл в следующую — к печам крематория.
Крематорий был пуст: ни вещей, ни посетителей, лишь три печи и Юра перед ними. Володя встал рядом с ним, посмотрел на его безэмоциональный профиль. Вдруг Юра скривился, будто от спазма. И всё — больше никаких эмоций или слов. Володя оглянулся и, убедившись, что вокруг никого, стиснул пальцами Юрино плечо, затем крепко обнял обеими руками. Юра склонил голову, коснувшись волосами его щеки. Володя чувствовал, что говорить ничего не нужно, нужно просто быть рядом. И он был.
Когда на пороге газовой камеры послышались голоса людей, они вышли из крематория и направились через всю территорию к выходу.
— Володь, нам бы поесть перед дорогой, — вдруг подал голос Юра. — Кажется, здесь было кафе. Правда, там наверняка одни чипсы с колой. Можно в городе поискать что-нибудь приличное, но я не хочу тратить на это время.
— Ничего страшного, идём в кафе.
Обрадованный тем, что Юра наконец вышел из оцепенения и заговорил, Володя был согласен есть что угодно, хоть чипсы.
В кафе было полно народу — Володя едва нашёл свободный столик. Юра ел быстро и молча, без аппетита. Заталкивал в себя еду и, толком не прожевав, глотал. Уставившись взглядом в тарелку, он лишь изредка поднимал голову, реагируя скорее на раздражители, чем интересуясь происходящим вокруг. А вокруг гомонил народ — студенты и туристы громко разговаривали, смеялись. Володя недоумевал — он считал, что каждый должен сидеть в скорбном молчании, хотя его это молчание тяготило.
— Давай обратно поведу я, — предложил он.
Юра нахмурился:
— Уверен? Ты же по автобану не ездил никогда.
— Сомневаешься в моих навыках? — Володя улыбнулся. Сперва вяло, но, увидев ответную улыбку Юры, во все тридцать два зуба.
— Ну хорошо. Я утомился, поспать бы как раз… — мягко ответил Юра.
— Только вывези нас из города.
Сошлись на том, что до автобана поведёт Юра, а там, на заправке, они поменяются. Чтобы попасть на трассу, пришлось проехать по городу Дахау. Солнце давно село, на улицы опустилась тьма, повсюду зажглись гирлянды. Володя любовался — до чего же красивые места, именно такими ему представлялись деревни в «Асе» Тургенева и «Вихре призвания» Гауптмана. Как странно было осознавать, что всего в нескольких километрах от этого идиллического места когда-то действовал концлагерь, а местным жителям говорили, что это вовсе не лагерь, а конфетная фабрика.
На заправке Володя сел за руль, а Юра уютно устроился на пассажирском сиденье. Он накрылся пальто как одеялом, хотя в машине стало очень тепло, даже жарко.
Володя выехал на автобан, и Юрин скучный городской седан неожиданно легко выдал сто пятьдесят километров в час. Володя аж взбодрился: наконец сможет по-настоящему погонять.
«Вот бы ещё ехать не на этой табуретке, а на нормальной машине», — подумал он, вспоминая, на что способен его кроссовер. Но не успел войти во вкус, как Юра его осадил:
— Давай-ка помедленнее. Всё-таки ценный груз везёшь.
— Всё под контролем, — уверенно заявил Володя.
Юра хмыкнул и принялся инструктировать:
— Держи не больше ста тридцати, на левую полосу выезжай только для опережения, потом сразу возвращайся — я знаю, что на Украине на это правило все плюют, но здесь это важно. Если машина впереди замигает аварийкой, это значит, что водитель начинает тормозить. Тогда тоже включи аварийку, чтобы сзади поняли, что поток замедляется, и начинай очень плавно снижать скорость.
Володя заверил, что всё запомнил, и перестроился в правый ряд, а Юра закрыл глаза.
Дорога обратно показалась долгой, но приятной. Юра сначала дремал, иногда открывал один глаз и комментировал что-нибудь, а вскоре действительно уснул. Володя поборол желание погонять и ехал очень осторожно, ведь груз, что он вёз, был действительно ценным. Умудрившись за пять часов не устать, он не остановился ни размяться, ни в туалет. Слушал рождественские песни по радио, думал обо всём и ни о чём, ехал и ехал по указателям. На душе стало спокойно и мирно, а волновало только одно — как бы не пропустить нужный съезд.
