с помощью лотка на рабочем столе в мужском кабинете. В виде любимой тарелки для мальчика младшего возраста военная тематика витала в столовой или детской комнате. Наконец, настольный памятный предмет в виде переделанного аксессуара курильщика позволял много раз на дню демонстрировать презрение к акту национального позора, место которому среди табачного пепла и сигаретных окурков.
ГЛАВА 3. АРТЕФАКТЫ ПОГИБШИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Миф – это обосновывающая история, история, которая рассказывается, чтобы объяснить настоящее из его происхождения.
Ян Ассман[417]
Карнавальные ордена, траурные брошки и другие странности
Передо мной лежит довольно крупный, высотой 8,5 сантиметра, оловянный с позолотой значок. Элегантная дама с цветами в волосах, в длинном вечернем платье, с лимонно-золотистыми крылышками из жесткой ткани за спиной, со сложенным пышным веером в правой руке и полумаской в левой, стоит на шаре. На верхней полусфере шара написано: «Немецкий театр». На нижней, с замочной скважиной посредине – «Карн[авал] 1903».
Этот значок я приобрел в ноябре 2018 года на мюнхенском блошином рынке довеском к табакерке с карикатурой на подавление революции 1848–1849 годов в Германии. Он приглянулся мне характерной для югендстиля изысканностью, хотя, как мне казалось, я за него переплатил. Неделю спустя я по случайному стечению обстоятельств наткнулся на том же рынке, на стенде незнакомого торговца значками, на еще более полудюжины подобных знаков с указанием на мюнхенский Немецкий театр, датированных годами между 1900 и 1911, с самыми замысловатыми сюжетами, очень причудливых конструкций (см. ил. 52, вкладка). На этот раз, купив значки оптом, я совершил, видимо, одну из самых выгодных своих покупок на блошином рынке. Вся коллекция обошлась мне от трети до половины цены одного такого значка на завершенных интернет-аукционах.
Вот они, эти «красавцы»: костюмированные пары и отдельные дамы в невероятных шляпах с перьями и цветами, клоуны, муж-рогач в цилиндре, Красная Шапочка, амур с колчаном стрел. У некоторых значков, круглых, восьмигранных, в форме сердца – (иногда утраченная) подвеска в форме полумаски, планка с атласной лентой или подбивка из пушистой ткани. Целый мир развлечений и веселья более чем столетней давности. Эти нагрудные знаки служили одновременно пропуском, украшением, знаком отличия, наградой и шуткой. И назывались они словосочетанием, привычным в немецкоязычном пространстве, но странным для русского уха, – «карнавальные ордена».
* * *
Традиция их ношения младше, чем сами карнавалы, которые с XIV – XV веков известны в Германии и имеют собственные особенности, включая разные названия, в отдельных городах и землях. Немецкий карнавал является аналогом русской Масленицы с тем же подтекстом – проводами зимы – и проходит в течение недели, обычно в феврале, накануне предваряющего Пасху сорокадневного католического Великого поста. Это – время безудержного веселья, проказ, обильного потакания желудку и неумеренных возлияний. Это – контрастная программа к упорядоченным и умеренным будням и – в прежние времена – аскетизму воздержания во время долгого поста. Недаром время карнавала иногда именуется «пятым временем года»[418].
Карнавальные ордена появились в Германии значительно позже карнавалов – в 1820-х годах в Рейнской области, в Кельне, в качестве ироничной реакции на помпезную систему воинских наград и знаков отличия в Пруссии, в одном из столпов Священного союза монархов – победителей Наполеона, ощущавших себя строителями и охранителями «умиротворенной» Европы. Из первоначального инструмента насмешки политического свойства карнавальные ордена постепенно превратились в собственную противоположность – в награду за активное личное или коллективное, финансовое или организационное участие в карнавальном движении.
Существует разветвленная система карнавальных орденов. Наряду с сезонными, на данный год для данного региона или населенного пункта, существовали и существуют ежегодно обновляемые членские ордена, а также ордена за заслуги. Поскольку в неожиданно свалившемся мне на голову наборе карнавальных орденов есть по несколько разных за один и тот же год, можно предположить, что я стал обладателем членских знаков или значков, посвященных отдельным карнавальным мероприятиям, проводившимся в Немецком театре Мюнхена в том же году.
Производство карнавальных орденов со временем превратилось в полноценную индустрию, в которой не гнушались участвовать знаменитые производители королевских и папских орденов и медалей. В Мюнхене в начале ХX века их изготавливали фабрика корпоративных знаков Густава Дешлера, владельцы которой в XIX – ХX веках прославились изготовлением государственных наград[419], и специальная фабрика художественного производства клубных значков Георга Линднера и Ганса Виттмана.
* * *
Праздничные события, сопровождающие подготовку к карнавалам, по традиции начинаются в начале года и растягиваются на январь – февраль. Главным центром карнавальных торжеств, именуемых в Баварии фашингом, в Мюнхене на протяжении вот уже столетия с четвертью является Немецкий театр. Созданный в 1896 году, его, в отличие от открытого тринадцатью годами ранее Немецкого театра в Берлине, изначально задумывали как гастрольный театр без собственной труппы и предназначали для мюзиклов и прочих зрелищных, развлекательных программ. Дела вскоре обанкротившегося театра пошли в гору после того, как он перешел к известной мюнхенской пивоварне «Шпатен», которая возродила театр с помощью сочетания легкой развлекательной программы с гастрономическими удовольствиями. Мюнхенский Немецкий театр с большим залом первоначально почти на 1700 посадочных мест (ныне – на 1500) был и остается самым вместительным после Баварской государственной оперы[420]. С первого года существования и по сей день театр является центром проведения танцевальных балов и маскарадов. Для них большой зал на январь – февраль освобождается от театральных кресел, а сцена превращается в VIP-ложу.
Итак, предметы с блошиных рынков могут рассказать о праздниках прошлого. Карнавальные ордена, сделанные тщательно и с большой фантазией, по качеству исполнения порой приближаются к ценному объекту медальерики или к ювелирному изделию и являются отблеском размаха и роскоши мюнхенских карнавалов-фашингов. Однако они являются отражением мира, который продолжает существовать. Это отличает карнавальные ордена от многих других предметов на блошиных рынках, практика употребления которых настолько устарела, что эти вещи воспринимаются как артефакты погибших или инопланетных цивилизаций. Нередко мы с Наташей вынуждены спрашивать продавца о назначении того или иного предмета с его прилавка, поскольку нашей фантазии не хватает на расшифровку его функций. И случается, что продавец полушутливо отвечает, что был бы готов отдать нам вещь задаром, если бы мы смогли объяснить ему, что же такое он выставил на продажу.
* * *
С «инопланетными» предметами такого рода я столкнулся однажды почти мистическим образом. 17 февраля 2018 года я остановился перед прилавком Бенно, которого мы с Наташей между собой прозвали «серебряных дел мастером» за ассортимент его товаров. В тот день он выложил на прилавок новый набор вещей – целую коллекцию серебряных украшений рубежа XIX – ХX веков. Я с ходу стал откладывать для покупки наиболее интересные вещицы, в том числе элегантные, но несколько странные брошки черного цвета (см. ил. 53, вкладка). Все они были небольшого размера, с изящными, словно кружевными, сквозными отверстиями по бокам, украшены мелким, так называемым барочным жемчугом или черным гагатом[421] в центре и крошечной жемчужной или серебряной подвеской внизу. Самым необычным был их цвет: за исключением одной, украшенной черненым узором, все они были сплошь черными, как смоль.
Бенно, увидев, с каким запалом я откладываю вещи для покупки, предупредил меня, что украшения недешевы. Мой энтузиазм несколько поубавился, но не тогда, когда были озвучены цены – они меня вполне устраивали. Нет, я несколько растерялся, когда узнал, что черные брошки – знаки траура. По английской традиции их носили в связи со смертью близких людей. В результате я отложил покупку черных брошек на неделю, решив посоветоваться с Наташей. Она тоже несколько засомневалась в целесообразности такой покупки, но охотничий азарт в конце концов взял верх над нашими осторожными сомнениями. Было ясно, что если за семь лет активности «следопытов» на европейских толкучках такие вещицы нам не попадались, то, видимо, следующей находки такого рода придется ждать годы.
Неделей позже я приобрел у Бенно траурные брошки. А через десять дней не стало Манни. Наташино иррациональное опасение, что, приобретая знаки скорби, мы, возможно, приближаем беду, оправдалось.
* * *
А еще через несколько месяцев, читая литературу о блошиных рынках, я нашел в книге Бинни Киршенбаум следующее размышление:
Обломки и кусочки обычной