автобиографично. Здесь он запечатлел себя после ранения в колено 6 апреля 1942 года. Кроме того, Клеменс вырезал из дерева целый рождественский вертеп – Святое семейство в яслях с животными и пастухами. И среди всех этих новозаветных персонажей Клеменс, к недоумению детей, помещал к Рождеству, в самую холодную пору, и раненого солдата вермахта в русских санях. Скорее всего, ветеран Второй мировой войны таким образом ежегодно благодарил младенца Иисуса – символ надежды и исцеления – за спасение от верной смерти на востоке.
Воин в зимнем обмундировании, правящий лошадью, стоя в розвальнях, – работа, которая по уровню художественности сильно уступала автобиографической. Но она потребовала от автора значительно больше терпения, скрупулезности, времени и труда. В отличие от акварелей военных лет, на которых мы видим человеческие фигуры на фоне военного зарева или слепящего солнца, но не можем различить ни одного лица, ветеран войны тщательно проработал лицо возницы. У него нет портретного сходства с автором. Может быть, Клеменс портретировал Ладохлю или кого-то из сослуживцев, не вернувшихся с Восточного фронта?
Во всяком случае, не приходится сомневаться, что работа по созданию модели лошади, запряженной в дровни и управляемой немецким возницей, имела для Клеменса большое значение. Он вложил в нее много сил и времени. Но, закончив, убрал на шкаф в детской комнате – наверное, чтобы дети не разорили и посторонние не увидели. Папка с акварелями также была детям недоступна и всегда находилась под замком. Бывший офицер вермахта сохранял свое прошлое для себя: другим, полагал он, оно не интересно и не нужно. Может быть, он был прав.
Во всяком случае, его модель возчика с Восточного фронта оказалась на блошином рынке, среди вещей, от которых владельцы избавляются. Но там она, по счастливому совпадению, нашла заинтересованного покупателя. Интересно, что бы сказал господин Клеменс, если бы узнал, что его работа попадет в руки «русского» и отправится в страну, которая долгие годы неотступно преследовала его память? В страну, которую он навсегда запомнил «в холоде и необозримых снежных равнинах под ледяным небом». Его сын, во всяком случае, считает, что теперь отец был бы доволен и благодарен.
ГЛАВА 2. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ НА БАРАХОЛКЕ
Каждый большой кризис, переворот, конец эпохи отражается на базарах, которые выставляют на продажу обломки погибшего мира.
Карл Шлёгель[395]
«Картины из жизни вождя»
Вскоре после встречи на блошином рынке с деревянным возчиком, с воспоминаниями его создателя и с его семьей меня ждала еще одна находка. На прилавке торговца на той же толкучке, но с противоположной, менее престижной оконечности, я увидел крупноформатный иллюстрированный альбом в красном переплете. На обложке золотыми псевдоготическими буквами были выбиты два слова: «Адольф Гитлер». На светлом льняном корешке рядом с названием книги стояла свастика и порядковый номер издания – пятнадцатый.
Обычно, проходя мимо таких предметов из национал-социалистического прошлого Германии, я ускоряю шаг, не в состоянии подавить спазм брезгливости. Они часто встречаются на блошиных рынках, но, чтобы не навлечь на себя подозрение в пропаганде национал-социализма, торговцы этим запрещенным товаром должны заклеивать свастику, а бюсты «фюрера» класть на прилавок плашмя. Конечно, у таких вещей есть свои собиратели. И ценится этот раздел милитарии довольно дорого, как и положено узкому, но востребованному сегменту коллекционирования.
На этот раз была особая причина, по которой я остановился перед прилавком, где среди разномастного товара лежал альбом «Адольф Гитлер»: точно такой же я видел много лет назад в доме моих друзей. Альбом был у них «проездом»: его нашли в кладовке одного из старших родственников, и при первой возможности его следовало передать одному из племянников, который пожелал его иметь. Мне показали его как историку, с очевидным смущением. Мои друзья держать дома продукт нацистской пропагандистской машины не желали.
Меня тот альбом заинтересовал настолько, что я откопировал его от первой страницы до последней. Правда, не для себя. Мне казалось, что, если на истфаке в моем родном университете в Челябинске найдется толковый и заинтересованный студент, об этом альбоме можно было бы написать хорошую курсовую работу. В то время меня сильно занимала фотография как исторический источник. А альбом «Адольф Гитлер» был фотоальбомом. Это поразило меня более всего: около двухсот глянцевых снимков были аккуратно, по разметке, вклеены в тексты статей. Ни одного криво приклеенного изображения, ни одного клеевого следа.
* * *
Фотографическое изображение роднит с (авто)биографией и другими личными свидетельствами фрагментарность, непоследовательность, субъективность и ненадежность в качестве базиса для «объективного», фактического знания о человеческом «Я». Оба феномена, фото и биографический текст, отмечены «общим парадоксальным отношением к действительности и вымыслу»[396]. Правдивость фотоснимка и автобиографии столь же иллюзорна, как и использование ими «достоверности» своего инструментария для обслуживания возросшей потребности современного человека построить и защитить свое «Я», найти и стабилизировать свое место в постоянно меняющемся мире[397]. Фотоснимок, как и прочие эго-документы, до изобретения цифровой камеры выступал в качестве документации внешних событий и внутреннего состояния, служил его создателю и обладателю орудием самоидентификации, позволяя лаконично и убедительно рассказать о себе, помогал его владельцу поддержать память о прошлом.
Но без рассказа фото молчит. Однако можно соединить преимущества изображения и текста в новый жанр – «фототекст», который позволяет качественно расширить возможности и фотографии, и словесного повествования[398]. Фотоальбом «Адольф Гитлер», с поправкой на то, что речь идет не об автобиографии, а о биографии, по праву можно отнести к самым успешным фототекстам ХX века.
* * *
В то ноябрьское утро 2018 года я все же превозмог смешанные чувства и приобрел альбом «Адольф Гитлер» с подзаголовком «Картины из жизни вождя». В то время я уже приступил к сбору материала для проекта о блошиных рынках и был полон решимости этот проект реализовать. Помимо прочего, фотоальбом продавался за сумму в разы ниже обычных расценок на коллекционные предметы нацистского прошлого. Скромные ожидания продавца были обусловлены не идеальным состоянием товара: альбом хранился, видимо, в сыром подвальном помещении, и страницы пошли волнами. Но текст и фотографии не были повреждены.
Вместе с тем непреодолимое чувство брезгливости все же мешало мне тащить такой предмет через границы и помещать его в свою домашнюю библиотеку. Поэтому, прежде чем покупать альбом, я договорился с Ники, что по его прочтении и конспектировании отдам его ей для реализации.
Итак, вот он на моем рабочем столе в Мюнхене, этот альбом размером 32 × 22 сантиметра в морковно-красном переплете, с названием золотыми псевдоготическими буквами[399]. Это пятнадцатое издание, увеличивающее его общий тираж с 1 миллиона 301 тысячи до 1 миллиона 400 тысяч экземпляров (альбом, с которым я познакомился у друзей, появился раньше, в составе первых 300 тысяч экземпляров). Шмуцтитул, к сожалению, отсутствует. В книге объемом 133 страницы, изданной в 1936 году гамбургской Службой сигарет и открыток с разрешения НСДАП, размещены 197 фотографий различных форматов, три цветные вкладки и пять рисунков «фюрера» (см. ил. 45, вкладка).
Альбом содержит предисловие и четырнадцать статей, из которых одна является радиопоздравлением с днем рождения Гитлера 20 апреля 1935 года. Предисловие и четыре статьи написаны министром пропаганды Йозефом Геббельсом. Остальные – почти исключительно другими партийными бонзами и ветеранами национал-социалистического движения.
Такие альбомы продавались в табачных киосках отдельно от фотографий, которые покупатель затем должен был рассортировать, найти в альбоме место, соответствующее фотоснимку, и аккуратно наклеить. Так можно было создать целую коллекцию тематических фотоальбомов; были, например, альбомы об Олимпийских играх 1936 года в Берлине[400].
* * *
Тон неприкрытых славословий всех статей предвосхищает открывающая альбом цитата из выступления Генриха Геринга, второго человека в нацистской Германии после Гитлера, президента рейхстага, от 15 сентября 1935 года:
Мы не в состоянии передать нашу благодарность словами, мой фюрер. Мы не можем также засвидетельствовать в словах нашу преданность и любовь к Вам. Вся благодарность, любовь и горячее доверие к Вам, мой фюрер, светится сегодня в сотнях тысяч обращенных к Вам глаз.
Весь народ, вся нация чувствует себя сегодня сильной и счастливой, потому что в Вашем
