class="p1">— Он сказал, мол, Алексей Борисыч, там новый гость, которого к нам без путевки привезли, хочет с вами встретиться, так и говорит, мол, отведите меня к товарищу полковнику. Я еще переспросил, и он повторил, что ты прям четко меня по званию назвал.
— Ну так а почему ты господин полковник решил, что я тебя знаю?
— Так откуда иначе тебе знать, что я полковник?
— Это дедукция. Я предположил, что без ведома хозяина тюрьмы никто не рискнет поселить тут человека, как ты сказал, без путевки. Поэтому мне нужен был начальник. Я очень приблизительно разбираюсь в МВДэшной иерархии, но все же могу предположить, что руководить тюрьмой может минимум подполковник, максимум полковник. По дороге сюда полицейские сказали, что везут меня в крупнейшую тюрьму Краснодара. Вот и все.
— Ловко ты. Ну что ж, ты мое любопытство удовлетворил. Мне пора на мероприятие, которое я сегодня весь день провожу.
— Погоди, полковник. Ты получил что хотел. Видишь, со мной можно иметь дело. Давай еще обсудим, может у нас есть, чем обменяться?
— Ты мне сейчас деньги будешь предлагать? Миллион? Два? — Полковник отвернулся к двери и взялся за ручку. — Не интересует.
— Погоди. Послушай полминуты, тогда решишь уходить или продолжить. Я тебе не деньги предлагаю, я тебе предлагаю решить вопрос питания твоих подопечных. Я почему-то уверен, что ты хлеб получаешь раз в два-три дня и то, не самый лучший, верно?
— Допустим. И что, ты мне сейчас пообещаешь хлеб привозить? У мня по нормам на одного сидельца пол кило хлеба в день, триста грамм белого и двести черного. Ты мне шесть сотен буханок белого и четыре черного в день привозить будешь?
— Ну, тридцать тысяч буханок в месяц это не так, чтобы и много, качественный хлеб в таком количестве обойдется в пять-шесть тысяч долларов, но, Алексей Борисович, мне почему-то кажется, что такое предложение тебя не заинтересует.
— Верно кажется. — Полковник все же отступил от двери и снова полностью повернулся ко мне.
— Алексей Борисович, мне чтобы понять, что тебе предложить, нужно понимать, почему ты меня сюда, как ты сказал без путевки, пустил вообще?
Чуть поколебавшись, как бы оценивая, стоит ли говорить, полковник все же произнес:
— Меня очень большой человек попросил тебя в моем доме отдыха сутки подержать и сделать так, чтобы тебе не понравилось. Чтобы ты одной мысли о том, что можешь попасть в нашу пенитенциарную систему, как огня боялся и делал все возможное, чтобы тебе по новой путевку к нам не выписали.
— Уважаемый человек.
— Что что?
— Ну, обычно говорят, что очень уважаемый человек попросил. А ты сказал, большой человек. Ты, полковник, явно не оговорился. Ты же не уважаешь того, кто тебя попросил меня прессануть?
— Ты явно не вполне понимаешь, что говоришь. Ты мне, хозяину зоны такие слова произносишь… уважаешь, прессануть. Не говори то, в чем ты не разбираешься, по крайней мере в этих стенах.
— Ну хорошо, главное мы выяснили. Ты мудрый человек, верно? И как ты сам сказал, ты тут хозяин, так?
Полковник даже не кивнул, а просто смотрел на меня. Ну что ж, пойдем дальше, молчание — знак согласия.
— Мое здесь пребывание — не твоя идея. И ты автора этой идеи не очень ценишь. Пока что все верно рассуждаю?
— Ты что, психолог? Хочешь, чтобы я тебе сейчас много раз «да» сказал, и типа мне потом будет сложно тебе «нет» сказать, когда ты меня просить начнешь?
— Нет, не в том дело. Мне нужно понять, насколько искренне ты хочешь выполнить просьбу твоего «большого» человека? Допустим, можешь ли ты формально выполнить эту самую просьбу, но как бы чуть халатно, без души, без огонька?
— Подробнее…
— Суть просьбы, как я понимаю, состояла в том, чтобы меня ввели в арестантскую среду и там мои соседи уголовники меня бы побили, верно?
— Мне даже намекнули, что было бы не плохо чтобы мои сидельцы тебя к сексу склонили, — улыбаясь выдал полковник.
— Вот даже как. Ну ладно. А что будет, если ты выполнишь просьбу, поместишь меня к своим уголовникам, а они вдруг не станут меня бить или к мерзости склонять?
— Эн нет, не получится. Им уже шепнули, что им сегодня игрушку подарят. Они же у меня как дети, от скуки маются. Тем более сегодня воскресенье, развода на работы нет. Они уже уверен спички вытягивают, кто первый тебя на свидание за шторку пригласит. Если я у них эту забаву отниму, они могут расстроиться, а я своих питомцев не хочу расстраивать, я их можно сказать люблю. Ну а сами они от такого веселья тем паче не откажутся, ты и не надейся на это лучше.
— Так а я и не прошу тебя меня в камере как принца охранять. А по поводу договориться с твоими детками, так это уж моя проблема. Ты мне, Алексей Борисович, только чуть подсоби, ты мне главного своего сыночка покажи, и сделай так, чтобы он со мной минутку поговорил. Так у тебя и волки будут сыты, и овцы целы. Ты и просьбу своего большого человека выполнишь, меня к зэкам бросишь, и от меня благодарность получишь.
— Благодарность. И сколько месяцев ты мне в благодарность хлеб возить станешь? Месяц, два? Нужна твоя благодарность. А через пару месяцев, когда я на обычную пайку вернусь, мне что, бунт получать? Нельзя людям что-то хорошее дать, а потом забрать. Люди к хорошему быстро привыкают и начинают это хорошее как стандарт воспринимать. И когда ты перестанешь мне нормальный хлеб привозить, а рано или поздно ты перестанешь, пусть не через месяц, так через год, так вот тогда я проблему себе получу. Оно мне надо? И как ты тут сказал, с главным сыночком тебя свести? Я так понимаю, ты со смотрящим зоны побеседовать хочешь? Ну ну. Силен ты, однако. На мелочи не размениваешься. А знаешь что, вот чисто по мужски, ты мне Максим очень симпатичен. Я ж тебе говорил, у меня в заведении каких только орлов не побывало. Только в большинстве своем они орлами влетали, да петухами выползали. Хотя гонору в них было поболе, чем в наших артистах звездных.
Полковник задумался, потер широкой ладонью лицо.
— Полковник, я не собираюсь тебе хлеб возить. Как я сказал, месячная поставка мне бы обошлась в пять-шесть тысяч долларов. За год это семьдесят две тысячи. Округлим до семидесяти пяти. На эти деньги я тебе могу маленькую пекарню оборудовать. Как раз под твои потребности. Сырье ты сам раздобудешь. А еще
