Цезарь и в самом деле вскоре освободил от преступников острова, служащие римлянам тюрьмами, причем отпускал всех осужденных без разбору, независимо от преступлений, которые они совершили. Впрочем, еще до этой великой амнистии он позаботился о том, чтобы предать смерти своих личных врагов, среди них свою бывшую жену Плаутиллу и ее брата, детей префекта Плаутиана.
Сенаторы с трепетом внимали новому властителю, представляя, что теперь начнется в стране. Кровавая расправа не только со сторонниками Геты, но даже и просто с нейтральными людьми началась в тот же день. Были уничтожены не только близкие и друзья убитого брата императора, но и вся его прислуга, без различия пола и возраста, даже дети. Их обезображенные тела целыми возами отправляли за город и там сжигали или просто разбрасывали. Естественно, лишили жизни и тех актеров, музыкантов и циркачей, которых любил Гета. Сообщалось, что погибло более 20 000 человек. Кажется невероятным, но называет это число важный свидетель, достойный доверия, — сенатор и историк Кассий Дион.
Он же сообщает и имена наиболее известных из тех людей, с кем расправился Каракалла. В их числе Корнифиция, последняя из живых еще в то время дочерей цезаря Марка Аврелия, всеми уважаемая старушка; она провинилась тем, что посетила Юлию Домну и вместе с ней оплакивала смерть ее младшего сына. Впрочем, матери Геты жестокий император запретил проявлять скорбь и повелел веселиться, словно ничего и не произошло. Сыну Пертинакса приказали покончить с собой, такой же приказ получил и племянник Коммода. Их смерть была вызвана политическими причинами — будучи людьми влиятельными, они имели какие-то права на престол.
Двукратный консул и бывший префект Рима, Фабий Цилон, почтенный сенатор, друг императорской семьи, которого сам Каракалла называл отцом, не угодцл тем, что долго и искренне уговаривал его помириться с братом. А теперь в дом всеми уважаемого сенатора вторглись солдаты, крушили и грабили, присваивали самое ценное, а самого хозяина выволокли из ванны в одной короткой тунике и легких сандалиях. Сенатора протащили по улицам города через Форум на Палатин, чтобы там совершить экзекуцию, всю дорогу издеваясь над старцем и унижая его. Впрочем, тут они перестарались. На улицах было уже много народа, в том числе и солдат из когорт, не любивших преторианцев, старого же Цилона знали все. Поднялся страшный крик, люди возмущались, и Каракалла, из боязни вызвать всенародное возмущение, вынужден был остановить своих головорезов. Поскольку возмутительная сцена происходила как раз у Палатинского дворца, Каракалла увидел происходившее и тут же придумал, как поступить. Он широким жестом снял с себя плащ и заботливо, по-сыновьи, закутал в него старика и обрушился на преторианцев, которые якобы самостоятельно позволили себе так обращаться с его опекуном. Более того, все эти преторианцы во главе со своим офицером были приговорены к смертной казни; настоящая же их вина была в том, что они не сразу убили Цилона. Сенатор смог вернуться в свой разрушенный дом — практически из гроба.
А вот с префектом преторианцев, знаменитым юристом Папинианом, такого чуда не произошло. Он тоже всегда старался примирить братьев, что теперь для Каракаллы, ставшего единственным и полномочным императором, считалось преступлением и предательством. Но Папиниан совершил и другое преступление. Когда цезарь попросил его произнести речь перед сенатом и римлянами, в которой бы тот со свойственным ему блеском и талантом оправдал с юридической точки зрения преступление Каракаллы, юрист смело ответил: «Убийство легко совершить, но не так легко его оправдать».
Папиниану на Палатине отрубили голову. Цезарь сурово отругал солдата, совершившего эту экзекуцию. Отругал за то, что вместо топора надо было употребить меч. Только это и нашлось у него для человека, прославившего свое время. Однако дело Папиниана не погибло от орудия палача — произведения римского юриста пережили века и продолжают жить в законодательствах многих стран мира. Так же, как и живет пример бесстрашия и честности ученого, не покривившего душой даже под угрозой лишиться жизни. Как тут не вспомнить о его коллегах по ремеслу, легко подчинявшихся нажиму сверху, хотя грозила им единственная утрата — кресло.
КАРАКАЛЛА
Septimius Bassianus
4 апреля 186 г. — 8 апреля 217 г.
Со 196 г. Marcus Aurelius Antoninus Caezar.
Co 198 г. Imperator Caezar Marcus Aurelius Antoninus Augustus.
Правил с 211 г. совместно с отцом Севером и братом Гетой, с февраля 211 г. до февраля 212 г. с Гетой, потом самостоятельно до самой смерти.
Был причислен к сонму богов
На земле современной Болгарии, у местечка на Дунае, которое в древности называлось Novae, уже давно проводит археологические работы польская экспедиция Варшавского университета. В этом месте некогда находилась база I Италийского легиона Римской империи, и раскопки принесли много ценных открытий разного плана, весьма обогатив наши познания о жизни пограничных земель в этих местах. В 1977 году в развалинах храма (такие небольшие храмы при римских военных базах назывались «часовни знамен») была обнаружена небольшая мраморная голова высотой около 12 сантиметров. Она представляет молодого мужчину, с довольно правильными, но не очень приятными чертами лица. Прямой нос, довольно широкий, четкие брови, подвитые, уложенные волосы. Бакенбарды соединяются с короткой бородкой, небольшие усики. Черты настолько характерные, что их идентификация не вызывала ни малейшего сомнения, очень уж известно это лицо по множеству дошедших до наших дней статуй и монет. Перед нами было изображение Каракаллы, с 212 года единственного правителя Римской империи.
Римские скульптурные портреты, как правило, очень реалистичны, в большинстве своем точно передают сходство с персонажем изображения. Найденная голова очень хорошей работы, наверняка была выполнена в Риме. На всех известных изображениях император Каракалла выглядит суровым и даже жестоким человеком, а может быть, таким он и был на самом деле. В данном случае в скульптурном портрете, хотя и небольшом по размеру, отчетливо просматривались обе эти тенденции — и врожденные твердость и решительность, и желание выглядеть бравым воякой и настоящим мужчиной. Люди с врожденными комплексами властвования всегда склонны принимать позу, точнее, держаться соответствующим образом, если их не удерживает от этого культура, трезвая самооценка и чувство юмора. Именно таким человеком, судя по отзывам современников, и был Каракалла — никакого намека на самоиронию, самокритику. Сохранились упоминания о том, что цезарь начал лысеть уже в двадцать с небольшим, значит, эти завитые и тщательно уложенные волосы на мраморной голове и на всех остальных его изображениях не что иное, как парик.
Всю свою жизнь Каракалла стремился демонстрировать (казаться, а не быть) силу духа и тела, решительность, стойкость, особенно во время военных походов. Он часто разделял все трудности похода с простыми солдатами. Первым начинал копать рвы и строить укрепления, наводить мосты через реки, прокладывать дороги — короче, брался за все, для чего требовалась физическая сила и большое терпение. Пищу ел простую и из простой посуды, чаще всего деревянной. Иногда на глазах у всех приготовлял себе лепешки, как это делали солдаты в походе: молол зерно, месил тесто, выпекал их на костре. Тут как раз время заметить, что в армии Древнего Рима практически не существовало специальных продовольственных подразделений, солдат должен был сам себя обслуживать, сам заботился о своем пропитании.
Каракалла никогда не носил дорогих украшений, обходился самыми простыми. Во время переходов маршировал плечом к плечу с легионерами, редко присаживался на повозку или садился на коня. Сам носил свое оружие. Охотно брался нести и очень тяжелые, как бы сейчас сказали, полковые знамена, то есть полотнища на длинных и тяжелых шестах с множеством золотых украшений. Даже очень сильные солдаты старались уклониться от этой чести. Цезарь же делал это, главным образом из-за того, что желал получить популярность в солдатских массах, показать, что он — новый Александр Великий. И в самом деле, братаясь с солдатами, разделяя с ними трудности военных походов, он приобретал симпатии солдат и их привязанность. Забывал лишь о том, что одно дело — быть бравым воякой, и совсем другое — хорошим полководцем.
Каракалла обладал замечательной физической силой и ловкостью, регулярно закаляться и заниматься физическими упражнениями его с раннего детства заставлял отец. Он же уделял большое внимание уменью ездить верхом и плавать в море, даже в шторм. Как это было принято в патрицианских семьях, Каракалла проявлял себя и на охоте, правда, не очень подвергаясь опасности — предпочитал расправляться с уже пойманными зверями на аренах цирков. Тут он бесстрашно рубил направо и налево, разя пойманных хищников, однажды за один раз положил сотню связанных диких кабанов. Популярность огромная, а расходов никаких, ведь зверя императору из подхалимажа поставляли все, кто нуждался в его благосклонности. Впрочем, сын императора с детства любил такие кровавые развлечения, особенно когда ему самому гарантировалась безопасность. Очень любил, например, бои гладиаторов, в которых побежденного неминуемо ждала смерть. Однажды Каракалла заставил одного гладиатора провести подряд три боя без перерыва, и когда тот в третьем бою наконец был сражен, император устроил герою великолепные похороны. Сам Каракалла нередко принимал участие в гонках колесниц в качестве возницы от команды Голубых. Как обычный спортсмен, Каракалла, надев форму возницы, традиционным движением кнута обращался к почтенной публике, прося ее не скупиться на подаяния для бедного спортсмена. И в то же время, властью цезаря, назначал хозяином игрищ кого-нибудь из богатых болельщиков, заставляя его оплачивать все расходы по состязаниям.
