Поскольку все обращения, посланные непосредственно Борману, регистрировались лишь его канцелярией и оставались без ответа, на сей раз Розенберг действовал иначе: он направил письмо Борману в «Вольфшанце» через канцелярию Ламмерса. Ламмерс должен был зарегистрировать и ответ — значит, Борману следовало ответить, поставив Ламмерса в известность о сути своего ответа! Однако Борман оказался далеко не так прост. В ответе от 18 сентября он, [432] во-первых, назначил совместную встречу Гитлера, Розенберга и... Гиммлера! Во-вторых, на случай непредвиденного переноса встречи Розенбергу следовало переслать Борману перечень своих предложений, дабы ни при каких обстоятельствах «не допустить промедления в важном и срочном деле».
Будучи неоднократно обманутым, министр оккупированных территорий решил выждать, не отсылая Борману своих набросков. И действительно, уже 22 сентября пришло уведомление о том, что Гитлер не сможет принять его в ближайшем будущем. А 26 сентября партийная канцелярия распространила сообщение «О статусе генерала Власова», в котором сообщалось о передаче вопроса о взаимодействии с переметнувшимся генералом на рассмотрение Гиммлера — единственного из представителей нацистской верхушки, никогда по уровню властных полномочий не уступавшего министру оккупированных территорий в том, что касалось восточных земель. Но в отличие от Розенберга Гиммлер никогда прежде не был сторонником компромиссов со славянами. Почувствовав, что остался вовсе не у дел, Розенберг официально известил Бормана о своем отказе участвовать в обсуждении вопросов, касавшихся восточных народов, и о снятии с себя ответственности за выработку восточной политики партии. Более того, он потребовал, чтобы Борман разослал в партийные ведомства меморандум с заявлением о том, что рейхсминистр оккупированных восточных территорий всегда имеет правильное понимание проблем и стремится к осуществлению верных шагов, но ему мешают гнусные интриги.
Борман проигнорировал эти требования. На состоявшуюся в середине ноября в Праге торжественную церемонию по поводу образования «русской освободительной армии» (в строю РОА стояли несколько рот деморализованных, потерявших всякую надежду [433] беженцев) Розенберга не пригласили. Приняв новый курс, рекомендованный Розенбергом с самого начала, Борман стал искать виновного в том, что прежде проводилась иная политика. Очевидный ход: кто был главной административной фигурой на Востоке, тот и несет ответственность за все ошибки! Объяснение: министр оккупированных восточных территорий проводил «колониальную политику плюралистическими методами» и не смог своевременно разобраться в проблеме и направить работу с массами в нужное русло.
Розенбергу удалось-таки «по личным каналам» переправить непосредственно фюреру объяснение случившегося; в послании он перечислял свои действия, разоблачал интриги противников и просил восстановить свое честное имя. Однако Гитлера не интересовала правда. Наоборот, он воздал новые почести Борману! Ясно, за что: рейхсляйтер НСДАП нашел человека, на которого можно было свалить вину за все ошибки, грехи и промахи, допущенные в ходе восточной кампании. [434]
Агония
Многих нацистских лидеров пугала перспектива восшествия Бормана на фюрерский трон после смерти Гитлера, но и при жизни нынешнего правителя они не чувствовали себя в безопасности: секретарь фюрера был могуществен и беспощаден к недругам. Так, для охраны своей резиденции Каринхале, где располагался и штаб люфтваффе, Геринг использовал дивизию десантников, готовых отразить любые акции серого кардинала. Альфред Розенберг поддерживал тесные связи с группой лидеров гитлерюгенда, которые в союзе с Аксманом планировали помешать рейхсляйтеру НСДАП стать преемником Гитлера. Казначей Шварц не сомневался, что Борман одним ударом сметет всю «старую гвардию» в тот самый день, когда придёт к власти.
Другие, подобно Эрнсту Кальтенбруннеру и шефу гестапо Генриху Мюллеру, безоговорочно подчинялись Борману. Третьи — к их числу принадлежали группенфюрер Фегелейн, старший адъютант фюрера генерал Вильгельм Бургдорф и последний начальник штаба вермахта генерал Ганс Кребс — старались поддерживать с ним приятельские отношения, обращались к нему на «ты» и с готовностью принимали его приглашение распить бутылку вина. Наконец, глава организационного отдела партии Роберт Лей, потерпевший поражение в борьбе за [435] власть, молча раскланивался с Борманом во время своих визитов в ставку.
Капитан Герхард Боддт, появившийся в ставке в феврале 1945 года, так описывал человека, порой уже не скрывавшего своей власти над Гитлером: мужчина приблизительно лет сорока пяти, чуть ниже среднего роста, коренастый, с бычьей шеей, почти тяжеловес; круглое лицо с сильными скулами и прямым носом полно энергии и твердости; в темных глазах — коварство и беспощадность.
Верный правилу доводить дело до конца, упорно и терпеливо идти к цели, Борман не собирался сдаваться. Чем дольше продлится война, тем больше будет времени для подготовки собственного спасения, тем больше будет шансов наилучшим образом заложить основы будущего реванша. Естественно, на словах рейхсляйтер по-прежнему отстаивал лозунг «Война до победного конца», который вполне соответствовал главной цели: выиграть время. При этом формула «победы» была так же незатейлива, как и большинство пропагандистских клише: в конце концов, гений фюрера и его непобедимый дух одержат верх и будет сделан тот самый шаг, который повергнет врага в прах. В этой ситуации назначение рейхсляйтера НСДАП — заставить народ отдать все силы борьбе и оградить фюрера от всего, что могло отвлечь вождя от высоких целей или подорвать его веру в провидение. Попытка покушения доказала: повсюду царила измена. Все старались спасти лишь собственную шкуру, а потому должны были погибнуть, чтобы Германия — естественно, вместе с избранными — смогла выжить. Упорно отвергая очевидную неизбежность катастрофы, рейхсляйтер НСДАП при каждом удобном случае — во всех циркулярах и телеграммах, на всех конференциях и совещаниях, даже в письмах жене — провозглашал, что окончательная победа непременно останется за германским оружием. С каждой неделей [436] враг приближался, времени оставалось все меньше, деятельность Бормана становилась все более лихорадочной, требования ужесточались. Но в письмах Герде ни разу не прозвучала нотка сомнения в возможности спасения.
Чтобы твердо держать бразды правления, приходилось неустанно проводить перетряски и чистки. 16 августа 1944 года Борман приказал своим помощникам Клопферу и Фридриксу составить обширный (и секретный!) список лиц, достойных — в случае отставки нынешних руководителей — назначения на такие ответственные должности, как посты рейхсминистров, государственных секретарей, гауляйтеров, рейхсляйтеров и глав ведомств. Из соображений секретности список существовал в единственном рукописном варианте. В случае увольнений некоторых чиновников Борман предполагал соответствующие управленческие функции передать непосредственно в ведение партийной канцелярии. Например, такой шаг он запланировал в отношении организационного отдела НСДАП на тот случай, если бы удалось полностью устранить с дороги Роберта Лея. Поистине Борман уже видел себя кем-то вроде генерального секретаря партии (наподобие Сталина в КПСС), выше которого пока оставался только витавший в заоблачных высях и утративший реальную власть фюрер.
Непрестанно курсируя между рабочим кабинетом Гитлера и своим письменным столом, Борман восемнадцать часов в сутки отдавал сплочению партии в единый могучий механизм. Его инструкции заставляли прочих лидеров партии трудиться с такой же отдачей. Он насильно превращал своих гауляйтеров в пример для подражания и не терпел тех, кто не выдерживал бешеного ритма.
Борман не обделил вниманием и армию: военным предлагалось следовать пуританским требованиям его трактата «Партия и вермахт на оккупированной территории [437] Польши». Новые призывы к самоограничению следовали один за другим. В декабре 1944 года появилось его обращение, призывавшее к разведению кур и кроликов. Гауляйтерам поручалось собрать сведения о клетках для кроликов и курятниках, имевшихся у населения. Если количество животных превышало норму, установленную для семьи, лишних следовало реквизировать и пустить на производство мясных продуктов{62}.
Однако самоограничение противоречило образу мышления нацистских бонз. С наступлением последней фазы агонии режима борманский партийный аппарат начал рассыпаться с поразительной быстротой. Чем дальше продвигался противник, тем меньше заботы о простых гражданах выказывали нацистские бонзы, тем откровеннее утоляли они жажду наживы, надеясь каким-то чудом сохранить награбленное и после войны. Примером может служить поступок гауляйтера Дюссельдорфа Фридриха Карла Флориана. В конце 1944 года англичане сбросили многочисленный десант в тылу германских войск на датской территории. Парашютисты на некоторое время захватили город Арнхем, превратив его в арену сражения. Жители в панике бежали, бросив имущество. Когда англичане покинули Арнхем, Борман разрешил немцам из городов Рурской области воспользоваться имуществом, брошенным датскими гражданами. Гауляйтер Дюссельдорфа решил действовать с размахом и отрядил целый караван грузовиков и триста грузчиков. Разграбление Арнхема длилось три месяца!
