Вот это – Стэн. А вовсе не тот человек, который сует конечности в блендер только потому, что таков его долг.
Это несправедливо.
Неправильно.
- Что? – вглядываясь в ее лицо, нахмурился Стэн. – Ребра? Мышцы потянула? Ты чего?
- Ничего. Знаете, мистер Паттерсон, вы мне ужасно нравитесь.
- Вы мне тоже, мисс Ругер, - стремительной волной покраснел Стэн. – Очень нравитесь.
Делла посмотрела вниз, на коньки, со скрипом прорезывающие лед. Если бы ей встретился человек, который придумал войны… можно было бы воткнуть ему лезвие в лицо. Несколько раз. В целях воспитания и недопущения. Люди с головой, нашинкованной, как кочан капусты, не склонны затевать вооруженные конфликты. И в этом их несомненное преимущество.
- О, наконец-то ты улыбаешься!
- Конечно, улыбаюсь. Это же самая охуительная вертикальная романтика в моей жизни. Давай еще раз фонарики попробуем. Кажется, я уловила, в чем тут прикол!
До дома Стэн не дотянул – скис уже в машине. Хмурый и равнодушный, он молча вел «Додж», вперившись слепым взглядом в поток машин. Поначалу Делла пыталась его растормошить – шутила, вспоминала стражеские байки, пару раз погладила по твердому бедру, многозначительно пробираясь ладонью от колена к паху. Стэн улыбался одними губами, кивал и молчал.
Наблюдать превращение нормального живого человека в окаменевшую жертву Медузы Горгоны было жутковато. И где-то внутри точил червячок сомнения: может, дело во мне? Я что-то не то сказала? Сделала? Или, наоборот, не сделала?
Что вообще происходит? Почему? Как это остановить?
Сейчас Делла отлично понимала мистера Паттерсона-старшего. Видеть такую хуйню и не вмешиваться невозможно. А способов вмешаться эффективно не существует. Ворота заперты, люки задраены наглухо, и абонент не отвечает.
Стэн молчал и терпел. И это его молчание давило на психику почище испанского сапожка.
Заставив себя успокоиться, Делла забралась с ногами на кресло и включила радио. Прозрачная, стремительная мелодия ворвалась в машину, закружилась, как вьюга, рассыпая острые льдинки стаккато. Начал падать снег, и белые хлопья, лениво вращаясь, опускались на город, драпируя бетонную реальность.
Когда они подъехали к дому, тротуар и ступени уже засыпало. Кусты под окнами распушились белыми ватными ветвями, пригнулись под весом влажного снега. Было светло, холодно и очень тихо. Делла шагнула в эту тишину и остановилась, задрав лицо к беззвездному небу. Огромные хлопья падали ей на лоб и на щеки, таяли и стекали по лицу, как слезы.
- Пойдем. Не стой на морозе вспотевшая, простудишься, - бесшумно подошел сзади Стэн.
Делла медленно покачала головой и откинулась на него, как на теплую, надежную стену. Стэн обнял ее, сводя полы расстегнутой куртки. Снег кружился в воздухе, медлительный и сонный, накрывал город мягкими ладонями. Делла и Стэн смотрели на него, и белые полупрозрачные облачка пара, рожденные их дыханием, сливались воедино.
Делла была уверена, что Стэн откажется от ужина, но он съел все, что лежало на тарелке. Забросил еду в рот, как мусор – в контейнер, равнодушно и деловито. И уставился на пустую тарелку, как будто в разводах соуса скрывались иероглифы, повествующие о величайших тайнах жизни.
Наверное, Бабингтон знала, как нужно поступать в таких ситуациях и что говорить. Но Бабингтон тут не было.
- Эй, ты в порядке? – Делла погладила Стэна по пальцам.
Это был тупой вопрос. Потому что Стэн был не в порядке. Это был очень тупой вопрос. Потому что Делла заранее знала на него ответ. Все нормально. Вот что говорят настоящие мужики, когда их накрывает какой-то эмоциональной хуйней. Все нормально. Все под контролем.
- Я тебя заебал?
- О чем ты? – растерялась Делла.
- Я тебя заебал? Вот этими вот припадками? – поднял на нее больные глаза Стэн. – Я стараюсь быть нормальным. Но знаешь – это как с подтягиваниями: вот я выжал подбородок над планкой, напрягся и вроде держусь. Сначала все отлично, потом хуже, хуже… А потом руки разжимаются – и все, пиздец. Я опять унылая хуйня.
- Стэн… - Делла встала перед ним, не зная, что сказать.
- Извини. Я все порчу, - Стэн устало ткнулся ей лицом в грудь. – Не хочу все проебать. Я тебя люблю.
- Я знаю, - растерявшись до изумления, брякнула Делла.
Стэн медленно поднял голову.
- Эй! Это не твоя реплика!
- Да ладно. Очень даже моя.
- Это сказал Хан Соло.
- Я знаю. Серая мораль, гибкая этика, нулевая толерантность к социальным нормам. По-моему, сходство очевидно.
- Завязывай с аналогиями. Они ведут куда-то не туда.
- Ты просто игнорируешь правду. Давай посмотрим на тебя. Патриотизм, самоотверженность, борьба с тиранией, верность идеалам демократии…
- Ты мелкая паршивка, – Стэн, ухватив Деллу за пояс, дернул ее вперед и одним рывком усадил себе на колени. – Но ты совершенно точно описала джедая.
- Вообще-то я имела в виду принцессу Лею, - Делла взяла его лицо в ладони и целомудренно прижалась губами к губам. – Я тоже тебя люблю. Кстати, ты спрашивал, что я хочу на Рождество. Так вот: я хочу коньки - и целый мир в придачу.
- Насчет мира не обещаю, а коньки – это решаемо.
***
Петер нерешительно потоптался перед порталом, но шагнуть не решился – во избежание психологических травм, несовместимых с жизнью. Вместо этого он подошел к болталке.
- Делайла Ругер, Самайн-роуд, двенадцать-восемь – произнес он, и шар замерцал радужными бликами, устанавливая соединение. – Эй, Ругер! Вы там одеты? Можно зайти?
- Да, можно, - неслаженным хором отозвались из шара два голоса.
Ну кто бы сомневался.
Петер мог бы на Некрономиконе поклясться, что все это время оба придурка вообще не вылезали из постели, разве что кошку покормить.
Обреченно вздохнув, он вошел в озерцо портала – и вышел в заставленной книгами гостиной. Паттерсон и Делла сидели на диване в обнимку, коллективно разглядывая энциклопедию. На страницах мелькали фотографии гнуснейшего вида живности: то ли черви, то ли гидры, то ли еще какая-то кишечнополостная дрянь.
На Паттерсоне были спортивные штаны и тускло-зеленая футболка с надписью «Не знаешь, как жить? Спроси сержанта!». Петер мог бы прозакладывать последний галеон, что в ванной имеется еще одна зубная щетка и растворяющие щетину салфетки.
- Хочешь кофе? – дружелюбно осведомилась Делла.
- Можно, - согласился Петер, и Делла, запрокинув голову, посмотрела на Паттерсона. Тот ответил совершенно нечитаемым взглядом.
- У тебя же вкуснее получается, - неуклюже польстила она.
- Кофе один и тот же.
