Катрин показалось, что Мари сейчас рухнет без чувств к ее ногам. Безумный взгляд зеленых глаз перебегал с Арно на Катрин, с Катрин на Арно… Гримаса исказила ее лицо, и она оскалилась, как собака, которая готовится укусить.
— Это его жена! — злобно произнесла она. — Стало быть, вы его жена? И вы смеете говорить со мной? Мы предназначены друг другу со дня моего рождения… и я любила его с тех пор как помню себя! А он женился на вас… на вас!
— Мари! — воскликнула госпожа де Монсальви. — Это уже слишком!
В душе Катрин ярость боролась с подступившими слезами. Арно, пожав плечами, отвернулся от своей кузины.
— На этот раз она точно сошла с ума!
Худое нервное лицо Мари пошло красными пятнами.
— Сошла с ума? Да, я сошла с ума, Арно, я давно схожу по тебе с ума! И я не откажусь от тебя из-за этой женщины! Не будет мне ни отдыха, ни покоя, пока я не отниму тебя у нее!
Она подняла дрожащую руку, угрожающим жестом показывая на Катрин, а затем, бросив смятенный взор на Арно, разрыдалась и бросилась вон из горницы в темноту ночи. Арно сделал движение, чтобы устремиться следом, но Катрин, схватив за руку, остановила его.
— Если ты пойдешь за ней, я немедленно уезжаю! — холодно произнесла она. — Нечего сказать, приятное знакомство!
Поглядев на нее, он увидел, что она готова расплакаться и в то же время не помнит себя от гнева. Улыбка тронула его губы. Он привлек к себе жену и обнял ее с такой силой, что сделал ей больно.
— Неужели ты ревнуешь меня к этой взбалмошной девчонке? Ты, несравненная и любимая? Мне нет дела до ее глупых мечтаний, и даю слово, что никоим образом не поощрял их.
Нежно поцеловав повлажневшие глаза жены, он слегка повернулся и поймал загадочный взгляд Готье.
— Сходи за ней! — приказал Арно. — В такой темноте эта дурочка вполне может свалиться в поток.
— Держи карман шире! — пробормотала сквозь зубы Донасьена, которая, войдя, сразу устремилась к младенцу, не уставая любоваться им. — У нее глаза, как у кошки… и она все видит… и всюду сует свой нос!
Готье безмолвно растворился в ночи в сопровождении верного Фортюна. Сатурнен, отведя лошадей на конюшню, вернулся в горницу. Катрин присела на приступку у очага. Она чувствовала себя разбитой, и на душе у нее было пасмурно. Рядом с ней бабушка баюкала Мишеля, шепча ему ласковые бессмысленные слова — глуповатые, но трогательные, ибо принадлежат они к тому таинственному языку, на каком говорят только старики и младенцы. Однако сейчас Катрин была неспособна умиляться. Сама того не заметив, она ссутулилась, печально глядя в огонь, и это встревожило Арно.
Отчего ты грустишь, Катрин? — сказал он, опустившись перед ней на колени и жадно целуя ее руки. — Дом наш разрушен, но семья уцелела… Мы в безопасности, и я люблю тебя! Улыбнись мне, сердце мое! Когда ты грустишь, на мир спускается тьма.
На его красивом надменном лице была написана мольба, и она почувствовала с почти болезненной остротой, как сильно любит его. Любовь заставила ее забыть обо всем, и она не замечала больше ни голые каменные стены, ни почерневшие балки, ни грубую примитивную мебель… Даже отвратительный запах дыма словно исчез куда-то. Разве может она устоять перед ним, отказать ему в чем бы то ни было? Когда он говорил: «Я люблю тебя», мир переставал существовать, и в сердце оставалась только любовь, их безрассудная, страстная любовь. Он просил ее улыбнуться? Все еще вздрагивая после недавней тяжелой сцены, она улыбнулась ему с бесконечной нежностью.
— Ты никогда не узнаешь, — прошептала она ему, — как я люблю тебя!
Рядом с ними Изабелла де Монсальви, казалось, ничего не слыша, продолжала укачивать внука, и ничего нельзя было прочесть на ее прекрасном спокойном лице.
Об этом первом вечере в Монсальви у Катрин навсегда сохранилось впечатление некоего абсурда. Все было совсем иным, не так она надеялась и мечтала войти в семью Арно… Нет, она не слишком сожалела о разрушенном замке, где должна была царить подобно королеве, и ее не смущала грубая обстановка, в которой она очутилась… Гостеприимство Сатурнена и Донасьены было таким искренним, таким преданным, что это с лихвой компенсировало недостаток роскоши, к которой она успела привыкнуть. Но у нее было ощущение, что в этом необычном мире она столкнулась с людьми, с которыми ей будет трудно найти общий язык. Это была вселенная ее мужа. Она должна была признать, что Изабелла де Монсальви в точности соответствовала ее представлениям о ней: горделивая знатная дама, аристократка до кончиков ногтей, слишком похожая на Арно, чей невыносимый характер ей был хорошо известен. Молодая женщина понимала, что свекровь еще не приняла ее… Но произойдет ли это когда-нибудь?
Когда Готье вернулся, приведя с собой Мари де Конборн, госпожа де Монсальви, Катрин и Арно ужинали. Им прислуживала Донасьена. Славный Сатурнен и его жена наотрез отказались сесть за стол вместе со своими сеньорами, которых приютили у себя в доме.
Мари, бросив быстрый взгляд на Арно, уселась за стол напротив Катрин, и молодая женщина вновь почувствовала, как в ней поднимается волна глухой неприязни к этой девице. Однако та, казалось, совершенно успокоилась и, к великому удивлению Катрин, первая заговорила с ней.
— Я знаю все дворянские семьи в Оверни и в соседних графствах, — сказала Мари, — но вас я никогда не видела… дорогая кузина. Ведь вы не из наших мест? Думаю, что запомнила бы вас, если бы мы хоть раз встретились.
— Я парижанка, — ответила Катрин, — а в юности жила в Бургундии…
Она тут же пожалела о своей неосторожности. Госпожа де Монсальви вздрогнула и побледнела.
— В Бургундии? Но как же так… Арно не дал матери закончить и с торопливостью, за которой скрывалось смущение, ответил:
— Первого супруга Катрин, Гарэна де Брази, повесили по приказу герцога Филиппа. Его обвинили в государственной измене… Тебе достаточно знать это. Мари. Катрин не любит возвращаться к этим тяжелым воспоминаниям.
— Мари не знала этого, — вмешалась старая дама, не поднимая глаз от тарелки с супом. — Она спросила без злого умысла, и вопрос о родне новой кузины был совершенно естественным. Это законное любопытство, и я сама…
— Матушка, мы поговорим об этом позже, если вы желаете, — сухо ответил Арно. — Сейчас мы слишком утомлены, мы сегодня пережили слишком много потрясений. Моей жене необходимо отдохнуть, да и сам я валюсь с ног.
Катрин заметила, как нахмурилась свекровь и как насмешливо улыбнулась Мари. Однако больше никто не заговаривал на эту тему, и скромный ужин завершился в молчании. Она почти кожей ощущала, как нарастает напряжение и как сгущается атмосфера. Но хуже всего было то, что она не знала, чем можно поправить дело. Что скажет мать Арно, узнав, что сноха родилась на мосту Менял, в доме ремесленника-ювелира? Вероятно, ничего хорошего, если Арно не посмел сразу же признаться в этом. Катрин готовилась к сражению, но не ожидала, что противниц будет две.
