Урядник Хлюпочкин принялся строчить очередные доносы, стараясь прежде всего выгородить себя из неприятной истории и свалить всю вину за «беспорядки» на поручика.
Евдоким Юткин, мрачный как туча, глушил водку у себя дома и на людях не показывался.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Весной, когда подымутся буйные травы и зацветут синим цветом ирисы, голубым – незабудки, желтым – лилии, белым – белоголовник, на склонах холмов появляются из земли редкие стебли. Нет на этих стеблях ни отростков, ни листьев, только на самом конце их покачиваются упругие шишечки. И долго, почти до самой середины лета, оттого что эти стебли слишком обыкновенны и в них нет ничего привлекательного, яркого, влекущего к себе глаз человека, люди не замечают их и, случается, даже топчут. Но вдруг в один из летних жарких дней шишечки распускаются, и на стеблях появляются крупные пахучие цветы.
Теперь люди подолгу смотрят на цветы, дивятся их красоте, восхищаются их сладким запахом. И мало кто думает о том, что эти цветы, радующие глаз, выросли на тех самых прямых и гладких стеблях, которые только еще вчера они замечать не хотели.
Точно так случилось и с Артемом Строговым. Жил он годы, рос, по люди не замечали его. И вдруг однажды на селе заговорили: «Смотрите, какой Артемка-то Строгов!» И все стали смотреть на него, будто раньше его совсем не знали, и дивиться тому, как он ладен и хорош собой.
Несколько лет Артем ходил в ватаге ребятишек и ничем не отличался от своих сверстников. Потом ребятишек он перерос, а с парнями еще не сровнялся. Теперь на молодежные игрища он ходил не с ватагой ребятишек, а с небольшой кучкой своих товарищей-подростков. На игрищах подростки занимали уже более почетное место, чем ребятишки. Они не толпились где-то поодаль, не получали от взрослых подзатыльников, а стояли в толпе настоящих парней и девок, серьезные и рассудительные. Взрослая молодежь их уже терпела, не гнала, но на круг еще не пускала. Они смотрели на хороводы, на пляски, на игры и мечтали о своем завтрашнем дне. И вот наступил этот желанный день…
Однажды в воскресенье вечером парни и девки собрались на бугре, у хлебных амбаров купца Голованова. Было тут по-обычному шумно и суетно. Гармонист с хитрыми переборами наигрывал «Подгорную». Девки кружились в пляске, помахивая белыми платочками и подпевая. Парни курили, разговаривали, смеялись. Потом кто-то закричал:
– Хоровод!
– Хоровод! Хоровод! – поддержали другие.
Пляска прекратилась, и парни подходили к девкам, брали их за руки и шли на поляну, где уже, опередив всех, суетились ребятишки. Подростки стояли кучками, смотрели, курили, пуская дым через нос, посмеивались, боясь каким-нибудь неосторожным словом или движением уронить свое достоинство. Вдруг к той кучке подростков, где стоял Артем, подбежала Маняшка Дубровина. Она схватила Артема за руку и сказала взволнованно:
– Пойдем со мною, Артем!
Артем почувствовал, как кровь прихлынула у него к лицу.
«Хорошо, что темно. Стыдно-то как!» – мелькнуло у него в уме.
Он рванулся было назад, но Маняшка со смехом схватила его за руку и потащила в круг.
«Что это я? Когда-нибудь надо же начинать», – подумал он и хотел сказать что-то смешное, понимая, что надо как-то скрасить свою неловкость, но ничего не сказал и пошел с Маняшкой, не чувствуя под собою ног. Товарищи проводили его завистливыми взглядами, не проронив ни слова. Они знали: Артем ушел туда, на круг, и он больше к ним не вернется.
Маняшка Дубровина была года на три старше Артема и выделялась из всех девок. Многие парни искали у нее взаимности, но девушка отвергала их одного за другим. И теперь ее внимание к Артему казалось его товарищам большим счастьем, о котором они могли только мечтать.
Весь этот вечер Артем чувствовал себя то окрыленным, то, наоборот, подавленным. В играх он был еще неловок, замечал, что над его неловкостью посмеиваются, и несколько раз порывался уйти, но Маняшка не оставляла его ни на минуту.
Весь вечер он молчал, не находя слов, которые можно бы сказать. Неумолкаемый говор парней и девок, их возгласы, смех не затрагивали его сознания. Он был сосредоточен на чем-то своем. Маняшка понимала его и ни о чем не спрашивала. Движениями своей руки она управляла Артемом, и он, испытывая от этого удовольствие и радость, терял ощущение времени.
Когда пропели вторые петухи и забелел восток, парни затянули протяжно: «Не пора ли нам, ребята, расходиться по домам». Артем удивился, что ночь уже миновала и близится утро. В его сознании этот вечер промелькнул как одно короткое мгновение.
– Ты проводишь меня, Артем? – спросила его Маняшка.
– Пойдем, – сказал он довольно громко и сам удивился своему голосу.
Они шли молча, и Маняшка по-прежнему крепко держала его руку в своей. Ему хотелось о чем-то заговорить, но ни слов, ни повода к разговорам не находилось. Уже у ворот дубровинского дома Маняшка наконец выпустила его руку из своей и вполголоса спросила:
– Ты придешь в будущее воскресенье?
– Приду, – ответил Артем.
– Ну, смотри приходи. Я ждать буду. – Она взглянула ему в глаза, улыбнулась и скрылась за калиткой.
Артем пошел домой. Ему казалось, что сегодня он совершил что-то геройское, что прибавило ему силы, сделало его выше и взрослее. Раньше он ходил через пустырь, мимо кладбища, Всегда с оглядкой. Теперь он шел, не чувствуя никакого страха и не ускоряя шагов. Тихо, не торопясь, он залез на чердак своего амбара, где уже, легонько всхрапывая, спал Максимка, разделся и лег рядом с братом. Спать ему не хотелось. В ушах стоял Маняшкин голос: «Смотри приходи. Я ждать буду!» – а когда он закрыл глаза, перед ним вновь вставала Маняшка. Она упорно смотрела на него, и глаза ее сияли тем же блеском, какой заметил он у нее, когда она увела его в хоровод. Он уснул не скоро. Когда утром Анна пошла будить сыновей, Артем спал, откинув руку, и улыбался во сне.
2
Неделя показалась Артему необычайно длинной. Он с нетерпением ждал воскресенья. Но еще в субботу, придя из бани, он надел зипун и вышел на улицу. Ему очень хотелось увидеть Маняшку, но улица была тиха и безлюдна. Артем дошел до Маняшкиного дома, постоял неподалеку от него, поглядывая на темные окна, и побрел обратно. Чувство, которое пробудилось в нем к Маняшке, было новым, неизведанным, заставляло с трепетом ждать новой встречи с девушкой. Желая скорейшего наступления дня, Артем залез на чердак, лег и старался скорее заснуть. Ночь казалась ему бесконечной. Утром он проснулся и, не открывая глаз, подумал: «Неужели все еще ночь?»
Но был уже день. Солнце стояло высоко, и его лучи сквозь щели падали на чердак. Артем торопливо слез с амбара, умылся, поел блинов и стал собираться на гулянье. «Эх я, засоня! – ругал он себя. – Ребята поди давно уж на игрищах».
В горнице, надев красную сатиновую рубашку, он долго рассматривал себя в зеркало и остался доволен собой. Единственно, что его огорчало, это картуз. Он был уже не нов, потрескавшийся козырек раскололся надвое, и кого-то угораздило сшить его суровыми нитками.
«Наверно, бабуся починяла. И надо же было ей белыми нитками сшить!» – с досадой подумал Артем.
Найдя в столешнице вар, он попробовал зачернить нитки, но они получились рыжими. Отчаявшись, Артем отбросил свой картуз на ящик и вышел в прихожую.
– Тять, я надену твой картуз? – спросил он у отца.
– Надевай, я никуда не собираюсь, – ответил Матвей.
Отцов картуз тоже был не из новых, но козырек у него был в порядке. Артем перед зеркалом надел его набекрень и вышел на улицу. Было не так поздно, как он думал. Обедня кончилась совсем недавно, и парни и девки сидели еще дома. Артем дошел до головановских амбаров и, убедившись, что возле них никого нет, отправился на берег реки. Тут он сел в чью-то лодку, привязанную цепью к толстой коряге, и долго сидел в ней, бездумно вглядываясь в свое отражение.
Когда Артем поднялся на берег, на бугре, у амбаров, уже пестрела толпа. Он заторопился, чувствуя от волнения легкую дрожь в теле. Поднявшись на бугор, он убавил шаг и стал искать глазами Маняшку. Парни встретили его шутливыми возгласами, но шутки были необидные. Девки подскочили к нему, приглашая в круг на пляску. Он еще не привык к этим почестям и стоял смущенный. Но от сознания того, что он уже не тот, каким был в прошлое воскресенье, что сегодня он принят здесь как равный, его охватила радость. Артем не стал больше отказываться от приглашений девок и пустился плясать с таким азартом, что забыл обо всем. Девки прыгали вокруг него, хватали его под руки, кружились. Почувствовав наконец усталость в ногах, Артем остановился и, подняв голову, увидел Маняшку. Она стояла с подругами и глядела на него с укором. Артему стало стыдно, он вышел из крута и спрятался за спины парней. Отдышавшись, решил подойти к Маняшке, пробрался вперед, посмотрел на нее. Она стояла печальная и кого-то искала глазами. Артем догадался, что она ищет его. Он глядел на нее, и вся она казалась ему невыразимо хорошей. Проталкиваясь сквозь толпу, он направился к ней. Но когда до нее было уже близко, остановился в нерешительности. «Что я скажу ей? Что?» – мучительно думал он.
