Вдруг кто-то схватил его за рукав. Артем взглянул и увидел Дуняшку Бодонкову, подругу Маняшки. Молча следуя за ней, Артем вскоре оказался вне толпы. И тогда Дуняшка, серьезно глядя на него, тихо сказала:
– Артем Матвеич, пойдемте за амбар. Вашу милость ждут там.
Артем покорно пошел за ней, зная заранее, кто ждет его за амбаром, и чувствуя, как сильно забилось сердце.
Маняшка встретила его все тем же укоряющим и грустным взглядом. Дуняшка, исполнив свое дело, исчезла. Несколько секунд они стояли молча. Маняшка смело смотрела в глаза Артему, а он, не выдержав ее взгляда, опустил голову.
– Подними голову, – повелительно сказала Маняшка.
Артем покорился.
– Смотри мне в глаза, – вновь приказала она.
Артем опять покорился и на этот раз выдержал взгляд.
– Что, Артем Матвеич, к Анютке Поярковой манит? – щуря глаза, проговорила Маняшка.
Как тогда вечером, когда Маняшка впервые повела его в хоровод, кровь прихлынула к лицу Артема. Долго он ничего не мог вымолвить, зная, что надо непременно что-то сказать.
– Она меня насильно на круг затащила, – наконец чуть слышно произнес он, понимая, что говорит совсем-совсем не те слова.
Маняшка недоверчиво засмеялась и пошла. Видя, что она уходит, и досадуя на самого себя за то, что не умеет удержать ее, Артем кинул ей вдогонку:
– Нужна мне твоя Анютка, как собаке пятая нога!
Но девушка не оглянулась. Артем почувствовал, как что-то дорогое, то самое, что связано с Маняшкой, рухнуло, причиняя ему боль.
Весь день он слонялся в толпе парней и девушек, стараясь все время попадаться на глаза Маняшке. Но та будто не замечала его.
«Все пропало», – мрачно думал Артем, но сам очень еще плохо представлял, что такое это в с е.
Он понимал, что на его месте какой-нибудь другой парень позвал бы Маняшку и наедине поговорил с ней обо всем. Не дождавшись конца игрищ, Артем ушел домой, с горечью думая: «Уйду, и больше ты меня не увидишь!»
Похлебав щей и напившись чаю, Артем отправился в березник и долго ходил там, размышляя наедине с собой: «Подумаешь, невидаль! Есть девки получше ее».
Он решил на Маняшку больше не обращать внимания, а на игрища ходить по-прежнему со своими товарищами. И правда, весь этот вечер Артем был в окружении товарищей, весело разговаривал с ними, смеялся. Парни подходили к нему, звали его на круг, но он отказывался. Однако не замечать Маняшки, не следить за ней он все-таки не мог. Порой это так захватывало его, что он забывал, о чем говорил с товарищами. Домой он пошел вместе с Ромкой Горбачевым задолго до конца гулянья. Утром предстояло ехать на поля, работать, и Артем решил, что самое лучшее – это лечь спать. Но не успел он спуститься с косогора, как их догнала Дуняшка Бодонкова.
– Артем Матвеич, задержитесь на секундочку, – с легкой насмешкой проговорила она.
Артем и Ромка остановились. Дуняшка подхватила Артема под руку и отвела в сторону.
– У кладбища вас Маняшка ждет, – все так же вежливо сказала она и, толкнув его кулаком в грудь, закончила строго: – Иди, дурень, скорее! Присушил девку.
Ромка понял, что Артема не дождешься, и побрел один. Дуняшка тоже убежала. Артем стоял, раздумывая. То, что Маняшка звала его, было ему приятно, и вновь он ощутил прилив радости. Но почему-то теперь у него возникло желание не ходить к Маняшке.
«Вот возьму и не пойду. Больно много воображает», – подумал он.
Однако через минуту, все еще уговаривая себя проучить Маняшку, он уже торопливо шагал к кладбищу.
Маняшка встретила его у дороги и, не скрывая радости, бросилась к нему:
– А, пришел!
Артем знал, что ему надо что-то ответить ей, но язык его словно окостенел. И оттого, что слов опять не было, на миг он возненавидел и себя и Маняшку.
– Что же вы молчите, Артем Матвеич? – спросила Маняшка.
Артем не знал, куда деваться.
«Что она, нарочно, что ль, меня мучает?» – пронеслось у него в голове.
Маняшка, по-видимому, догадалась, что Артем взволнован, и, помолчав, сказала:
– Пойдем на берег?
– Пошли.
Они направились через пустырь к речке. Шли прямиком по траве. Маняшка часто в темноте спотыкалась, прикасаясь к Артему то рукой, то плечом. От ее прикосновений ему было приятно и в то же время как-то неловко и стыдно. Он старался каждый раз отстраниться, но она спотыкалась все чаще и чаще, и наконец у нее вырвалось:
– Темнотища-то! А ты ровно и не чуешь, с кем идешь!
Артем осторожно обнял ее за талию и удивился тому, что она вся была какая-то мягкая и горячая.
«Что она, то ль без костей?» – подумал он, искренне пораженный.
Дойдя до реки, они сели под черемуховым кустом над рекой. Нагретый горячим солнцем песок еще не остыл и немножко пригревал их. Пожимая руку Артема и заглядывая ему в глаза, Маняшка говорила вполголоса:
– Эта неделя за год мне показалась. Не чаяла, как воскресенья дождаться. Бывало, молотим, а я все на солнышко смотрю. Думаю – как бы скорее к закату опускалось.
– Мне эта неделя тоже длинной показалась. А в субботу вечером я к вашему дому подходил, – осмелился признаться Артем.
Маняшка прижалась к нему.
«Поцеловать бы ее», – подумал Артем и сам испугался этой мысли.
Маняшка заглядывала ему в лицо, обеспокоенно чего-то ждала. Но Артем сидел, словно не угадывая ее желаний. Тогда она сама обняла его, прижала к себе и принялась целовать.
Артем задыхался от ее поцелуев, не успевая произнести ни одного слова. Нацеловавшись досыта, Маняшка сказала:
– За неделю вперед! – И, поднявшись с земли, махнула рукой. – Пойдем. Заря занимается.
Возле своих ворот она опять целовала Артема, приговаривая:
– На прощанье!.. Еще разок…
Почти уже рассвело, когда Артем подходил к дому. Никогда еще так сильно не ощущал он того, что жизнь – это счастье. Лицо его горело от жарких поцелуев Маняшки. Желая как можно дольше сохранить ощущение от ее горячих губ, он не прикасался к лицу руками и на вышке снял с себя рубашку с большой осторожностью. Взглянув на спящего Максимку, Артем подумал: «Спит, как суслик, а тут весь бы век на постель не ложился».
Спать ему не пришлось и одного часа: на восходе солнца мать позвала завтракать. Во дворе стояла уже запряженная лошадь. Артем поднялся, подошел к умывальнику, висевшему на крыльце, Но вспомнил о Маняшкиных поцелуях и умываться не стал. Весь день он работал молча, ни на минуту не переставая думать о Маняшке. Но когда наступил вечер и после ужина надо было идти в шалаш спать, ему захотелось сейчас же, немедленно, видеть Маняшку. Он встал и, несмотря на густую темноту, медленно побрел в березник. В глазах у него стояло лицо девушки, ее карие зовущие глаза. Куда бы он ни повернулся, ее глаза отовсюду смотрели на него и манили, манили к себе.
«Сегодня только понедельник», – подумал он, и то, что до воскресенья оставалось еще шесть дней, наполняло его гнетущей тоской. Он привалился к толстой березе и тихо, беззвучно заплакал.
3
Не везло Степану Дубровину. Неудачи следовали одна за другой. Зимой вымерзли посеянные на холмах озимые. Степан приналег весной на работу, хотел засеять загона три яровых, но перед самой пахотой описали за недоимки и свели со двора последнюю лошаденку. Не зря, видно, говорится: беда в одиночку не ходит. Перед сенокосом Степан с женой Варварой и дочерью решил идти на хутора к эстонским кулакам-переселенцам. О том, что посевы погибли и хлеб придется зарабатывать в людях, Маня знала давно, но она никак не предполагала, что для этого придется почти на целый месяц уехать из родного села.
Отец сказал ей об этом в воскресенье, накануне отъезда. Вечером, вялая и печальная, она зашла к Бодонковым за Дуняшкой. Вместе пошли к амбарам на игрища.
Артем стоял рядом с Ромкой Горбачевым, поодаль от круга. Увидев Маню с Дуняшкой, он заулыбался и крикнул весело:
– Наше вам с кисточкой!
Белокурая, голубоглазая Дуняшка звонко засмеялась, бойко затараторила. А Маня с такой тоской посмотрела на Артема, что он в одно мгновение построжел и подумал с тревогой: «Что это с ней? Просватали, что ли, ее?»
Вскоре Ромка с Дуняшкой ушли на круг плясать, и Маня рассказала Артему о предстоящей разлуке.
Домой шли втроем. Ни Артем, ни Маня не скрывали перед Дуняшкой своих чувств и разговаривали при ней без стеснения.
Ночь стояла темная, безлунная и какая-то ласкающая, мягкая. Легкие вздохи ветерка были едва ощутимы.
Шагая по мягкой дороге, обняв-одной рукой Артема, а другой придерживая за локоть подругу, Маня наказывала Дуняшке строго следить за Артемом. Артем тихо и грустно посмеивался, а Дуняшка клялась и божилась не спускать с него глаз. Проводив Дуняшку домой, Артем и Маня долго еще бродили по темным, глухим улицам села, оттягивая наступление горьких минут разлуки.
Утром они разъехались в разные стороны: Артем к себе на поля, а Маня на хутора, к кулакам-эстонцам.
И потянулись однообразные дни, знойные и тягучие. Единственным утешением Артема было то, что время не стояло на одном месте. Миновали понедельник, вторник, среда, и вот уже наступила суббота.
