Я слушала песню, пропитанную лирикой. Он говорил мне, что нам не быть вместе, и, в то же время, отправил трек, с помощью которого просит не сдаваться, пока он разбирается со своим дерьмом. Часть меня рада, что он все еще общается со мной, тогда как другая часть грустит оттого, что он не позволяет мне тихо, в одиночестве зализать свои раны.
Я даже не собиралась отвечать, пока не услышала песню из комнаты Шейна. Мой ответ был — Numb (прим.ред. Онемение), Ашера. Этим я пыталась сказать Колтону, что, пока он не начнёт противостоять своим старым привычкам, ничего не изменится, и он по-прежнему будет онемевшим. Он не ответил, да я и не ждала этого.
Я громко вздыхаю, сидя в одиночестве за кухонным столом в «Доме». Зандер на сеансе психотерапии у Джексона, остальные мальчики в школе, где пробудут ещё два часа. Передо мной стопка резюме, которые даже и близко не жизнеспособны, и я обескуражена фактом, что только одно из них может оказаться возможностью. Причём, пока только для собеседования, а, кроме этой претендентки, я не нашла ни одного сколько-нибудь близко компетентного.
Из транса меня вырывает звонок моего мобильного. Я лихорадочно подрываюсь, чтобы схватить его, моё сердце колотится в надежде, что это может быть Колтон, хоть мы и не говорили с ночи воскресенья. Мой разум говорит мне, что, скорее всего, это не он, в то время как сердце всё ещё надеется на чудо. Такой вот безнадёжный ритуал, но, тем не менее, я его исполняю.
На экране высвечивается неопознанный номер, и я, задержав дыхание, произношу:
— Алло.
— Райли?
От рокота его голоса моё сердце разбухает. Шок не даёт произнести ни слова. А гордость давит сверху, желая удостовериться, что, когда я, наконец, в состоянии заговорить, заминка в моём голосе отсутствует.
— Ас?
— Привет, Райли, — от теплоты в его голосе, смешанной с облегчением от затаённых эмоций, меня трясёт.
— Привет, Колтон, — в тон ему отвечаю я.
Он тихо смеётся в ответ, а потом телефонную линию заполняет моё молчание. Он откашливается, прочищая горло.
— Я просто звоню, чтобы напомнить: машина заберёт вас из «Дома» в воскресенье в девять тридцать, — бывшее секунду назад тепло сменила отстранённость и официальность.
— А. Хорошо, — я опускаюсь на сиденье; он звонит не ради меня, а чтобы только подтвердить информацию, отправленную его сотрудниками по электронной почте пару дней назад, и по телу разливается разочарование. Я слышу, как он дышит в трубку, и слышу голоса на заднем фоне.
— Вас по-прежнему будет десять? Семь мальчиков и трое сопровождающих?
— Да, — мой тон сухой и очень деловой. Моя единственная форма защиты. — Мальчики чрезвычайно взволнованы предстоящим событием.
— Здорово.
И снова повисает тишина. Мне нужно придумать тему для разговора, чтобы он не разъединился, потому что, несмотря на отсутствие между нами общения, осознавать, что он по другую сторону линии лучше, чем знать, что его там нет. Разум кричит мне о безрассудстве, но меня это не волнует. Мой мозг всеми силами старается сформировать предложение, и прямо тогда, когда я произношу его имя, Колтон произносит моё. И мы оба смеёмся.
— Прости, давай ты первый, Колтон, — я стараюсь избавиться от проникающей в голос нервозности.
— Как ты, Райли?
Я несчастна. Скучаю по тебе. Я пытаюсь с довольством произнести свои следующие слова, радуясь, что он не прямо передо мной, и не распознает мою ложь.
— Хорошо. Прекрасно. Очень занята. Ты же знаешь.
— О. Прости. Не буду задерживать тебя.
Нет! Ещё нет! Мой мозг судорожно соображает, что сказать, чтобы удержать его на линии.
— Ты… готов к воскресенью?
— Практически, — кажется, я слышу облегчение в его голосе, но списываю это на мою им увлечённость. — Машина ведёт себя отлично. Мы внесли некоторые корректировки в аэродинамику, отчего, кажется, она стала гонять ещё лучше, — в его голосе слышен энтузиазм. — Мы настроим и проверим это в воскресенье. И Беккет, главный в моей команде, считает, что мы должны отрегулировать развал, и ещё ты спрашивала меня, почему я не завожу серьёзных отношений.
Что? Ох!.. Вот это смена темы. Не знаю, что ответить, поэтому просто мямлю невразумительное «Э-э-мм», опасаясь, что если заговорю, он догадается, насколько я хочу знать ответ, и в то же время боюсь его услышать.
Слышу на другом конце линии его вздох и представляю, как от неловкости и беспокойства Колтон проводит рукой по волосам. Когда он, наконец, заговаривает, его голос звучит приглушённо.
— Если коротко, то это из-за моего детства… те годы были… более чем отвратительные, — я чувствую его настороженность и трепет от собственной исповеди.
— До того, как тебя усыновили? — Я знаю ответ, но это единственное, что, как я думаю, могу сказать, чтобы он не почувствовал моей к нему жалости. Тишина от меня была бы ещё хуже.
— Да, прежде чем меня усыновили. В результате… я… как я…? — он усиленно ищет подходящие слова, чтобы выразить свою мысль. Я слышу его выдох, перед тем, как он продолжает. — Я саботирую всё, что напоминает отношения. Если дела идут слишком хорошо… в зависимости от ситуации, как говорят терапевты, я осознанно, машинально или подсознательно разрушаю их. Лажаю. Причиняю другому боль, — всё это выпаливается быстрым беспорядочным потоком. — Лучше спросить моих бедных родителей, — он самоуничижительно смеётся. — За время моего взросления я мучил их столько, что не в состоянии это подсчитать.
— О… я… Колтон…
— Я обречён на этот путь, Райли. Я намерено сделаю что-нибудь, причинив тебе страдания, чтобы доказать, что я могу это. Показать, что ты не сможешь быть рядом, независимо от последствий. Доказать, что я управляю ситуацией. И управляя, не даю причинять себе боль.
В моей голове так много мыслей. Большинство о словах, которые он не высказал. О том, как он был оставлен и заброшен. Что его прошлое, проверяя человеческие пределы, заставляет его доказывать, что он не достоин любви. Заставляет опять и опять уверяться, что его снова оставят. Моё сердце болит за него и за всё, неизвестное мне, что случилось с ним, когда он был ещё ребёнком. С другой стороны, он немножко открылся, хоть как-то отвечая на вопрос, заданный мной при расставании, там, на моём крыльце.
— Я говорил тебе, мой багаж огромен, сладкая.
— Это не важно, Колтон.
— Ещё как важно, Райли, — он нервно смеётся. — Я не стану ни с кем связываться. В конце концов, так будет лучше для всех.
— Ас, ты не первый парень с боязнью серьезных отношений из тех, с кем я знакома, — шучу я, пытаясь добавить в наш разговор легкомыслия. Но в глубине души я знаю: его неспособность довериться кому-либо намного глубже, чем обычное мужское уклонение от ответственности. Стыд в его голосе, смешанный с отчаянием, громким эхом отдаётся в моей голове, говоря об ином.
