— Итак, — произнесла я. — Мы снова встретились.
— Да, мы снова встретились.
— Действительно великолепная елка, — продолжала я светский разговор. — Что за необычная идея — использовать дары природы для украшения? Ты это сделал для Хилари?
— Не только. Моим мальчикам всегда это нравилось, — любезно отозвался Том. — Да и мне нравится заниматься украшением рождественского дерева. Я делаю все это в такой же степени для себя, как и для кого-то другого. Бывают годы, когда я единственная персона, кроме Скретча, Риза и иногда Мартина, кто лицезреет подобную красоту. Но я все равно каждый год наряжаю елку.
— На самом деле ты мог бы выиграть за дизайн приз на любом конкурсе рождественских украшений, — продолжала я, чувствуя, как жалко и глупо звучат мои слова, но я не могла сдержаться: что-то неумолимое готовилось ворваться в каждую секунду нашего с Томом молчания.
— Боже упаси, — ответил он.
— О нет, тебе бы удалось, — уверяла я. — Твоя идея украшения такая свежая, интересная и некоммерческая…
Наконец я замолчала, онемев от сознания собственной глупости.
Том пересек комнату, положил руки на мои плечи и слегка встряхнул меня. Волна легкого стыда залила меня так сильно, что я зажмурилась, пытаясь защититься от нее. „Господи Боже, — подумала я. — Эти Дуни прикасались ко мне прошлой ночью, прикасались к каждой клетке моего тела, на моей коже нет и дюйма, который бы не попробовал этот рот".
— Диана, перестань жмуриться и посмотри на меня. Ты похожа на летучую мышь, которую вынесли на дневной свет.
Его голубые глаза были рядом с моими, и я прочла в них веселость. И никакой опасности. Никакого намека. Ничего, кроме веселого удивления.
— Послушай, — сказал он. — Я думал, что мы уже все решили. Я думал, что мы договорились действовать так, будто субботней ночи никогда не было. Это твой выбор, дорогая, не мой. Такое поведение мне кажется величайшей глупостью, и я не вижу в нем никакой необходимости, но… Мы договорились. Поэтому давай так и поступать. Перестань коситься на меня, как будто я собираюсь прыгнуть на тебя, пока ты не видишь. Перестань болтать насчет конкурсов по украшению елок и о моем превосходном рождественском дереве. Тебе это безразлично. Ты просто перепугана, ты боишься, что я буду думать о тебе как о грязной девке из-за того, что мы сделали. Напротив, я думаю, то, что мы сделали, — чертовски чудесно, и ты тоже чертовски чудесна, и я всегда буду так думать. Но я намерен вести себя с тобой так, как будто мы только и делали, что восхищались свежим, интересным и „некоммерческим", как ты говоришь, рождественским деревом. И точка. Так будет всегда, до тех пор, пока ты сама не попросишь меня остановиться. А теперь перестань вести себя как малолетка, и тогда мы займемся делом. Смотри на себя так, как будто ничего не случилось.
Я рассмеялась, а он слегка обнял меня. День внезапно стал сияющим, беззаботным и праздничным, с бесконечной лентой времени, таким, каким и должен был быть день накануне сочельника. Я позвала Хилари из кухни, и мы уселись перед камином в ожидании подарков.
Вдруг Том стал почти застенчивым — я никогда не видела в нем такой неуверенности.
— В свое время я думал, что это интересная затея, но теперь не очень уверен в том, что подарки вам понравятся. Они вовсе не такие уж великолепные…
— Как говорится, важно внимание, а не подарок, — улыбнулась я. — Нам не нужно и мы не хотим что-нибудь великолепное — оно у нас уже было в Атланте.
— Какой он — значения не имеет, важен сам подарок, — практично заметила Хилари. — Скорее, Том. Я не могу больше ждать.
— Ну что ж, я вас предупредил, — пожал плечами Том и ушел в спальню. Через минуту он появился, держа руки за спиной.
— Закройте глаза. Мы повиновались.
— Счастливого Рождества, Диана и Хилари!
Мы открыли глаза. Улыбаясь, Том стоял перед нами и держал два изящных лука и два колчана, наполненных небольшими тонкими стрелами. Даже при первом взгляде я могла определить, что это оружие не современно — оно было сделано в стиле, который мастера перестали применять раньше, чем были написаны и напечатаны книги, описывающие его. Я знала, что Том изготовил луки сам. Они были очень просты и очень красивы.
Но… луки и стрелы? Для меня, для моей десятилетней дочери, нам обеим, городским созданиям — и вдруг такой подарок? Орудия убийства — нам? Я не знала, что сказать.
А Хилари знала.
— О Том, они великолепны, они просто прекрасны! — воскликнула девочка. — Они на самом деле мои? Ты сам сделал их? Ты научишь меня стрелять? Могу я взять лук в школу и показать всем? Ни у кого нет ничего подобного!
— Да, они действительно твои, — ответил Том. Его неуверенная улыбка стала более широкой. — И я сделал их сам. Именно для тебя. И конечно, научу стрелять, прямо с сегодняшнего дня и начнем, если захочешь. Но я бы предпочел, чтобы ты хранила их здесь, Хилари. Это серьезное дело. Не для показов и разговоров. Не знаю детей, кроме тебя, в ком я был бы так же уверен, что они поймут и будут относиться к лукам и стрелам с уважением. Место этих вещей — здесь, в лесу. Ты должна понять лук и стрелять из него только здесь. Он как… тайна, которая нам открыта, тайна, принадлежащая только Козьему ручью. Никто больше не должен быть посвящен в нее. Ну как, о'кей?
— Да, — согласилась девочка, серьезно глядя на мужчину. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
Я смотрела на них, освещенных огнем камина и свечей на языческом рождественском дереве. Легкие мурашки побежали у меня по затылку. Я знала, что Хилари понимает, о чем говорит этот человек, понимает и слова, и смысл этих слов. И так же знала, что сама ничего не понимаю. Том посмотрел на меня.
— А тебе нравится твой лук, Диана? — спросил он почти официально. — Они вам очень подойдут. В идеале — вы должны подогнать их по длине своей руки, а я рассчитывал все на глаз. Я могу сделать другой, если этот не по мерке.
— Луки действительно красивы, — медленно произнесла я. — Это превосходная, искусная работа. У тебя, наверно, ушли на нее месяцы. Никогда раньше не видела ничего подобного. Но дело в том, что я полный профан в вопросах, где мне приходится иметь дело с вещами, требующими от меня прицельной стрельбы во что-то и… Короче, я не думаю, что смогла бы кого-нибудь убить.
— Я бы никогда от тебя этого и не потребовал, — заметил Том. — Просто очень приятно уметь стрелять в цель. Ты можешь удивить самое себя. У меня такое чувство, что я смогу научить тебя очень хорошо стрелять. А потом, кто знает, может быть, ты захочешь пойти дальше. Но как бы там ни было, мне хотелось сделать эти луки для вас. Я хотел, чтобы они были вашими. Я воображал, как ты стоишь в моем лесу и держишь лук, мой лук…
