Аутиб улыбнулся.
— Так о чем же ты пел?
— Я был твоим голосом. Я пел об отсутствии твоего солнца.
— А откуда ты знаешь, что мое солнце не со мной?
— А разве это не так?
Аутиб не знал, что ему делать. Он забеспокоился: что же у него была за репутация, если даже какой-то юнец осмелился петь ему среди ночи серенады под балконом?
— Я надеялся, что в награду за мою песню ты мне предложишь стакан вина.
— Кабаки закрыты.
— А у тебя в доме вина не найдется?
Аутиб растерялся. Но этого загадочного певца нужно было вывести на чистую воду. Правда, время было позднее.
— Иди за мной, — сказал он.
Когда Аутиб проснулся, он был один.
Ему что, все приснилось?
Голубой флакон, стоящий на сундуке, свидетельствовал о том, что это не сон.
Он сел и задумался о сделанном ему предложении отомстить. А еще он задумался о тысяче золотых колец.
Второй распорядитель объявил о приходе Меритатон. Она пришла в сопровождении Неферхеру и носильщика опахала. Сменхкара встал, чтобы поприветствовать ее. Писарь поторопился предложить кресло сначала царице, а потом и Хранителю духов.
Аа-Седхем и Сменхкара видели, что Меритатон была мрачнее тучи. В свою очередь, Меритатон и Неферхеру заметили скверное настроение Сменхкары.
— Твой визит — настоящая честь для меня, моя царица.
— Боюсь, что, узнав о цели моего визита, ты не станешь радостнее, мой царь, — сказала она.
Потом повернулась к Неферхеру.
— Хранитель духов рассказал мне о странном человеке, с которым он встретился несколько недель назад. Он не говорил мне о нем до сегодняшнего дня, боясь расстроить.
Неферхеру рассказал о посещении торговца благовониями и его предложении.
— Похож на обезьяну? — уточнил Сменхкара.
— Да, божественный царь, — ответил Неферхеру, широко раскрыв глаза от волнения. — Именно на обезьяну.
Сменхкара повернулся к Аа-Седхему.
— У него было на груди Гнездо Исиды? — спросил лекарь.
— Да, господин, — почти крикнул Неферхеру, все больше и больше тревожась.
— И черный сундук в руках?
— Господин, но откуда ты знаешь?
— Ко мне он тоже приходил. И я тоже не сообщал об этом божественному царю, чтобы раньше времени не волновать его.
Меритатон встрепенулась.
— Значит, этот человек приходил к вам обоим? Что же ему нужно?
— Понятнее всего он говорил с Аа-Седхемом, — сказал Сменхкара. — Он дал ему задание отравить меня по сигналу, которого еще не было.
Он раскрыл ладонь и показал маленький флакончик. Неферхеру глубоко вздохнул. Меритатон вскрикнула.
— Пусть боги защитят нас! — воскликнула она. Ее голос дрожал. — Если я правильно поняла, Неферхеру должен отравить меня!
— Боги нас защитили, это правда, — произнес Сменхкара, — потому что Неферхеру и Аа-Седхем доказали свою преданность. Я желаю знать о других подобных посещениях.
Меритатон удивилась.
— Не понимаю… — пробормотала она.
— Сомневаюсь, что Ай ограничился двумя преступными попытками подкупить двоих самых близких нам людей, — сказал Сменхкара, обращаясь к царице.
— Ай? — вскричала она.
— А кто же еще? Кто еще хочет, чтобы ты исчезла из этого мира? Он знает, что ты осведомлена о его участии в отравлении твоего отца и моего брата.
— Нужно схватить его и предать суду! — заявила Меритатон.
Сменхкара покачал головой.
— Он бы не действовал без согласия, пусть молчаливого, священнослужителей и, вероятно, военных. И я не сомневаюсь в том, что его зять Хоремхеб и кузен Нахтмин согласятся на это.
Утверждение было ужасающим. Какое-то время никто не произносил ни слова.
— Тогда его надо убить, — медленно произнес Аа-Седхем.
— Это не остановит ни священнослужителей, ни военных. Я не должен был покидать Фивы. Это моя ошибка. Я возвращаюсь. Ни Тхуту, ни Майя не смогут ничего предотвратить.
Все выразили желание ехать с ним.
— Нет, мы не поедем все вместе. Для наших врагов это будет тревожным сигналом. Достаточно того, что со мной поедет Аа-Седхем, все-таки он мой лекарь.
Тогда Неферхеру задал вопрос:
— Кто же, божественный царь, мог рассказать Аю, кому больше всего доверяют божественные царь и царица?
Никто об этом даже не подумал. Кто-то очень хорошо знал о близких отношениях в кругу царской семьи и назвал имена Аа-Седхема и Неферхеру.
— Я этого не знаю, — ответил царь.
— Речь может идти о большом лжеце, потому что он не мог не знать, что открывает тайны врагу.
Сменхкара склонил голову.
— Верно говоришь, — заметил он.
— Пентью! — воскликнула Меритатон.
Сменхкара задумался.
— Возможно.
— Я дрожу при мысли, что ты отправляешься в Фивы, мой царь, — сказала Меритатон.
— Присоединишься ко мне через несколько дней. Я пришлю за тобой «Славу Амона». А пока давайте пообедаем вместе.
Когда они вчетвером спускались по лестнице в большой зал, где был накрыт стол, Аа-Седхем отвел Сменхкару в сторону и тихо сказал:
— Есть еще один лжец, мой царь.
— Кто?
— Аутиб.
Сменхкара снова задумался.
Возвращаясь в Царский дворец, Меритатон смотрела на здания и сады, особенно красивые в летнее время. Вечерний ветер наполнил воздух ароматами роз и жасмина.
Но магия Ахетатона испарилась. Тень врага нависла над этим идиллическим пейзажем.
Анхесенпаатон бежала ей навстречу, но вдруг резко замедлила бег, заметив, что ее сестра погружена в глубокие раздумья.
— Что случилось? — спросила она, беря Меритатон за руку.
В глазах Меритатон блестели слезы.
— Я тебе все объясню, — сказала она.
Надо было все-таки открыть Третьей царской супруге, какова на самом деле жизнь царей.
«Он писал гимны…»
Редко человеческое лицо выражает такое внимание, какое выражало лицо Тхуту в тот момент, когда Сменхкара впервые рассказал ему об интригах Ая.
Раздосадованное выражение, появившееся затем на его лице, убедило Сменхкару в том, что Тхуту искренен.
— Не могу поверить, что преступные планы Ая объясняются только моим отсутствием в Фивах. Тем более я не думаю, что он затеял все это опасное дело без поддержки жрецов и военных.
— Нет, божественный царь, эти планы вдохновлены только его собственными амбициями. Возможно, твое отсутствие в Фивах обеспокоило Хумоса и поспособствовало сближению его с Аем. В глазах жрецов Ахетатон — рассадник ереси, возникший во времена правления Эхнатона, твоего божественного брата. Твое возвращение туда встревожило их.
