— Что “я”?! Ты вообще головой думаешь, когда что-то делаешь?! Или до тебя вообще не доходит, что тебе в твоём положении делать можно, а что нельзя?! Мне с тобой как с маленькой начать разговаривать? Хорошо, Алиса, я могу как с маленькой! Нельзя совать голову в камин, нельзя прыгать с паршютом, на мотоцикле, бл*ть, тоже нельзя кататься! Слушай, а может тебе понравилось в обмороки падать и в больничке прокапываться? Так ты бы сразу сказала, я б тебя оттуда тогда не забирал! Лежала бы дальше! Желательно привязанная к койке!
Болезненно морщусь, смотря в разъярённое лицо Воскресенского и вообще не понимаю, что его так разозлило.
— Перестань делать из меня дуру. Я всего лишь присела, Макс даже мотор не заводил. Ты же не думаешь, что я… Игорь! — кричу, уже вдогонку, потому что Воскресенский, не дав мне договорить, резко разворачивается и заходит в дом, громко хлопнув за собой дверью.
Сказать, что мне сейчас больно, это не сказать вообще ничего! Обидно настолько, что хочется разрыдаться. От былого хорошего настроения не осталось и следа. Подхожу к садовым качелям, устало падаю на них и упираюсь лбом в ладони.
Чувствую, как Миллер садится рядом. И это самое обидное — что Воскресенский наорал на меня прямо при нём. Так отвратительно как сегодня я уже очень давно себя не чувствовала.
— Алис, ты не обращай внимания, он просто…
— Псих неадекватый, — выдавливаю, чувствуя как поперёк горла встаёт противный комок.
— Ну, не совсем так, но близко к истине, — усмехается Макс. — Сделай ему поблажку. У него есть причины так себя вести.
— Да что ты?! — выпаливаю, переводя взгляд на Миллера. — Нет у него причин, потому что ничего ужасного я не сделала! Ты знаешь, я всё понимаю. Он очень хотел этого ребёнка, мечтал о нём… но у всего есть границы! Он же со своим маниакальным желанием контролировать абсолютно каждый мой шаг, кажется не понимает даже, что перегибает палку! Я всё терпела. Когда он без моего ведома пересдал мою квартиру другим жильцам и заставил переехать к себе… он же даже вещи мои сам собирал без меня! Когда вырезал замки в ванной комнате и моей спальне, чтобы я не могла запереться! Я не помню, когда в последний раз одна по городу передвигалась, всегда с конвоем! Но сейчас — это уже чересчур! Выставить меня какой-то неадекватной дурой… хотя, о чём это я?! Он ведь такой меня и считает, судя по всему!
— Он тебя ей не считает, поверь.
— С чего ты взял?
— С того, что я хорошо его знаю. Воскресенский сложный человек, но как я тебе уже сказал, у него есть причины перегибать. Сделай ему скидку, у него просто голову перемкнуло после того, как Олю убили.
— Чт…то значит убили?! — шепчу, растерянно смотря на Макса. — Я думала она болела… Ну не молчи ты, скажи что-нибудь!
Чувствую, как сердце разгоняется и начинает барабанить на сверхскорости, то и дело сбиваясь с ритма. А от того, что Миллер молчит, волноваться начинаю ещё больше.
— Знаю, что я не должен тебе это говорить. Точнее не так. Не я должен тебе это сказать. Если бы не знал точно, как он к тебе относится, вообще бы лезть не стал. Но не думаю, что Игорь захочет затронуть эту тему. А знать тебе нужно.
— Я не понимаю о чём ты… Что случилось с Олей? Макс, говори! Как она умерла?!
— Это произошло два года назад. Она шла вечером с работы. Обычно Игорь её всегда встречал, а в тот раз… в общем, не смог. Уже возле дома на неё напали двое гопников. Не знаю, наверно ограбить хотели… Возможно, если бы Оля не сопротивлялась и просто отдала им сумку, всё бы закончилось иначе. Но она стала кричать. Один из гопников пырнул её ножом. К сожалению, этого одного удара хватило, чтобы попасть в селезёнку. Скорая к ней не успела.
Глава 42.1
Глава 42.1
Чувствую, как от услышанной информации начинает кружиться голова и бешено грохочет сердце. Хватаюсь пальцами за виски и массирую их, пытаясь переварить рассказ Миллера.
— А эти люди… которые напали на Ольгу. Они понесли наказание? Их поймали?
— Да, сразу. Но не думаю, что Игорю от этого стало легче. Он полгода после её смерти пил не просыхая. Так что то, как он ведёт себя сейчас — это, можно сказать, успех. Мы еле вытащили его из запоя. Сегодня, кстати, годовщина Олиной смерти. Так что ты вообще не принимай на свой счёт. Он в этот день всегда неадекватный. Ладно, Алис, я поеду. У меня правда дела, — ободряюще жмёт мне плечо Миллер и заводит мотор мотоцикла. — Документы, пожалуй, потерпят. Откроешь мне ворота?
— А, да… конечно, — рассеянно кивнув, нажимаю кнопку на пульте.
Дожидаюсь, когда Миллер выедет с участка и направляюсь обратно в сторону дома. На душе полный раздрай, в мыслях — тоже. Хотя, теперь, после услышанного, пожалуй многое мне становится понятным…
Так вот почему Олег так разговаривал с Игорем тогда в больнице. Теперь их беседа уже не кажется мне странной… И он тогда сказал такую фразу… о том, что Игорь был запойным алкоголиком. Я подумала, что это просто бред наркомана. А оказывается правда…
За этими мыслями даже не замечаю, как вхожу в дом и дохожу до кухни. Спохватываюсь только когда замечаю Игоря, сидящего за барной стойкой.
— Ты голодный наверно. Я сейчас суп тебе разогрею… — прохожу мимо, скашивая взгляд на виски, который он наливает себе в стакан.
Собираюсь уже было открыть холодильник, но он хватает меня за руку раньше.
— Не надо. Я не буду есть. И прости меня за то, что сказал тебе во дворе, я так не думаю, — выдыхает устало, потирая ладонями лицо. — Просто это была чертовски сложная ночь. Жену Андрея схватил её отец, и…
— Еву?! — замираю, испуганно оборачиваясь на Игоря. Сердце тут же делает кульбит и проваливается в желудок. Я очень хорошо знаю историю Евы. Её отец просто сумасшедшее чудовище, иначе нельзя назвать человека, от которого сбежала родная дочь и вынуждена была почти год даже от собственной тени шарахаться… — Он её забрал?! Что он с ней сделал?!
— Ничего он ей не сделал. Обошлось. Но ночь выдалась сумасшедшая.
— Почему ты мне сразу не сказал, что уезжаешь, из-за того, что с Евой что-то случилось?
— Потому что не хотел, чтобы ты тут сходила с ума и накручивала себя. По моему это очевидно, — нахмурившись встаёт из-за стола.
— Ты куда?
— К себе. Спать хочу.
— Ты спать собрался в обнимку с бутылкой? — спрашиваю, следя за тем, как он подхватывает со стойки виски и стакан.
— Типо того. Считай, что это снотворное, — отвечает безэмоционально, даже в сторону мою при этом не посмотрев, и поднимается на второй этаж.
Смотрю ему вслед, а у самой сердце так и шарахает по вискам и горлу. И в голове только одна фраза Миллера звучит набатом:
