после случая с Наталией стало жутко стыдно. Но желание выговориться близкому человеку не давало мне покоя. Поскольку к тому времени я уже разругался со многими, то решил попробовать попросить о разговоре тебя. Думал, что ты не откажешь мне.
— А потом чего заклинило?
— Тогда стыд окончательно овладел мною. Настолько сильно, что хотелось послать все к черту. Только лишь мысль о том, что Наталия нуждается во мне, заставляла меня не засовывать голову в песок. Но зато когда все это закончилось, мне стало еще тяжелее заставить себя поговорить с кем-то из семьи. Я никому не мог смотреть в глаза.
— Извини меня, Эдвард, но игнорировать всех по этой причине — очень глупо! А если бы мы подумали, что ты — эгоист, который страдает от гордыни и не признает свои ошибки?
— Поэтому я и был вынужден взять себя в руки и попросить прощения у тех, кого успел обидеть. Ибо знал, что никто это за меня не сделает.
— Ну хоть признал свою вину — и то хорошо.
— Клянусь, мама, я не хотел причинять тебе боль и заставлять волноваться. Хотя и понимал, что рано или поздно вся правда вскроется, и мне придется сгорать от стыда. Я правда собирался рассказать про ситуацию с убийством. Но хотел выбрать для этого лучшее время — чтобы никто не был на взводе. Однако я только был вынужден подтвердить факт убийства и опровергнуть свою причастность к нему.
— Радует, что ты это понимаешь. Однако ты действительно причинил мне огромную боль, как бы сильно тебе этого ни хотелось.
— Я знаю. — Эдвард виновато склоняет голову, продолжая сидеть согнутым пополам и опираться локтями о колени. — Мне очень жаль, что я заставил тебя страдать… Жаль, что ты подумала, что твой младший сын — подонок, которого нельзя прощать.
— Еще раз повторяю, ты разочаровал меня.
— А хотел бы, чтобы ты гордилась мной, — с жалостью во взгляде низким, тихим голосом говорит Эдвард. — Чтобы любила меня. Чтобы считала важным себе. Хотя я понимаю, что не могу требовать подобного после всего, что произошло. Меня и раньше никто не любил, а сейчас и подавно. О какой любви вообще может идти речь!
— Эдвард…
— Знаю, что мне никогда не стать такой же твоей гордостью, как Терренс. Что меня не будут любить так, как любят его. Не буду хвалить, ценить, считать полезным… Так хотел быть похожим на него и завоевать такие же любовь и уважение, но я и рядом не стою.
— Послушай…
— Но ничего, все в порядке, я не завидую. Терренс вообще был всеобщим любимчиком с самого рождения. Отсюда и его уверенность и любовь к себе. Он такой, какой есть сейчас, потому что все вокруг восхищаются им. А я? К сожалению, я родился по счастливой случайности и усугубил и без того сложную жизнь своей семьи. Знаю, я стал для всех проклятием. Балластом. И понимаю, почему меня всю жизнь никто не любил. Почему никто не интересовался моей жизнью, моими чувствами, моими желаниями…
— Закрой рот, Эдвард! — резко отрезает Ребекка. — Просто замолчи и послушай, что я тебе скажу! Для начала прекрати сутулиться и опускать глаза. Сядь прямо, подними голову и посмотри на меня.
Эдвард немного неуверенно выполняет просьбу Ребекки и нервно сглатывает.
— Я хочу донести до тебя несколько вещей, которые ты должен хорошо запомнить. Во-первых, я еще раз напомню тебе, что ты поступил отвратительно со всей своей семьей и бывшей девушкой. Во-вторых, нельзя скрывать даже самую ужасную и неприятную правду. Всегда помни, что человеку лучше знать горькую правду, чем сладкую ложь.
— Знаю, — тихо произносит Эдвард.
— Ну и в-третьих, запомни очень хорошо и заруби у себя на носу, дорогой мой Эдвард. Я никогда не любила и не собираюсь любить Терренса больше, чем тебя. Ни-ког-да! Вы оба — мои сыновья, и я буду любить вас одинаково. Даже если каждый из вас обожает доставлять мне проблемы. Не могу отрицать, что Терренс далеко не идеален и невинен. Нет, он и сам доставил мне кучу хлопот. Но это не значит, что я вообще не должна любить его.
Глава 142
— Ты любишь того, кто действительно этого заслуживает.
— Прекрати, Эдвард! Повторяю еще раз: я не люблю Терренса больше тебя. Хватит верить тому, что тебе наговорил твой больной дядя, который только и мечтал посильнее унизить тебя и заставить верить в свою ничтожность.
— Хоть его целью всегда было желание унизить меня, в некоторых словах была какая-то доля правды.
— Майкл всегда был одинок из-за своего омерзительного характера и тебя хотел сделать таким же. Не хотел, чтобы ты был счастлив и окружен близкими людьми. Ему было даже противно об этом думать.
— Я знаю…
— И запомни, твои родители никогда не считали твое рождение ошибкой. Не винили в том, что наша жизнь стала хуже. И тем более не собирались избавлять от тебя с желанием избежать проблем. Ничто не должно быть причиной любить одного ребенка больше другого. К тому же, детей надо любить просто за то, что они есть. Не надо заставлять их завоевывать вашу любовь. Когда в семье больше одного ребенка, то нужно уделять внимание каждому. А иначе все будет как в случае с Майклом и Джейми.
— Скажи мне правду… — спокойно говорит Эдвард, крепко сцепив пальцы рук. — У меня хоть какой-то шанс получить твое прощение? Что я должен сделать для того, чтобы ты поверила в мое раскаяние и хотя бы попыталась больше не осуждать меня за мои поступки?
— Есть, — кивает Ребекка. — Хоть ты и поступил отвратительно, я не мог наплевать на тебя и забыть о твоем существовании. Ты — мой сын, и я люблю тебя за одно только твое рождение. Да, я злюсь. Да, разочарована. Да, недоумеваю, в чем мой грех. Но родной ребенок — есть родной ребенок. Сделаешь что угодно и всему найдешь оправдание.
— Я не требую слишком многого. Всего лишь любви и внимания. Просто хочу, чтобы ты любила меня хотя бы немножко. Не прошу гордиться мной, восхвалять меня и петь дифирамбы. Всего лишь будь рядом и поддерживай. Дай мне знать, что я не одинок и могу рассчитывать на твою заботу и помощь. Обещаю, больше я не буду притворяться кем-то другим. Отныне я буду собой. Тем, кем я был все свои двадцать пять лет. Даже если я — противоположность своего брата.
— Ты не одинок, дорогой, — слегка улыбается Ребекка. — Мама всегда будет рядом. И я уверена,
