готового спасти свою семью с надеждой, что ему скажут хоть одно ласковое слово!
— Господи, Эдвард! — ужасается Ребекка. — Как ты разговариваешь с отцом?
— Не надо, Ребекка, — приподнимает руку Джейми. — Пусть говорит.
— Ты прекрасно знаешь, что виноват в том, что я стал таким, — срывается на отчаянный крик Эдвард. — Я столько лет надеялся, что ты обратишь на меня внимание. Хоть один чертовый раз. Но тебе было по фиг. Абсолютно. Ты беспокоился о ком угодно, но только не обо мне. Я всегда был твоим балластом! Ребенком, который напоминал тебе обо всех грехах твоего прошлого. Да лучше бы я провел все эти годы в приюте. Там бы мне уделяли гораздо больше внимания, чем мой собственный отец. Который типа сделал доброе дело, забрав у матери одного из двух ее детей.
В этот момент по щеке Эдварда медленно скатывается слеза.
— Даже не надейся, что я сделаю вид, что ничего не случилось! — восклицает Эдвард, нервно размахивая руками, и подходит поближе к Джейми. — Я никогда не забуду то, как ты обращался со мной все эти годы! Как с половой тряпкой! И да, я действительно мечтал свалить из дома! Свалить из того чертового дома, в котором меня никто не любил. Ник-то! Ни ты, ни Изабелла, ни ее дети, которые тем более ни во что меня не ставили! Единственный человек, который в то время реально проявлял беспокойство и интерес к моей жизни, — это Николас Картер. Только он спрашивал меня о моей жизни и моих чувствах, когда приходил к тебе домой. И все! Больше я никого не интересовал!
Эдвард замолкает на пару секунд, довольно часто дыша и крепко сжав руки в кулаки.
— Это из-за тебя я всегда был жутко неуверенным в себе слабаком, которого никто никогда не называл настоящим мужиком. Я был для всех лишь щенком! Мелким чертовым щенком, которого пинали все подряд! Все смеются надо мной из-за того, что я такой трусливый и зажатый! Никто не верит, когда я играю роль смелого героя, для которого нет никаких препятствий. Для них я, черт возьми, клоун!
— Ух ты… — бубнит себе под нос Терренс, округлив глаза. — Ну и прорвало его…
— Эдвард… — широко распахнув полные ужаса глаза, качает головой Джейми. — Боже мой… Что ты такое говоришь?
— Я верю только в мамину любовь ко мне, — спокойно отвечает Эдвард. — Но в твою — нет.
— Что?
— И знаешь, дядя Майкл был отчасти прав, когда говорил, что я никогда не был кому-то нужен. Уж ты-то точно проклинаешь мой день рождения — десятое мая тысяча девятьсот девяносто первого года. В этот день родился я, ненужный тебе ребенок, который испортил все к чертовой матери. И наверняка ты стыдишься меня, потому что я совсем не похож на настоящего мужика. Ты хотел иметь решительного и уверенного в себе сына. Но был я, жалкий щенок, который тебе не нужен, но которого и на улицу выкинуть жалко.
— Это неправда! Я никогда не считал тебя ненужным себе. И твоя мать никогда так не думала. Несмотря на сложную ситуацию в семье, мы ждали твоего появления.
— Не надо, отец, я все прекрасно понимаю. — Эдвард резко выдыхает и качает головой с грустью во взгляде, начав говорить гораздо тише. — Понимаю, что не могу просить любить меня, потому что никогда этого не заслуживал. Никогда не был идеальным сыном для тебя. Мало того, что я жутко труслив и нерешителен, так еще и не приносил никакой пользы. Не делал ничего хорошего, чтобы мной можно было гордиться. Я никогда не чувствовал себя уверенным и решительным. Никаких причин гордиться таким человеком, как я.
— Не говори так, пожалуйста.
— Увы, но мне не удалось оправдать твои надежды. Ты окончательно разочаровался во мне и переключил все внимание на Джереми и Уильяма. Они были совсем другие. Не такие слабые тряпки.
— Пожалуйста, перестань думать, что я любил тебя меньше всех своих сыновей. Это совсем не так, клянусь. Я никогда не любил кого-то из своих детей больше другого. Для меня все одинаковы.
— И почему я должен тебе верить?
— У тебя есть право не верить. Я понимаю, что вел себя некрасиво по отношению к тебе, и действительно отчасти виноват в том, что произошло. Знаю, что должен был уделять тебе больше внимания и проявлять интерес к твоей жизни. Научить давать отпор и оставаться сильным в любой ситуации. В этом заключается моя ошибка. И я это признаю.
— Почему ты всегда относился ко мне так, будто я не был нужен тебе? Почему заставлял меня жалеть о своем рождении? Почему ни разу не давал мне понять, что ты хотя бы не считаешь меня своей обузой?
— Да, я часто срывался на тебе из-за плохого настроения и неумения сдерживать себя. Но это не значит, что я не любил тебя и считал ненужным. Все мои дети равны, независимо от того, что они делают и чего добились.
— Но я никогда не чувствовал этого равноправия. На первом месте у тебя всегда стояли именно дети от Изабеллы. Да, они младше, и им требовалось больше внимания. Но это не значит, что про меня можно было забыть.
— Неужели ты думаешь, я сюсюкался с ними и постоянно говорил им о своей любви? Нет, Эдвард! В то время я не особо любил проявлять свою любовь и предпочитал быть более сдержанным. Однако у меня не каменное сердце. Я умею испытывать разные эмоции. Моя любовь была менее открытая. И я не кричал о ней на всех углах.
— Боялся проявить чувства? — хмурится Эдвард.
— Нет, просто помнил, что мужчины должны быть сдержаны. Твоя мама подтвердит это. Я очень сильно люблю ее, но не заваливал ее кучей комплиментов и проявлял свои чувства в меру. Поначалу ей казалось, что я холодный и каменный, но со временем она смирилась с тем, что таков мой характер. Да и вообще я не слишком романтичный и сентиментальный, если честно.
— Я понимаю, что не стоит баловать сыновей, потому что буквально зацелованные мальчишки могут запросто вырасти несамостоятельными и неспособными постоять за тебя. Но неужели было так трудно хоть раз подойти обнять меня и сказать, что ты любишь своего сына? Этих слов мне было бы вполне достаточно! Всего лишь немного любви, поддержки и заботы, которую я никогда не получал, но о которых так мечтал. Из-за недостатка любви я всегда чувствовал себя одиноким и несчастным. Ты всегда отказывался обращать на меня внимание и говорил: «Уйди прочь!». У нас никогда не
