Цвет. Индивидуальность. Что можно дать разумному без голоса? Имя? Что толку в имени, если они не могут его произнести?
Но краскам слова не нужны. Всё, что им нужно, – это кисть, лапа или рука. И она сделала одинаковых, безликих Солдат уникальными.
Они сидели на стульях вокруг стола и ели пчёл, которых приготовила для них Лионетта. По две пчелы на Солдата. Да, этого им было мало, но к пчёлам добавлялись миски супа, густого от масла, жира, частей насекомых и толики настоящего мяса. Человеческая девушка и даже гнолл сказали, что суп практически несъедобен, и Мрша даже пробовала его, но Солдаты считали, что суп – это самое лучшее, что они когда-либо ели в своей жизни.
Почти так же здорово, как и наличие индивидуальности. Даже когда они ели, Солдаты не могли не бросать друг на друга взгляды. Теперь у них была индивидуальность, уникальность, которую они создали сами.
Из краски.
Она была на их телах. Капли краски, брызги, некоторые Cолдаты были почти полностью ею покрыты, пока на других было только пятнышко или два. Но этого было достаточно.
Солдат с синим отпечатком руки на груди сидел напротив солдата с белыми отпечатками лап по всему телу. Это были два разных Cолдата, которых нельзя было спутать друг с другом. Они это знали. И они были счастливы.
Счастливы. Счастье теперь было словом, которое они не просто знали, а которое они испытали. Счастье от того, что краска на их телах дарила им индивидуальность. Счастье видеть, как маленькая гнолл носилась по залу, и счастье кивать человеку, когда она бегала, подавая пчёл и наполняя стаканы водой. Счастье было тёплым огнём и пчелой на их тарелках, поблескивающей от мёда.
Какая еда. Какая вкусная еда. У Cолдат не было слов, не было никаких ориентиров, чтобы даже понять, что они едят. Они всегда ели одну и ту же жижу, единственным отличием и интересным изменением в которой было то, насколько гнилыми были ингредиенты или когда некоторые части не были полностью перемелены в пасту. Это вся еда, которую они знали. Но пчела?
Каждый Солдат ел медленно, осторожно отрывая кусочки от пчёл, стараясь, чтобы каждый хруст под их мандибулами растянулся на всю жизнь. Они молчали. Разумеется, они молчали. Но они думали и знали, о чём думали остальные, сидя в тёплом трактире, пока гнолл носилась вокруг, а Паун разговаривал с человеком.
Это точно был Рай.
И когда они вышли из трактира, то двадцать воинов, покрытые цветом, захотели вернуться. И Паун пообещал им, что они вернутся позже, но сначала туда должны пройти другие Солдаты. И Солдаты знали, что это правильно. Другие, их братья, должны узнать об этом месте. Они вернулись в Улей, маршируя с более прямыми спинами, чем когда-либо прежде, с высоко поднятыми головами.
А когда они вернулись в Улей? Они изменили и его. Солдаты промаршировали по туннелю за Пауном, прошли по пустому туннелю и вышли на главную магистраль Улья, где проходило всё движение. Когда двадцать Солдат впервые вышли в туннель, произошло то, чего не случалось за всю историю Улья.
Рабочие, бегущие по своим делам, Солдаты, шедшие на следующую битву, – все они, увидев Солдат, покрытых цветом, остановились.
Они все замерли. На одну короткую секунду и Рабочие, и Солдаты встали на месте. Они повернули головы и уставились на двадцать Солдат, окрашенных в оттенки, которых в Улье не существовало. Затем Рабочие повернулись и продолжили синхронное движение, а Солдаты удвоили темп, чтобы успеть к следующей битве. Но все они увидели, и все запомнили. А когда Солдаты вернулись в казармы…
Красные наплечники, багровые, словно человеческая кровь, но не окрашенные в других местах. Таким был один из Солдат, который сидел в окружении своих товарищей. У другого солдата были белые усики и полосы того же цвета, идущие по его телу. Ещё один сидел с разноцветным кольцом на груди, нарисованным всеми цветами красок, которые нашла Лион.
Это были не просто Cолдаты. Каждый из них был Cолдатом, но каждый из них отличался. Был особенным.
Уникальным. И они всегда будут такими. Навсегда. И Рабочий, который командовал ими, их спаситель, тот, кто дал им индивидуальность и душу, посмотрел на других Солдат и почувствовал, как затрепетало его сердце.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
Позже в тот же день Паун оказался в очереди у ларька Криши. Другие покупатели – в основном гноллы – бросали на него странные взгляды, но его Навык, [Скромное Присутствие], помогал, поэтому никто из них не убежал и не закричал.
Криша моргнула, увидев Пауна.
— Не ожидала я увидеть здесь Рабочего, да? Но ты… Паун. Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Антиниумам обычно не нужно покупать вещи в городе, да?
— Нет. То есть да?
Паун не знал, что сказать. Гнолл, стоявшая перед ним, не выглядела враждебно, что его радовало. Но она выглядела… усталой.
Усталой и бедной, если так можно кого-то описать. Паун помнил её прежнюю лавку и прежний ассортимент товаров. Новый ларёк Криши был меньше, и покупателей у неё тоже стало меньше. От этого у антиниума защемило сердце, однако эта боль ослабла, когда он сказал ей, что ему нужно:
— Краски. Столько красок, сколько у вас есть, всех цветов. Кроме коричневого и чёрного. Я куплю у вас всё.
Гнолл моргнула.
— Всё? Всё – странное слово, мистер Паун, да? У меня много друзей, для которых я могу продавать товары от их имени. Сколько тебе нужно краски в вёдрах?
— Все. Все, что я могу себе позволить.
Паун положил на стол мешочек, полный золотых монет, от чего у Криши отвисла челюсть. Она моргнула и уставилась на антиниума. Он уставился в ответ.
— И кисти. Их мне нужно всего двадцать штук.
***
В ту ночь Солдаты, как обычно, легли спать в своих казармах. Они были Солдатами, но каждый из них был разным. Каждый был уникален. Изрисован.
В Улье, полном тысяч антиниумов, как Солдат, так и Рабочих, эти Солдаты выделялись. Они сидели в своих коморках слишком возбуждённые, чтобы спать.
Все они были раскрашены. У всех была индивидуальность. Краска на их хитине высохла, и пусть у некоторых она уже начала отслаиваться на суставах. Но у краски была особенность. Её всегда можно нанести заново. Но смысл оставался навсегда.
И молва о том, что увидели и пережили двадцать Солдат, поднявшиеся на поверхность, распространилась среди Солдат. Новый мир, новые лица. И вот, пока Солдаты спали, а точнее, не спали, они раздумывали.
Вот что значит быть Солдатом? Они думали, что знали, что такое быть Солдатом. Но они впервые поняли, что есть нечто большее. Больше того, чего они не понимали. Больше того, что они хотели понять. И тогда они начали думать. Они думали о себе как о разумных, а не как об инструментах. Они думали о себе как об отдельных разумных с индивидуальностью, а не как о массе. Они думали о себе как о [Солдатах], а не как о Солдатах.
И они начали повышать уровень.
***
В тот вечер Лион практически пела, убираясь в трактире. В нём было полно грязной посуды, но ей было всё равно. Она весь день резала и жарила пчёл, и по всей кухне валялись части насекомых. Ей было всё равно. Она была измотана. Ей было всё равно. Пол был заляпан краской. Ей было…
Ладно, это её немного волновало. От краски, которую купила Эрин, было очень, очень трудно избавиться, как бы Лион ни старалась.
Но она справилась. Она заработала деньги, продавая пчёл, и трактир был полон народу! Лионетта посмотрела на мешочек, полный сверкающих монет, лежащий на столе, и счастливо вздохнула.
У неё получилось, не так ли? Она действительно это сделала. И самое лучшее в этой ночи, самое лучшее…
Что она была не одна.
Мрша радостно скакала по залу, перепрыгивая со стола на стол, словно какая-то ужасная пушистая лягушка. Лионетта не возражала. Она уже убрала со столов посуду, и, по правде говоря, девушка чувствовала себя так же, как Мрша. Часть её хотела попрыгать вместе с гноллом, и, возможно, она так и поступит.
Лион чувствовал себя хорошо. Она снова почувствовала себя моложе, свободнее. Нет… она чувствовала себя более свободной и более счастливой, чем когда-либо во дворце. Она добилась чего-то сама, своим трудом.
