горле мешал ей говорить, и собственный голос доносился до нее приглушенно, будто издали.
Не двигаясь, лишь покачиваясь вместе с плотом, словно паря между морем и небом в неком зачарованном пространстве, Харви не ответил. Забыв обо всем, сосредоточив взгляд на живой красоте собеседницы, он, казалось, обдумывал ее слова. Так прелестно, сказала она. Его сердце заколотилось, и кровь бросилась в голову. Так прелестно! Он никогда не задумывался о прелестном, никогда не искал нежной загадки красоты. Его жизнь, твердая как гранит, лишенная гибкости, управлялась общеизвестными законами. Он пребывал в поисках. И да, одна лишь истина была целью его исканий. А их побудительная сила? Не пылкое стремление помочь человечеству. Просто хладнокровное стремление получить ответы – безразличное и суровое. Но теперь, под ослепляющим светом, казалось сжигавшим его издалека, что-то всколыхнулось в его душе – иное, непреложное.
– Остров называется Гран-Канария, – пробормотала она. – «Большая канарейка»! В этом названии есть цвет и движение. Когда я думаю об этой поездке, я повторяю про себя: Гран-Канария! В нем звучит что-то будоражащее.
Ее слова, предполагающие тайный смысл, дошли до него смутно, сквозь ослепительную белизну того тайного свечения. И он спросил:
– Вы покинете судно завтра?
– Да, мы остановимся в Оротаве.
В этом была странная неизбежность. Эта женщина уйдет. Вечером корабль, рассекая теплую тьму, продолжит плавание, а утром она исчезнет.
– В Оротаве тихо, – продолжила она. – Маленький чистенький городок, который не успели ничем испортить. То, что я люблю больше всего. Мистер Карр все для нас организовал в отеле «Сан-Хорхе». Он агент моего мужа на этих островах.
– Понятно, – откликнулся Харви, и сияние внутри его внезапно угасло. Оно точно было, но теперь исчезло. Он поджал губы и заставил себя спокойно взглянуть на собеседницу. – Вам там будет хорошо, я знаю.
– А вы, конечно, поплывете дальше на корабле? – спросила она, глядя на него сверкающими глазами.
– Поплыву дальше. А потом обратно.
Повисла тишина, порожденная их непроницаемыми мыслями. Внезапно Мэри сделала импульсивный жест, словно пыталась поймать ускользающую радость.
– Вы не пообедаете с нами сегодня? О да, пожалуйста… пожалуйста, соглашайтесь. В маленьком ресторанчике на пляже. Там очаровательно. Приедет мистер Карр. И мне хотелось бы, чтобы вы к нам присоединились.
Лейт с болезненным удовольствием подумал, что должен отказаться.
– Я здесь не один, – ответил он. – Меня сюда привез Коркоран. – Он махнул рукой в сторону открытого моря, где смутно виднелась фигура Джимми, качавшегося на волнах, подобно старому морскому котику.
– Пусть он тоже приходит, – сказала она быстро. – Приходите оба.
– Ему нужно вернуться в город по делам.
– Но вы… у вас ведь нет дел в городе?
На судне он обращался с ней как последний мужлан. Он ощутил укол при этом воспоминании, и отказ замер у него на губах.
– Замечательно! – радостно воскликнула она, расценив его молчание как знак согласия. – Вы придете! Придете пообедать со мной.
Ее слова вызывали у него слабую улыбку. Увидев это, она стремительно вскочила, с невинным наслаждением вытянула аркой тонкие руки и нырнула глубоко в воду. Плот резко подпрыгнул, Харви покатился к краю и упал в нахлынувшую волну. Он открыл глаза под водой. Сияющее в подводном свете тело Мэри ускользало от него, мерцая, как белый луч луны. Он вынырнул, набрал воздух в легкие. Внезапно ему захотелось пуститься в погоню за этими промельками белого, но он остановил себя. Оттолкнулся и поплыл к пляжу, вскидывая руки над головой.
Он медленно одевался в кабинке, где пахло сосновой смолой. Его кожа порозовела, под ней бились щекочущие ручейки энергии. Невидящим взглядом он смотрел в пространство перед собой, словно отстраненно изучая нереальность того, что увидел.
Когда вошел Джимми, с мохнатого торса которого капала вода, Харви, по-прежнему бесстрастно, рассказал ему о принятом приглашении.
Коркоран, обтираясь полотенцем с ловкостью профессионала, бросил на приятеля изумленный взгляд, но промолчал. Бестактные комментарии, казалось, борются друг с другом под его крепким лбом. Наконец он произнес:
– Эк тебе свезло, паренек, гордись. Если бы мне не надо было переться в город по делам, я бы с удовольствием к вам присоседился. Но все равно пойду поздороваюсь с обществом, а потом уж сделаю ноги.
Десять минут спустя они вошли в маленький ресторан.
Мэри использовала слово «очаровательно», чтобы описать это место, и эпитет оказался точным. Небольшое, очень чистое заведение, выскобленные до белизны полы, синие клетчатые скатерти на столах. Передняя стена отсутствовала, открывая взгляду море и вездесущий горный пик. У дальней стены изгибалась длинная барная стойка, над ней виднелся ряд бутылок. Но странно – у Харви и мысли не мелькнуло о забвении, которого он так жаждал раньше. За барной стойкой на высоком табурете сидел с отсутствующим видом официант в рубашке и подкручивал усики, похожие на съехавшую вниз бровь. В углу стояло желтое механическое пианино, выглядевшее здесь довольно неуместно.
При виде инструмента глаза Джимми понимающе блеснули. Он немедленно подошел и, весело покрутив в пальцах монетку, пробудил в пианино жизнь. Пронзительная мелодия вспорола тишину, и, артистично поведя плечами, Коркоран пустился в жизнерадостную джигу. Сразу же улыбнулся официант, улыбнулся томный юнец, потягивающий абсент у барной стойки, заулыбалось испанское семейство в углу. Они это понимали, они могли по достоинству оценить подобный порыв, они тоже знали, в чем секрет счастья. Музыка низвергалась каскадом. Ноги Джимми стремительно выписывали головокружительные коленца. Официант начал отбивать ритм ладонями, дородная испанка, мать семейства, воодушевленно покачивала головой над обеденной салфеткой, заткнутой за вырез платья. Юнец открыл рот, сделавшись похожим на взбудораженную гончую, а потом вдруг начал подпевать тонким тенорком. Пока звучала мелодия, из расположенной позади кухни в зал вплывали аппетитные ароматы готовящейся еды, смешиваясь с запахами чеснока и соленого моря.
В этот момент вошла Мэри, за ней следовали Элисса, Дибс и Карр. Вновь прибывшие с любопытством уставились на открывшуюся их взорам сценку. Запыхавшийся Джимми в кои-то веки смутился, юнец онемел, официант соскользнул с табурета, а музыка умолкла с внезапным погребальным звоном. Но Мэри рассмеялась.
– Прелестно! – воскликнула она, захлопав в ладоши. – Прелестная мелодия! Запустите ее снова.
Уилфред Карр не смеялся. Остановившись в дверном проеме, он высокомерно оглядел эту неприемлемую обстановку. Казалось, его взгляд сокрушал все подряд. Никогда прежде он не посещал столь чудовищное заведение и определенно не намеревался когда бы то ни было сюда возвращаться. Лишь потакая нелепым капризам очаровательной леди, можно пообедать в такой дыре, в противном случае ни один джентльмен не опустится до этого. Его обряженная в шелк фигура одеревенела, когда он заметил Харви – тот стоял, засунув руки в карманы скверно
