— Я, — Шаманская Вера Михайловна, полька, — медленно заговорила она. — До войны и во время войны жила в Минске. А когда пришли гитлеровцы, деваться было некуда, Многие из немцев знали польский язык, а я немного знакома с немецким, и мне не представляло труда поступить к ним на службу в качестве официантки столовой.
Я молча слушал, не сводя глаз с собеседницы.
— Однажды на работе я поссорилась с администратором-немцем. Меня за это уволили, и я той же ночью убежала в лес к партизанам.
— Сколько вы пробыли в лесу вместе с Алексеевой?
Женщина бросила на меня испуганный взгляд.
— Мы… мы пробыли вместе около шести месяцев…
— А не расскажете ли вы мне, кто она такая?
Женщина беспокойно заерзала на сиденье. Врать дальше было опасно. Ведь та могла рассказать о себе больше, чем они когда-то условились. Попав в затруднительное положение, Шаманская начала еще больше волноваться и краснеть.
— Ту девушку я совершенно не знаю и сообщить о ней ничего не могу, — проговорила Шаманская, преодолев волнение.
— Ну, хорошо, мне все ясно. Я принял решение вас обеих расстрелять как шпионок, — сказал я спокойно.
Шаманская порывисто встала. Ординарец, стоявший у выхода из землянки, в упор наставил на нее автомат. Потрясенная таким неожиданным оборотом Дела, она побелела как бумага и в изнеможении привалилась к стене. Я уже собирался уходить. Разрешите, товарищ командир, добавить еще несколько слов к тому, что я вам рассказывала? — собравшись с духом, тихо проговорила Шаманская.
— Говорите, — я остановился, ожидая саморазоблачения от этой окончательно запутавшейся в своих показаниях шпионки.
— Вы извините, товарищ командир, но все, что я вам здесь говорила, является ложью от начала до конца, — призналась она и заплакала. — Я… мы… я думала, все это так же сойдет, как сходило до сих пор… А теперь вижу, что этого делать было нельзя. Мы обе с этой девушкой еврейки.
Ординарец переступил с ноги на ногу и незаметно для себя опустил автомат.
— Она мне доводится дальней родственницей, и я вам могу рассказать о ней все, что вас интересует, — продолжала Шаманская. — А говорили мы вам все это потому, что паспорта у нас подложные.
Это заявление меня страшно обозлило. Хотелось выругаться. Но я сдержался…
— А чем вы докажете, что вы еврейка?
— У вас здесь есть три еврея, и, если вы разрешите мне с ними побеседовать, они поручатся за нашу национальность.
— Откуда вам известно, что здесь есть три товарища еврейской национальности?
— Да разве не видно, что они евреи?
На точке Александрова были действительно три бойца еврея, но двое из них были совсем не похожи на евреев, и о том, что они евреи, никто, кроме меня, не знал.
— Хорошо. Такую возможность я вам предоставлю.
Соответствующее распоряжение было передано Шлыкову. Через несколько минут мне все трое подтвердили, что обе женщины действительно еврейки, сбежавшие в лес из минского гетто. Разумеется, это не снимало полностью моих подозрений. Пришлось заняться выяснением их личностей окольными путями через гетто и попутно "проверять на боевой работе. Последующее подтвердило, что мы могли быть за них спокойны.
* * *
Прошло дней шесть. На железную дорогу готовилась выступить большая группа подрывников. Я лично инструктировал людей, уходивших на ответственное задание, и задержался на точке Александрова часов до пяти вечера, а до центральной базы было около двух часов ходьбы.
Александров прекрасно знал, что я предпочитаю, как правило, есть у себя, но на этот раз он предложил пообедать у него. Я согласился.
На первое был подан борщ украинский с помидорами и со сметаной, Я поразился искусству приготовления такого прекрасного блюда под открытым небом в таежных условиях, но промолчал. А Шлыков не удержался от похвал.
Вот это борщ! Не нашему чета, — говорил он и, опорожнив тарелку, попросил подлить еще.
На второе были поданы вкусные котлеты из баранины с картофельным пюре на сливочном масле. Я молча ел и думал: «Откуда добыты баранина и сливочное масло, которых мы уже давно не видели в своем рационе?»
Понимая, очевидно, мои мысли, Александров тоже молча улыбался. Я уже собирался заканчивать это пиршество, как хозяин сообщил, что есть еще блюдо «самое главное, можно сказать», на стол подали большую миску фаршированной рыбы. Это были зеркальные карпы до двух килограммов весом.
Может быть, в страшную осень 1941 года, когда мы по трое суток без пищи бродили по лесам, я проговорился, что являюсь большим любителем этого блюда, а может, Александров дознался об этом как-нибудь иначе, но только фаршированная рыба была приготовлена так, что лучшей я никогда не едал и в Мирной обстановке Мы поблагодарили командира за угощение и спросили, кто у него так прекрасно готовит, а главное — где ему удалось достать такие продукты.) — Смотри, чтобы не обидели кого твои заготовители, — предупредил я при этом командира точки.
— Нет, товарищ командир, в заготовке продуктов ваш приказ не нарушен, — отвечал Александров. — Готовила все это Вера Михайловна Шаманская. Она до войны несколько лет работала помощником шеф-повара в Минске в столовой Совнаркома. А тут она специально для вас постаралась.
И он, провожая меня, рассказал, как была проведена продовольственная операция.
На второй или третий день после допроса Вера Михайловиа попросила отпустить ее с ребятами на заготовку продуктов в район бывшего рыбосовхоза у озера Белое. Деревня там небогатая, расположена лишь в десяти километрах от Житковичей. Но гитлеровцы никогда в ней на ночь не оставались. Наши бойцы с Шаманской пришли туда вечером в пятницу, а в субботу, по приказанию оккупантов, рыбхоз должен был выловить и отправить в Житковичи гитлеровскому коменданту десять центнеров зеркального карпа. Вера Михайловна предложила рыбакам: немцам рыбу не возить, а выпустить ее из прудов в канавы. А чтобы им не пришлось за это жестоко расплачиваться, было решено всех их после рыбалки собрать в помещение школы и закрыть на замок. Так и порешили. Только одному из рыбаков «удалось бежать» перед светом в район, чтобы доложить коменданту о налете партизан. Бойцы нагрузили четыре центнера живых карпов на подводу и увезли. Полтора центнера доставили на точку Александрова, а два с половиной отправили на центральную базу. Центнеров пять-шесть крестьяне разобрали по домам и попрятали и еще больше рыбы выпустили в канавы. Рыбаки и их семьи были очень довольны такой экспроприацией. Женщины, прежде чем всем собраться и сесть «под арест», попросились сходить по домам. Они и собрали в подарок за рыбу килограммов пять масла и несколько литров сметаны. А мясо добыли сами ребята. В деревне откармливалось для гитлеровцев пятьдесят голов баранов. Десяток из них партизаны закололи и отдали рыбакам, а остальных угнали на свою базу. Вскоре после этого Шаманскую мы взяли поваром на центральную базу. А «невеста» отпросилась в боевую группу и принимала участие в организации крушений пяти или шести поездов противника.
* * *
В начале июля 1942 года фашистский обер-лейтенант, назначенный ортскомиссаром Житковического района, объезжая свои «владения», увидел на берегу красивейшего озера округи, озера Белое, двенадцатилетнего белорусского парнишку, Парнишка удил зеркальных карпов, которыми кишело озеро. Господин обер-лейтенант усмотрел в поступке мальчика ущемление своих хозяйских прав и застрелил его из парабеллума.
В октябре 1942 года не только мы, но и рыбаки рыбхоза, к которому принадлежал погибший в июле мальчик, свободно ловили зеркальных карпов в озере Белое и в прилегающих многочисленных прудах рыбхозов. Мало того: у самого озера мы построили посадочную площадку и принимали самолеты с грузом из Москвы, а господин ортскомиссар не смел и носа показать из своей резиденции. Он не мечтал больше о зеркальных карпах и, как говорили местные жители, опасаясь коварства партизан, перенес уборную к себе в спальню. И он имел к тому достаточно оснований. Партизанское движение в области росло. Там, куда еще не доставала рука местных народных мстителей, наведывались наши подрывники и расправлялись с представителями власти.
16. Акт возмездия вместо кинокартины
Советские люди непрерывно обогащали наш опыт борьбы с врагом своими весьма остроумными приемами и формами нанесения ударов по фашистским захватчикам.
Еще в июле, буквально через три-пять дней после нашего появления в Булевом болоте, мои хлопцы познакомились с местной крестьянкой Матреной Хамицевич, проживавшей на отдельном хуторке невдалеке от деревни Милевичи.
Эта простая, неграмотная женщина оказалась настолько ловкой, способной и вполне надежной разведчицей, что мы через нее впоследствии делали очень большие и серьезные дела.
