В двенадцать показался смешанный поезд. Впереди шли платформы, загруженные сельскохозяйственными машинами, в хвосте шло несколько цистерн с горючим, а посредине — три классных вагона, переполненных эсэсовцами.
Они столпились на площадках, у раскрытых дверей. Слышался их говор, смех.
Шлыков и Телегин молча нарушили принятое решение, Их руки автоматически потянулись к рукоятке подрывной машинки.
Оглушительный взрыв раздался под площадкой, переполненной оккупантами. Классные вагоны полетели с насыпи. Скрежет железа смешался с визгом перепуганных гитлеровцев. Задние товарные вагоны и цистерны с горючим полезли на пассажирские. Вспышка синеватого пламени взметнулась над беспорядочной грудой дерева и металла.
Пятерке бойцов пришлось уходить по вязкому открытому болоту. Наскоро организованное преследование не могло отрезать им путь отхода к лесу. А лес уже служил надежным укрытием.
Поздно вечером, выйдя на ту же магистраль, в двадцати километрах западнее станции Горынь, пятерка подорвала еще два эшелона. Гитлеровцы хотели окружить смельчаков. Но Шлыков всегда превосходно ориентировался в лесу, и пятерка подрывников легко выскочила из несомкнутых клещей.
Под вечер проголодавшиеся хлопцы забежали на хутор к одному поляку и попросили покормить ах. Хозяйка, положив на стол большую буханку хлеба, побежала в погреб. А когда она принесла кувшин молока, хлопцы уже доедали буханку. Хозяйка побежала в чулан за хлебом, но когда вернулась, ребята уже выпили все молоко.
Пожилой хозяин-поляк молча стоял у двери и, улыбаясь, наблюдал за ужином проголодавшихся подрывников. Насытившись, хлопцы встали из-за стола и, поблагодарив хозяев, направились к двери.
— Здорово вы, хлопцы, кушаете, — сказал им на прощанье хозяин, — но зато и здорово же опрокидываете фашистские эшелоны. Для таких орлов ничего не жалко.
Хлопцы шли и удивлялись: как это поляк узнал об организованных ими крушениях? Но удивляться было нечего. Весть о людях, опрокидывающих вражеские поезда, разносилась с огромной быстротой, вызывая восхищение у местных жителей, ненавидевших фашистских оккупантов.
Подрывники благополучно переправились через реку Припять и через линию железной дороги Пинск — Калинковичи. Но заряд взрывчатки, оставшийся у них, нести обратно на базу им не хотелось, и Шлыков, посоветовавшись с Телегиным, решил этот заряд использовать на линии, патрулировавшейся специальными группами эсэсовцев. Поезда проходили здесь редко и на небольшой скорости. Оставшаяся мина была подложена под рельс. Протянув шнур, ребята замаскировались в лесу и выставили наблюдателя. Скоро со стороны Пинска послышался шум, не похожий на стук поезда. Наблюдатель неосторожно высунулся из-за куста. В пятидесяти метрах от него катилась по рельсам автомотриса с фашистскими автоматчиками. Эсэсовцы заметили партизана и, приводя оружие в готовность, начали быстро затормаживать…
— Огонь! — закричал во все горло подрывник, Убегая от линии.
Мина взорвалась под колесами платформы. Каски эсэсовцев взвились высоко в воздух с продолжительным звоном и, подобно крупным осколкам снаряда, разлетелись по прилегавшим к линии кустарникам.
* * *
Группа Шлыкова — Телегина вернулась на базу со счетом четыре в пользу Красной Армии. Я объявил группе благодарность в приказе.
Удовлетворенные результатами своего «удара». Шлыков и Телегин с удвоенной энергией приступили к исполнению своих обязанностей.
15. «Шпионки»
Возвратившись с боевого задания, командир рейдовой группы Анатолий Цыганов привел с собой на одну из запасных точек в район центральной базы семь новичков и в их числе двух женщин. Одну из них, молодую и красивую девицу, все называли «невестой».
Цыганов мне доложил, что приведенные им люди помогли его группе разгромить два имения и крупный спиртозавод с большим запасом готовой продукции для гитлеровской армии.
Я любил Цыганова Анатолия и вполне доверял ему. Мне он стал дорог еще тогда, когда мы в декабре 1941 года, преследуемые карателями, голодные, в течение нескольких суток петляли по березинским болотам, не смея заглянуть в запасную землянку только потому, что в ней, неспособный двигаться, с распухшей ногой, лежал Анатолий.
На этот раз группа Цыганова успешно выполнила поставленное ей боевое задание: на перегоне Столбцы — Негорелое, между Барановичами и Минском, ею в течение недели было сброшено под откос шесть вражеских эшелонов, а на обратном пути сожжено более двухсот тонн необмолоченного хлеба и большой спиртозавод в районе местечка Тимковичи, Цыганов рассказал интересные подробности этого дела. Посланные им двое мужчин и одна женщина из числа приведенных им новичков под видом новобрачных въехали с гармошкой среди белого дня в имение, в котором была церковь, на глазах у полиции и гитлеровцев подвалили огромные скирды необмолоченного хлеба и ускакали, отстреливаясь от преследователей. Разбушевавшееся пламя пожара уничтожило не только скирды хлеба, но и стоявший поблизости спиртозавод. Гитлеровцам был нанесен огромный урон. Девушка — «невеста» вела себя при выполнении этого задания очень хорошо.
Вторая женщина принимала участие в разоружении бельгийцев, охранявших имение в районе Несвижа. И тоже показала себя неплохо.
Однако доводы Цыганова показались мне недостаточно убедительными. Гитлеровцы в это время старались открыть местонахождение базы подрывников и вербовали для этой цели главным образом женщин. А шпионки могли к нам попасть только вместе с какой-либо партизанской группой, в которой они уже зарекомендовали себя и замели все следы своих связей с гестапо. Участие женщин в уничтожении имений и спиртозавода, принадлежавших фашистским захватчикам, еще ничего не доказывало. Для того чтобы заслужить доверие партизан, шпион должен был сделать что-то реальное против оккупантов.
Я приказал представить мне для ознакомления документы, если таковые окажутся у этих женщин, и выяснить некоторые детали их биографии. К вечеру мне доставили два паспорта: один на имя Елизаветы, Васильевны Алексеевой, другой — на имя Шаманской Веды. Оба паспорта были выданы в городе Минске вначале 1942 года, то есть около семи месяцев тому назад. Алексеева значилась по национальности русской, Шаманская — полькой. Дополнительно к этому мне было известно, что обе женщины могут говорить неплохо по-немецки. Алексеева якобы была даже некоторое время у гитлеровцев переводчицей.
Почти всю ночь я не спал, обеспокоенный появлением на базе «партизанок», и чем больше размышлял, тем больше мне начинало казаться, что к нам проникли шпионки.
Утром наступившего дня у меня в этом уже не оставалось больше никаких сомнений. Меня успокаивало только одно: им потребуется прожить месяцы на вспомогательной точке, чтобы получить сколько-нибудь ясное представление о центральной базе, о других вспомогательных пунктах, о периферийных отрядах и способах управления ими. Но появление поблизости врага не давало мне покоя, и рано утром с группой ребят я направился на вспомогательную точку Александрова, где находились все «новички». Я понимал, что от людей, подосланных врагом, нелегко добиться признания. Однако я должен был с ними побеседовать и тщательно их допросить, прежде чем отдать приказ о расстреле.
Ко мне в отдельную землянку вызвали сначала Алексееву.
Попросив ее рассказать мне, кто она и как попала к партизанам, я внимательно слушал и пристально следил за ее поведением. Алексеева вела себя совершенно спокойно. Излагая свою биографию, она обстоятельно рассказывала о том, как работала у фашистского коменданта в Минске переводчицей и как потом, поссорившись с ним, приняла решение уйти в лес к партизанам, что и сделала при первой возможности.
Все это было похоже на вымысел и не внушало ни малейшего доверия. Я терялся в догадках.
«Что за чорт, — думал я, — неужели эта девица не понимает, чем она рискует, давая такие показания? Или все это — ловкий ход хорошо подготовленной к шпионской работе особы, сознательно бравирующей полным безразличием к смерти?»
Слушая Алексееву, я не перебивал и не задавал вопросов, стараясь создать у нее впечатление полного удовлетворения тем, что она рассказывала о себе.
— Хорошо, вы можете быть свободной и заняться своим делом, — сказал я, отпуская ее.
Алексеева вышла. Я приказал пригласить Шаманскую и, как только она войдет ко мне, взять Алексееву под стражу.
Эта так же спокойно уселась против меня, как и первая.
— Расскажите, кто вы и как к нам попали? — задал я тот же вопрос, внимательно смотря в глаза женщине.
На лице ее появилась тревога. Чувствовалось, что она решает вопрос: что нужно сказать и о чем умолчать. Я спокойно ждал.
