Когда я представляю, как Лор будет наносить на моё лицо раскрас воронов, румянец на моих щеках становится ещё ярче и распространяется по ключицам, шее и подбородку. Как ему удаётся так обольстительно говорить о макияже?
Лор протягивает руку и берёт небольшой кусочек угля, лежащий рядом с раковиной Рида.
— Для начала, — его вкрадчивый голос звучит недалеко от мочки моего уха и заставляет покрыться мурашками мою раскрасневшуюся плоть, — ты должна растереть уголь между пальцами, так как именно они будут служить тебе кистью.
Он перетирает уголь такими уверенными движениями, что я начинаю завидовать кусочку обгоревшего дерева. Боги, какая я жалкая.
Когда Лор наклоняется вперёд, чтобы вернуть на место чёрный кусочек, он бормочет:
— Не стоит завидовать неодушевленному предмету, mo khrà. Очень скоро я ублажу твоё прекрасное тело.
Моё сердце подпрыгивает от его обещания, а лицо и конечности начинают гореть.
Он проводит кончиком носа по мочке моего уха, а затем за ним. Святой Котёл, как же сильно я содрогаюсь.
— На чём мы остановились? Ах да… мы говорили про использование пальцев вместо кисти.
Он поднимает обе руки к моему лицу и подносит пальцы к моим ресницам.
— Закрой глаза.
Я опускаю веки и, затаив дыхание, жду, когда пальцы Лора скользнут по моей коже. Он, должно быть, решил продлить это сладкое мучение, потому что его руки продолжают находиться рядом с моим лицом, наполняя меня запахом обожжённого дерева и диких гроз.
Он подходит ближе, и когда мышцы на его груди касаются моих лопаток, а колючий подбородок задевает макушку, по моей спине пробегает дрожь. Я изгибаюсь, чтобы ещё плотнее прижаться к Лору, и вздыхаю, когда между нами не остается ни миллиметра пространства. А затем вздыхаю ещё раз, когда его пальцы, наконец, опускаются на мои закрытые веки.
Я чувствую каждую мозоль на его коже, чувствую, как опускается его кадык, как пульсирует прохладное дыхание и как стучит его сильное сердце. Он медленно скользит пальцами от моей переносицы к вискам. Несмотря на то, что в его королевстве сейчас не бушует гроза, он пробуждает бурю внутри меня. Гром и молнии наполняют мою грудь и вены.
А когда его пальцы отрываются от моего лица, он бормочет:
— Открой глаза, любовь моя.
Мои ресницы взмывают вверх, и вот я уже смотрю на своё отражение.
Пристально.
Немного чернил и черной пудры не должны заставлять меня по-настоящему чувствовать себя собой, но им это удаётся. Я, может быть, не умею превращаться в птицу и дым, но сегодня вечером Лор заставил меня почувствовать себя так, словно я способна отрастить крылья.
Я наклоняюсь к зеркалу и начинаю поворачивать голову из стороны в сторону. Подведённые таким количеством чёрной краски, мои глаза кажутся почти розовыми.
Лор кладёт ладони на мою талию, притягивает к себе, а затем обхватывает мой подбородок своими почерневшими пальцами и наклоняет мою голову так, что теперь наши губы почти соприкасаются.
— Я знаю, что на твоём лице раскрас моего народа, Behach Éan, но, чёрт побери, мне кажется, что он принадлежит только мне. Это мой раскрас украшает тебя.
Я сглатываю, пытаясь усмирить эмоции, которые сжимают мне горло, но они только разрастаются, и вот мне уже начинает казаться, что я могу задохнуться от всей той любви, что я чувствую по отношению к этому мужчине.
Ещё раз внимательно изучив мою почерневшую кожу и татуировку на щеке, он стирает пространство между нашими губами с помощью поцелуя, вызванного таким сильным голодом и чувством обладания, что у меня подкашиваются ноги. Чтобы обрести равновесие, я хватаюсь за его руки, приросшие к моей талии, а затем поднимаю руку и погружаю её в его шелковистые локоны. Когда я тяну за мягкие пряди, он испускает рык, который отражается от моего в нёба и языка и начинает распространяться по всей коже, точно тёплый сироп.
Я разворачиваю шею, насколько это возможно, и провожу языком по его губам. Лор становится неподвижным, а затем его ноздри раздуваются, и он хрипло произносит слова, которые я не понимаю, и роняет руку с моей щеки на элегантную вставку из фиолетового атласа, которая обтягивает мои ноги. Он начинает задирать ткань всё выше и выше, а затем просовывает руку под подол, отводит в сторону моё нижнее белье и запускает два пальца внутрь меня.
Он начинает двигать ими туда-сюда, и вот я уже задыхаюсь.
— Лор… разве… нас не ждут?
— Ждут. Поэтому тебе лучше кончить как можно скорее, птичка.
Когда он начинает водить большим пальцем по моему клитору, я издаю стон. Он слизывает этот звук с моих губ, после чего продолжает проглатывать последующие стоны, вырывающиеся из моего рта. Пальцы на моих ногах подворачиваются в атласных туфлях на остром каблуке, завязки которых, подходящие по цвету к моему корсету, украшают сейчас мои щиколотки.
«Хм-м… Позже, когда мы покинем празднество, ты останешься в этих туфлях вместе с завязками, и всё…».
О, боги. Мне сдавливает горло, каждая мышца в моём теле напрягается, сжимается, а затем моя промежность взрывается теплом.
— Хорошая девочка, — бормочет он, медленно водя пальцами по моему пульсирующему клитору, точно желает смочить их моими горячими соками.
Когда моё тело успокаивается, а голова откидывается на его ключицы, он отрывает свои губы и пальцы от моего тела. Моё нижнее белье возвращается на всё ещё пульсирующий клитор, что снова заставляет моё тело яростно содрогнуться и немного растаять у него на груди.
Когда моя юбка опускается вниз и придавливает своей тяжестью мои ватные ноги, Лор приподнимает свои почерневшие пальцы, разводит их в стороны и удовлетворенно хмыкает, глядя на то, как моё удовольствие растягивается и сверкает между ними.
Я ожидаю, что он наклонится, включит воду и вымоет пальцы с мылом, но вместо этого он дочиста их облизывает, испачкав губы чёрным, а затем проводит подушечкой большого пальца по угольному следу, чтобы стереть его.
— Готова, mo khrà?
— Эм, да. Но разве ты не собираешься вымыть рот и руки?
— Зачем мне это делать?
Я смотрю на него, раскрыв рот.
— Потому что ты будешь общаться с людьми.
— Скажи мне, Фэллон, ты когда-нибудь видела, чтобы я касался кого-либо кроме тебя своими руками или ртом?
— Я…я…
Я пытаюсь вспомнить, и понимаю, что Лор никогда никого не касался своими руками или ртом, кроме меня. Хотя…
— Я знаю, что ты как-то ударил моего отца.
Самодовольная улыбка приподнимает его губы.
— Вообще-то, сегодня я не планировал вправлять ему нос, но если мне это потребуется, я сделаю это той рукой, которая не была у тебя между ног.
Новая волна жара наполняет мою грудь при одном только упоминании того места, куда всего пару минут назад были погружены его пальцы.
Те самые знаменитые пальцы, которые теперь стирают остатки угля с моего подбородка.
— Я уже говорил тебе, как потрясающе ты выглядишь с этими полосами и пером?
Взгляд его золотых глаз ласкает рисунок, который он создал.
— Thu thòrt mo focèn ánach, Behach Éan.
И прежде, чем я успеваю спросить у него, что значит «ту сурт фокен анок», он переводит мне эту фразу на люсинский:
— У меня чертовски захватывает дух от твоего вида, птичка.
ГЛАВА 63
— Я всё еще не могу поверить, что ты сделала подобное предложение этой остроухой свинье на глазах у собственной пары, — Фибус так сильно содрогается, что стул, на котором он сидел в течение последнего часа, начинает вибрировать.
— Это тянет на прекращение нашей дружбы.
Я картинно вздыхаю.
— Хвала богам, что у меня остаётся Сиб. Но опять же, когда я стану королевой, передо мной выстроится очередь из желающих стать моим лучим другом, так что мне не составит труда тебя заменить.
Он отрывает глаза от Коннора и бросает на меня страдальческий взгляд.
— Ты бываешь такой шутницей, Капелька.
