сразу окружила со всех сторон. В такой поздний час на улице уже не было никого — лишь одинокая фигурка, замершая у подъезда. Сцепив руки на груди, она прислонилась к стене и молча ждала. Почувствовав себя немного виноватым, я подошел к ней.
— На долю секунды, — Саша медленно подняла глаза на меня, — я подумала, что уедешь с ними…
Шины зашуршали по асфальту — лимузин тронулся с места.
— Как я мог, — хмыкнул я, — оставить одну мою девушку номер один?
Острый локоть тут же прилетел мне под бок.
— Воняет как от пепельницы! — буркнула Саша.
Я вздохнул. Ненавижу оправдываться и извиняться, но, пожалуй, она единственная из всех, кому я сегодня должен извинения.
— Ты уж извини за этот вечер. Помочь надо было кое-кому. Я правда не хотел, чтобы так получилось…
— Да ладно, — отозвалась она, провожая глазами сворачивающий за угол лимузин, — даже прикольно вышло. А она интересная, эта Алла… Ну и вторая ничего, хотя похоже только за компанию…
Обнимаясь, мы зашли в подъезд. Лифт загудел, неспешно спускаясь на первый этаж.
— Мне кажется, — вдруг заговорила Саша, — я поняла нашу Майю…
Мои брови сами подскочили вверх. Нашу Майю? Какая интересная формулировка. То есть Майя теперь наша? И с каких пор?
Лифт с шумом распахнул дверцы, и вместе мы шагнули внутрь.
— Долго не могла ее понять, — задумчиво продолжила Саша, нажимая на кнопку моего этажа, — а теперь разгадала… Когда мы сегодня целовались, я прям почувствовала, как она возбудилась. Но ведь никогда же не признается! — пальчик постукивал по панели, пока сменялись цифры этажей. — Мы с тобой тащимся от процесса, она не такая. Она заводится от того, что считает грязным… Ее просто рвет от этого, а ничего с собой поделать не может, и от этого еще сильнее бесится и еще сильнее заводится…
Мне оставалось только согласиться. Пожалуй, это была самая точная трактовка того, что творилось у Майи в голове — лучше и не скажешь.
— И что с этим делать? — спросил я.
— Ты прикалываешься? — Саша вскинула глаза на меня. — Пользоваться, конечно!..
Дверцы открылись на площадке. Выйдя, я достал из кармана ключи. Но стоило мне потянуться к замку, как Саша остановила меня и перевела дыхание, явно готовясь к длинной тираде.
— Ты не подумай, — непривычно быстро зачастила она, — я не собиралась ни с кем знакомиться и уж тем более все остальное… Просто она была какая-то странная. Чушь всякую несла, собралась непонятно куда… Неправильно было отпускать ее одну, мало ли что… — тут ей пришлось еще раз перевести дыхание. — Просто хотела, — уже медленнее добавила она, — чтобы ты знал…
Договорив, Саша поджала губы, как бы показывая, что больше извинений не будет. Но мне больше и не было надо. Глядя в ее глаза, чувствуя ее ладонь на своей, я потянулся к ней. Она тут же надавила мне на грудь, слегка отталкивая.
— Я же сказала: воняет как от пепельницы! Сначала в душ, а потом будем разводить ее на тройничок… Уж теперь-то не отвертится!
Ключ со щелчком провернулся в замке. Дверь отворилась, и мы вошли в квартиру, показавшуюся еще более темной, тихой и пустой, чем ночной город. Но эта пустота была обманчивой. Кеды Майи кувырком валялись в углу, сброшенные небрежно и, видимо, сердито.
— Ну ладно, — сказала Саша, тоже это отметив, — я, наверное, первая смою с себя этот вечер, а потом ты…
Явно давая мне время, она нырнула в ванную, а я направился вглубь темной квартиры, точно зная, что ни в спальне, ни в гостиной Майи не будет. Так уж сложилось, что в моем доме был только один уголок, куда она забивалась, когда дулась. Остановившись у двери своей комнаты, я немного подумал и снял с груди значок. Чертик насмешливо скалился — сейчас он казался плохим советчиком, под влиянием которого я вполне мог наговорить того, что станет необратимым.
Без значка вся тяжесть и грязь моего состояния разом рухнули мне на плечи. Пот, помада под майкой, по ощущениям уже разъедавшая кожу, усталость, ноющие царапины и ссадины, мерзкий табачный дым, пропитавший меня всего, который уже хотелось отскрести ногтями — все раздражало еще сильнее. Я уже даже не знал, как лучше, со значком или без него. Затолкав его в карман, я распахнул дверь. Как и думал, Майя сидела на моей кровати, насупившись и прижав ноги к груди, и даже голову не повернула, когда я вошел.
— И зачем ты все-таки туда поехала? — спросил я.
— Тебе помочь! — отрезала она.
Да просто обалденная помощь! Не сдержавшись, я с досадой хлопнул дверью. Не только сама подставилась, но и Сашу с собой привела!
— Я боялась, — Майя угрюмо покосилась на меня, — что они сделают так, что ты будешь думать обо мне плохо. И не просила тебя вмешиваться! Проще было самой сделать то, что им надо!
В ее голосе звучали упреки и обвинения — будто я, залезший в редкостную херню, чтобы ей помочь, был причиной всех ее бед.
— То есть, — нахмурился я, решив говорить максимально прямо, — если ты трахнешься с кем-то левым, я буду думать о тебе лучше?
— Ну ты же трахаешься с кем попало, — процедила она, — я же о тебе хуже не думаю!
Ответить на это было нечего. Однако это рассердило еще больше.
— Я тут узнал, — я скользнул глазами по хрупкой фигурке на кровати, которую сейчас хотелось не обнять, а хорошенько встряхнуть, — что у тебя был выбор между Виви и Лилит…
Майя вздрогнула и вцепилась в браслет на запястье.
— А как же, — продолжил я, — ее фамильяры — “гадкие, отвратительные люди”…
— Как я и думала, — зажмурилась она, — ты меня возненавидел!
Оставалось только похлопать такой способности: выворачивать разговор так, что я оказывался виноватым.
— Может, стоило рассказать мне это раньше?
— Ну да, — она резко распахнула глаза, — ну вот такой я человек! Отвратительный и гадкий! Это хотел услышать?!..
Кровать нервно скрипнула. Вскочив с нее, Майя молнией кинулась к двери.
— Но я же все-таки выбрала Лилит, — вдруг замерла она на пороге, спиной ко мне. — Потому что я не хотела никому завидовать, всего лишь хотела, чтобы у меня самой было все! Неужели это так плохо?..
Не дожидаясь ответа, она вылетела из комнаты и громко хлопнула дверью, которая уже скрипела так, словно собиралась сорваться с петель. Оставшись один, я раздраженно и устало прислонился к стене, чувствуя, что если пойду за ней, будет еще хуже. Из всех эмоций, которыми меня сегодня опоили, эмоции Майи были самыми горькими, невыносимо горькими — их
