«Вы велики, Ваша светлость! — писал Александр Васильевич. — Я ясно вижу, как обстоят дела. Будущее управляет настоящим», т.е. предвидение дает верное решение (Д II. 280). Ободрение было своевременным. Потемкин хворал от беспокойства, надеялся на помощь Украинской армии и рекрутский набор в России. «Трудно нам продержаться, пока помощь подойдет», — писал он Екатерине I. Кинбурну будет «мудрено выдержать» атаку турок под руководством французских инструкторов. «Флоту приказано атаковать во что бы то ни стало. От храбрости сих частей зависит спасение. Больше я придумать не могу ничего. Болезнь день ото дня приводит меня в слабость». «Благодарю тебя весьма, — отвечала императрица, — что ты передо мною не скрыл опасное положение, в котором находишься. И Бог от человека не более требует, как в его возможности. Но русский Бог всегда был, и есть, и будет велик, я несомненную надежду полагаю на Бога Всемогущего и надеюсь на испытанное твое усердие»{68}.
Бог покровительствовал России — Суворов был на месте. Но покровительство не простиралось так далеко, чтобы дать правительству России разум. (Не исключено, что это и является критическим испытанием Всемогущества Господня.) Царственной чете, не особо разбирающейся в военном деле, надо было только поверить человеку, который всегда побеждает. И война имела хороший шанс тут же закончиться, вместо того чтобы длиться три с половиной года (с 13 августа 1787 по 29 декабря 1791-го).
Полная победа была близка. Потемкин действительно приказал командующему Черноморской эскадрой в Севастополе контр-адмиралу М.И. Войновичу «атаковать неприятеля и во что бы то ни стало сразиться. Если бы случилось и погибнуть, то чтобы это было туркам чувствительнее»{69}. Войнович отважно вывел эскадру в море и двинулся… к Варне, где, по слухам, находились главные силы турецкого флота. Похоже, контр-адмирал понял приказ погибнуть буквально. Ему это не удалось. Флот разметала и в значительной степени потопила буря: «корабли и большие фрегаты пропали»{70}.
Даже если бы не вмешалась природа, эффект от удара на Варну был бы минимальным. Будущее, которое прозревал Суворов, это показало. Год спустя, 14 июля 1788 г., Войнович с двумя линкорами, десятью фрегатами, 20 мелкими судами и тремя брандерами атаковал у острова Змеиный (Фидониси) мощный турецкий флот из 15 линкоров, 8 фрегатов, 3 бомбардирских кораблей и 21 вспомогательного судна. Потопив одно судно, русские заставили турок отступить. Серьезного влияния на ход войны это не оказало.
И удар на Варну не мог оказать! В случае русской победы османские корабли не смогли бы пройти к Кинбурну или пришли позже. Важен был не отважный удар флота куда попало, а концентрированное использование всех сил в решающем месте. Задачей Суворова была не просто защита Кинбурна, а заманивание врага на наиболее мощное нападение, на которое тот был способен, — и полный, абсолютно убедительный разгром на суше и на море. Потеряв ударные силы и Очаков, последнюю крепость на Днепре, турецкая «партия войны» утратила бы влияние в Стамбуле.
Выяснилось, что благодаря высокой мудрости светлейшего, приказавшего флоту выступить «сам не знаю куда» и умереть со славой, для этого разгрома нельзя использовать Севастопольскую эскадру, но Александр Васильевич не изменил своих планов. Он твердо рассчитывал, как обычно, на силы, которые сам мог мобилизовать.
Суворов очень надеялся, что турки «станут драться… и храбрость выкажут — мы с ними славно позабавимся, с теми, кто еще уцелеет!» Надежды его сбывались: неприятель собрал к Кинбурну эскадру в 50 вымпелов, включая 9 линкоров и 8 фрегатов (Д II. 309). Русские корабли не пришли, хотя эскадра контр-адмирала Н.С. Мордвинова, стоящая в Глубокой бухте, была недалеко от крепости. Но суворовские войска вполне верили в себя. Александр Васильевич своевременно нарастил силы, подготовил кавалерийские резервы и тщательно расставил по Кинбурнской косе артиллерию. Пехота под командой генерал-майора И.Г. Река должна была, укрываясь в лощине, позволить врагу подойти к крепости и, построившись в каре, смести турок перекрестным артиллерийским огнем и штыками (Д II. 282).
Потемкин в письме Екатерине II справедливо не почитал старый форт на косе сильным укреплением: «Не думайте, матушка, что Кинбурн крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом весьма легким, то и подумайте, как трудно держаться там. Тем паче, что с лишком (за) сто верст удален от Херсона»{71}. Однако так было до прибытия Суворова. Используя опыт полевых укреплений, суммированный в рассмотренном нами выше приказе по Кубанскому корпусу, Александр Васильевич достаточно надежно укрепил его против «атаки варваров» (Д II. 283). Он укреплял также Херсон, а в эскадру Мордвинова отдал 300 армейских артиллеристов, хотя его полевая артиллерия и так имела большой некомплект (Д II. 286).
К Суворову на помощь шли остатки запорожских казаков; мирные жители Херсона вооружались, готовясь сражаться с турками на суше и своих купеческих судах (Д II. 284, 288). Полководец, сидя в обороне, разведывал удобные пути к Очакову, изучал его гарнизон и укрепления для атаки после победы на Кинбурнской косе (Д II. 293,194). По его приказу казачьи полки охраняли мирное население, убиравшее в устье Буга хлеб, с задачей эвакуировать его в случае опасности (Д II. 295).
Заманивая врага, Суворов приказал не трогать разведывательные десанты (Д II. 289). Разведка сеяла в турецком Очакове слухи о малочисленности русских войск, будто бы ушедших воевать «против черкес». Тем не менее турки осторожничали — и не напрасно. Атака турецкой эскадры на Кинбурн 14 сентября обошлась врагу взорванным линейным кораблем и поврежденным фрегатом. «Как взорвало турецкий корабль, вдруг из него оказался в облаках прегордый паша, поклонился Кинбурну и упал стремглав назад», — шутил в письме другу Суворов{72}.
На следующий день, во время второй атаки турок, в помощь Суворову пришла галера «Десна» из эскадры Мордвинова. Ее командир де Ломбард чуть не угодил за такое своеволие под суд. Но в бою он заставил весь сонм турок отступить и преследовал их до Очакова. «Шевалье Ломбард, — писал Суворов о подвиге удальца, — атаковал весь турецкий флот до линейных кораблей; бился со всеми судами из пушек и ружей два часа с половиной, и, по учинении варварскому флоту знатного вреда, этот герой стоит ныне благополучно под Кинбурнскими стенами. Сам и один он ранен в ухо пулей» (Д II. 300). Турки пытались обстреливать галеру, однако на следующий день Ломбард под покровом ночи атаковал турецкую крепость, а затем и флот (Д II. 302, 306).
Суворов уже терял терпение, когда к турецкому флоту присоединилась эскадра из Варны. «Сомневаться не извольте!» — ободряюще написал он Потемкину (Д II. 303–306). Вскоре в его распоряжении были точные разведданные о составе, вооружении и командах всех турецких кораблей, даже о характере их командиров. Ударной силой Очаковской эскадры, нацеленной на Кинбурн, были 3 линкора, А фрегата, 3 больших и 15 малых канонерских судов. С моря в 8 милях от косы стояла эскадра капитана Челеби из 6 линкоров, 5 фрегатов и 10 малых канонерок. Она охраняла Очаковскую эскадру от русского флота из Севастополя. Решительная атака на Челеби, с последующим добиванием вражеских кораблей в Лимане, могла лишить турок трети флота[58]. О странном маневре и судьбе эскадры Войновича Александр Васильевич не знал[59].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
