Заходить туда было все равно, что заходить в мир, в котором когда-то было светло и тепло, где звучал смех, где светились чьи-то глаза, где в воздухе плавали мечты, а теперь все потухло. Тихо, пусто, мертво. В шкафах спальни осталась ее одежда, обувь, а в прилегающей ванной – туалетные принадлежности: зубная щетка, расческа, мыло, шампунь, духи… Клэр даже взяла их в руки, чтобы понюхать, вспомнить Динин запах, а потом долго сидела на холодном полу, не в силах двинуться с места, растирая по лицу горячие слезы.
Огонек, почувствовав, что хозяйка вновь дрожит, перебралась с одеяла в районе ног последней на грудь. Клэр погладила мягкую шерсть трясущимися пальцами.
– Она принесла мне тебя… Подарила.
Боясь погрузиться в отчаяние, из которого едва выплывала в последние дни, она заставила память замолчать: хорошие воспоминания обязательно тянули за собой болезненный момент осознания, каждый раз одинаково сильно бьющий по нервам и сердцу, что всего того, что было, уже никогда не будет.
А сколько слез было пролито на медальон, отказывающийся показать лицо подруги, когда Клэр шептала «Дина… Дина… Дина…», и только серая мгла кружилась в его сердцевине при этих словах, будто возмущенная, что в сотый раз кто-то пытается вызвать несуществующего более человека.
И Клэр, скрючившись на диване в гостиной, снова и снова плакала. Забросила хобби, не могла заставить себя включить телевизор или выйти на улицу, забывала поесть, потому что каждый раз, проходя по коридору, видела сидящего на холодном подоконнике у дверей белого кота, смотрящего на пустынную зимнюю улицу.
Миша терпеливо ждал. Днем и ночью он сидел там, а она… как она могла объяснить ему, что хозяйка больше никогда не вернется?
* * *
Зародить жизнь легко.
Достаточно поместить клетку в подходящую субстанцию, создать необходимые условия – и тогда жизнь начнет развиваться, пробьет себе дорогу, даст рост, сформирует форму. Но «возродить» жизнь? То, с чем они оперировали до этого, уже содержало в себе искру – дар свыше, который было не под силу воссоздать членам Комиссии. Кем и где награждались клетки искрой? И как вернуть обратно наиболее важный элемент, случись его утрата? Нет, они хоть и достигли определенных высот в знаниях, пользовались в какой-то мере «готовым» продуктом, но не умели создавать сырье.
Джон Сиблинг, развернувшись в кресле спиной к столу, смотрел в окно.
На что рассчитывал Дрейк? Неужели верил, что шагнет выше головы и сумеет за несколько суток разгадать загадку, на изучение которой они уже потратили столетия?
Судя по тому, как содрогался мир, нет.
Джон не боялся того, что мир Уровней схлопнется, нет: члены Комиссии уже объединили свои усилия для поддержания его энергетической оси, и теперь идущие сквозь пространство волны лишь отражали эмоциональное состояние наиболее могущественного из людей их расы, но Джон боялся другого – того, что Дрейк, проиграв, изменится.
И тогда Сиблинг потеряет… друга.
* * *
Халк Конрад, сидя на диване в собственной гостиной, нежно гладил по кудрявой голове прижимающуюся к нему девушку.
– Как-то плохо стало на улице, – уткнувшись носом в его шею, прошептала та. – Туда не хочется, там почему-то страшно.
Взгляд светло-серых глаз соскользнул с камина на висящую на стене фотографию, окруженную сертификатами и наградами из бизнес – школы, в которой когда-то обучалась его вторая половина. На фотографии они оба счастливо смеялись – то был отпуск на островах, солнце и море вокруг.
А теперь мир кренился, они все это чувствовали. Мир обиделся, и Халк знал, что те, кто был в тот день на «F», являлись тому причиной. Глаза устало закрылись, челюсти сжались.
Она почувствовала, отняла лицо от шеи, провела тонкими теплыми пальцами по щеке.
– У него получится, милый… – прошептала Шерин. – За чем бы Дрейк ни ушел в эту лабораторию – у него все получится.
Оптимистка – она всегда ею была, даже сгорбленная тяжестью проблем в Тали никогда не унывала. Халк медленно прижался к рыжим кудрям лбом.
Он очень хотел верить. Очень.
* * *
Мак медленно, как если бы делал это в последний раз, натирал автомобиль воском. Багажник уже блестел, теперь пришло время капота и передних крыльев. Ткань равномерно двигалась по прямой линии, касаясь полированного металла, распределяя по поверхности защитный слой. Еще немного воска, и снова ровные отточенные движения.
Стеклянные стены и крыша гаража пропускали внутрь неяркий зимний свет и позволяли видеть часть сада и зависшее над головой серое небо.
Каркали вороны.
Чейзер отнял тряпку от поверхности и посмотрел на птиц, кружащих в небе, затем сместил взгляд вбок и долго стоял, устремив его к горизонту.
Что будет дальше? Он устал от царившего в воздухе ощущения беды.
Дальше будет то, что будет, и он примет это.
Но до того момента хотелось бы отполировать свой автомобиль.
* * *
Печенье совершенно не желало таять на языке, оно распадалось на мелкие сладкие камушки, похожие на дробленую гальку, которые приходилось грызть, грызть и грызть. Дэйн нашел его в тумбе у дальней стены и теперь, рассеяно скользя взглядом по широкому экрану-окну на стене штаба, доедал вторую пачку. Печенье было противным на вкус, затхлым и каким-то пыльным, но прекрасно справлялось с поставленной задачей: его хруст на зубах отвлекал главнокомандующего Уровня Войны от нежеланных в последнее время размышлений.
Боевые действия в разных точках разрушенных городов, передаваемые на ряд мелких экранов многочисленными камерами, в другое время стали бы самым занимательным шоу для Эльконто, но теперь едва ли удостаивались взгляда.
Печенье заканчивалось; сидящий в кожаном кресле блондин поморщился. И хорошо, что заканчивается, а то, подсев на вредную привычку, можно быстро разрастись в борова, что при двухметровом росте вряд ли будет смотреться особенно привлекательно.
Мигали точки на широком пульте, ожидал ввода команд синий экран. Надо бы выдать дополнительные юниты оружия и медикаменты повстанцам в северной части карты. Надо бы проследить за работой медиков, надо бы спросить, как идут дела у собственных солдат… Война – дело сложное.
Надо бы, надо бы, надо бы…
Дэйн вздохнул, кое-как стряхнул наплывшее после последнего прожеванного куска печенья оцепенение и катнулся вперед вместе с креслом. Надо бы заняться делом.
Но заниматься прямыми обязанностями он смог не дольше трех минут: лежащий справа на пульте браслет, брошенный туда после окончания (провала?) операции на «F», привлек внимание засветившейся лампочкой. Хм, кому могло прийти в голову воспользоваться этим гаджетом сейчас? Ведь были телефоны, почта, близко расположенные порталы, в конце концов…
