– А как же информация, ведь Дрейк хотел получить её? Они провели множество исследований, которые могли пригодиться.
Джон покачал головой, будто говоря «я тоже об этом не раз задумывался».
– Дрейк впервые нарушил правило, созданное им самим. И я не могу сказать тебе, что это значит или к чему приведет. А теперь иди. Я должен работать.
В стеклянной пепельнице мелко дрожащими пальцами был безжалостно затушен дымящийся окурок.
* * *
Он много о чем вспоминал за последние часы.
Как она дрожала перед ним, сидя на стуле, привезенная Маком в Реактор – случайно обнаружившая в себе скрытые способности девчонка из другого мира с большими серыми глазами. Как сидела на крыше, глядя на небоскребы и освещенная солнцем, пытаясь перебороть робость и рассказать правдивую историю о первом в жизни совершенном перемещении. Как удивилась и возликовала, когда он, вместо того чтобы прогнать, пригласил ее на работу. Как выбирала дом, радовалась ему, а после делала первые шаги, постигая искусство сохранения внутреннего баланса. Как училась приходить в гармонию с внутренним я, как сопротивлялась прыжку в непривлекательное место с фотографии – заброшенное строение, окруженное осколками битых камней, где на подоконнике лежал оставленный им белый конверт. Межуровневое пространство.
Дрейк осторожно сместил руки ниже и посмотрел на лицо с идеально ровной кожей, новой, восстановленной благодаря его усилиям коже. Сложнее всего было с мозгом, но он справился; теперь все молекулы застыли в ожидании сигнала – первого электрического импульса, способного пробудить.
Но еще не время… еще очень много работы. Ди должна проснуться в здоровом теле.
Мертвые не просыпаются…
Усилием воли он прогнал эту мысль, прервался на секунду и устало потер переносицу. Мысли о собственном потенциальном сумасшествии сменились жесткой решимостью не думать и завершить процесс. Укорить себя в безумии он сможет потом…
Сколько он уже здесь?..
Дрейк потерял счет времени. Да это и неважно. Он снова взялся за работу, сложнейшую в его жизни работу по восстановлению человеческого тела, а мысли текли в тишине.
Она писала ему с ноутбука робкие фразы, боялась и в то же время хотела приблизиться. Храбрая, в чем-то даже безрассудная, немного наивная и очень красивая, обратившая свой взор на стоящего у вершины мира холодного стратега, занятого своей сложной игрой по перемещению судеб на шахматной доске. Тогда ему неведомы были многие из чувств, переживаемые сейчас. Думал, умерли… Ошибся.
Поздно ты понял…
Она спасала всех и все: сначала бездомного кота, потом молчаливых Фурий, которых он лечил… Она с самого начала вила из него веревки, а теперь он вил структуру новых клеток ей самой, чтобы попытаться вдохнуть жизнь.
Не выйдет…
Выйдет. Не получается у того, кто не пробует. И не ему ли, Дрейку, лучше всех известно, что возможно покорить даже те вершины, до которых никто еще не добирался. Намерение. Желание. Вера. Действие. Может быть, он безумец, может быть. Но лишь ограничения, созданные человеческим разумом, мешают воплощению в жизнь самых невероятных идей.
Молекулы медленно соединялись, выстраивались в прежнюю структуру; руки Дрейка дрожали от колоссального напряжения сознания. Проще было взять клетки клона, но они не хранили памяти, того опыта и знаний, что открылись ей в последние секунды, а ведь именно в эти секунды она осознала себя лучше, чем когда-либо до этого. Стоило лишь посмотреть на тот щит – великолепное сплетение материи, прочное, красивое, шедевральное по свойствам.
А также клетки клона не хранили и другую ее часть, называемую душой.
Дрейк почему-то вспомнил, как однажды Ди послала ему мысленный поцелуй – он помнил этот момент так ясно, будто все случилось сегодня. Одна лишь мысль о ее губах, о том, как они касаются его – и он долго сидел в машине, не способный вести, лишь чувствовал жар, разлившийся по телу. Чертовка, она всегда находила, чем удивить его, застать врасплох. Застала и снова, но уже в последний раз, все-таки поставив критический узел на карте собственной судьбы. Как же он этого боялся…
Она спасла его ребят. Ценой себя. Слишком светлая, научившая его тому, что помимо упоения от сложнейших тактических расчетов, точного предугадывания линий поведения и влияния на чужие судьбы есть и другие вещи, которыми стоит наслаждаться. Смех, тепло, сердце, полное любви…
– Я не умею завязывать галстуки, ты меня научишь?
Нет, я не могу взять это кольцо, оно слишком дорогое…
А каково это, быть богатым?..
Она все время о чем-то спрашивала…
Он вытаскивал ее из скорлупы, когда она закрылась в ней, почувствовав собственное могущество, а она назвала его импотентом… Он до сих пор помнил тот вечер, когда сидел напротив нее в кресле желая так сильно, как никогда никого не желал.
Почему все не пошло по-другому? Почему он не вмешался раньше, зачем отдал тот последний приказ, изменивший все? Да, он успел сканировать из воздуха нужный кусок информации до того, как все разложилось – Ирэна, умирая, поделилась с ним тем, что он искал. Но в чем теперь была ценность добытых такой ценой знаний?
Дрейк не удержался и склонился над любимым спокойным, застывшим лицом. Ди уже не принадлежала к числу мертвых, но все еще не принадлежала к числу живых. Прижался лбом, провел по волосам, закрыл глаза.
– Вернись. Я, наверное, смог бы без тебя, если бы захотел. Но я не захочу.
На какое-то время он застыл, зажмурив веки, затем преодолел сковавшую сердце боль, поднялся и покачал головой. Теперь он мог касаться ее кожи, мог прижимать к ней ладони, мог гладить ее щеки. Он настолько сильно пропитал ее тело своей энергией, что теперь, скорее всего, мог прикоснуться к живой Ди без последствий. Мог. Но не мог. Потому что она больше не была живой.
Подобный эксперимент невозможно было провести на живом человеке… Судьба жестко и иронично поступила вмешавшись. Но помогла она этим или же лишила навсегда? Ему не узнать, не проверить, пока процесс восстановления не будет завершен.
Да, восстановить он восстановит. Но как вдохнуть жизнь? Как сделать то, чего никто и никогда не делал? Фурии не в счет – те, что она дала ему, были еще живы, хоть и на грани.
Не думай, Дрейк. Не думай…
Просто делай.
* * *
Направляясь к любимому кафе под названием «Rih'ndo skaa», что в переводе с Валлийского означало «Дворик», журналист «Нордейл-Экспресс» Донован Кряг, привыкший завтракать на углу тридцать девятой и Майн-авеню, заметил странную вещь: мир вздрогнул и будто выгнулся навстречу.
