– Дэйн, я уже объяснил тебе, почему произошел такой «радушный прием» и извинился за клетку, за кордон, за сканы и за другие принятые меры предосторожности. Пойми, ты принес сюда инородные тела без клетки. Фурии – не самый безопасный вид существ, способных перевоплощаться и мгновенно изменять форму. Они – потенциальная угроза для всех там, где появляются.
Эльконто неожиданно для себя обиделся за смиренно сидящих в корзине Смешариков, вспомнил, как они сидели на руках у темноволосой женщины, пытаясь ей что-то объяснить. Может быть, они и опасны, но настолько ли, чтобы их встречали с дематерилизаторами наготове?
– Думаю, что если бы они хотели навредить этому месту, – зло процедил он, – им не понадобилась бы моя помощь и твое согласие на вход. Так?
Сиблинг промолчал в ответ.
– Я должен доставить их к Дрейку.
– Я уже говорил тебе…
– Да, говорил. Придется пересмотреть это.
– С чего бы? – теперь агрессию проявил Сиблинг.
В этот момент Смешарики осторожно выбрались из корзины и подкатились к столу. Джон едва удержался от того, чтобы шагнуть назад: он до сих пор считал, что Дрейк недооценил риск, позволив им жить, и не просто жить, а находиться в свободной форме, обитая в одном из домов в центре города; и, тем не менее, оспорить решение Начальника не решился бы даже сейчас.
Внезапно в воздухе над Фуриями вспыхнуло несколько светящихся символов. Представитель Комиссии, вчитавшись в них, застыл; теперь на его лице читалось незнакомое выражение, напоминающее шок.
– Открыть проход? Да быть того не может…
– Проход куда? – Дэйн уже устал удивляться сюрпризам этого дня.
– Веди их к Дрейку, – вдруг резко переменив решение, приказал Сиблинг, – он в лаборатории на двенадцатом этаже.
Рот Дэйна на секунду приоткрылся от удивления.
– Ух ты, как быстро… Ладно, понял. Ну-ка, в корзину! – скомандовал он Фуриям. – Дядя извозчик потащит вас наверх.
Меховые шары, не дожидаясь повторного приглашения, плотно утрамбовались на оранжевом одеяле.
Кабинет Сиблинга остался позади, в руке покачивалась плетеная корзина. Коридор, еще один коридор, поворот, лифт. Шагнув в кабину, Дэйн принялся рассматривать полированные металлические двери и ряд круглых кнопок на стене: это позволяло унять возрастающую с каждой секундой нервозность. Главное, чтобы Дрейк не размазал его сразу, как увидит. Не то чтобы Эльконто плохо думал о Начальнике, просто именно так поступил бы он сам, покажись ему на глаза тот, по чьей вине погибла его вторая половина.
– Ну почему всегда я? – пожаловался он корзине. – Нет, я точно лысый…
И точно.
Первой фразой, сказанной ровным, но от того не менее проникновенным тоном, которой поприветствовал его Начальник, стоящий у окна напротив дверей лаборатории, была:
– У тебя должно быть очень большие яйца, раз ты решился прийти сюда.
– Да, не говори, – нервно усмехнулся Эльконто, морально подготовившийся к подобному приему. – Сам не знаю, как хожу и не падаю.
Голова Дрейка даже не повернулась в его сторону, напряженный профиль застыл.
Дэйн, чувствуя себя не в своей тарелке, точнее не в своем тазу (это не на него направлены эти сильные волны неприязни, ну, по-крайней мере, не напрямую… нужно просто сделать то, зачем пришел), сделал еще несколько шагов вперед, после чего осторожно поставил корзину на ковер.
– Я тут кое-что принес тебе… Точнее, «кое-кого».
* * *
Стоя возле сидящего на подоконнике белого пушистого кота, Клэр взволнованно скрестила хрустнувшие в суставах пальцы.
– Пусть у них все получится. Пусть они помогут… Пусть что-то изменится в лучшую сторону, – шептали ее губы, обращаясь к низко висящему за окном серому небу.
Миша повернулся и посмотрел на нее зелеными глазами, затем вернулся к исходной позиции и снова принялся терпеливо созерцать пустую улицу.
Клэр крепко сжала висящий на шее медальон.
* * *
В своей жизни Дрейк, бывало, рушил судьбы. А бывало, и выправлял их. Наблюдал, менял или даже играл, как играет расставленными на ковре солдатиками, наслаждаясь властью, малыш.
Иногда Дрейк помогал… Но еще никто и никогда не помогал ему. Да и кто бы смог помочь Творцу, ответственному за легчайшее дуновение ветра на созданных им когда-то Уровнях.
А теперь в воздухе светились символы – древние руны языка Фурий, означающие (если переводить примерно. Этот язык никто бы не смог перевести дословно, и Дрейк лишь интуитивно догадывался о значении сложных узоров) «Мы. Приходить. Помощь».
Эльконто ушел несколько минут назад. Фурии молчали, ожидая ответа.
– Как вы можете помочь мне? – оправившись от оцепенения, в которое впал после того, как увидел, кого именно принес ему Дэйн, хрипло спросил он. – Как? Я восстановил ее… клетка за клеткой, восстановил ее тело, но так и не смог вернуть душу. Жизнь замерла, моя энергия держит молекулы в готовом для пробуждения состоянии, но искры нет.
Яркий свет лаборатории резал воспаленные веки. Девушка лежала на столе – казалось, еще немного, еще совсем чуть-чуть, и она откроет глаза – Дрейк надеялся на это так долго, как мог, но всякой надежде, не встретившей на своем пути чудо, когда-то приходит конец. Вот и он почти перестал надеяться. Электрические импульсы, наполнение собственной жизненной силой, отчаянное желание – ничто из этого не заставило Дину вернуться обратно. А ведь он любил и желал.… Впервые в жизни настолько отчаянно чего-то желал.
Фурии сидели в метре от стола, тесно сбившись в группу; их желтые глаза напряженно смотрели в его лицо. Символы, парящие над ними, вдруг заменились другими.
«Искра. Душа. Звать можешь».
Он долго на них смотрел, не в состоянии поверить. Фурии никогда никому не помогали, по неизвестной причине просто не делали этого. Их раса, название которой Дрейк не смог бы даже выговорить, была древнее его собственной. Именно из-за наличия тайных древних знаний, этих странных пушистых существ всегда преследовали, а те, в свою очередь, обладая уникальными способностями видоизменяться, изощренно защищались, изничтожая противников. Постоянная война в различных мирах свела количество глазастых особей на нет; в лаборатории лишь чудом сохранились молекулы ДНК, которые Дрейк по случайному выбору использовал, когда подыскивал подходящие для телепортации объекты, обладающие интеллектом и памятью.
Кто бы думал, что однажды Ди выпустит их из клетки и оставит себе. И что однажды, они будут сидеть перед ним, предлагая помощь. Никто и никогда на его памяти не видел Фурий, изъясняющихся символами собственного языка – они веками хранили его в недрах своего сознания, не вынося на поверхность. Какая удача, что он может, нет, не понимать даже, но чувствовать его значение.