Но долго здесь находиться нельзя. Иван развернулся обратно к двери, перебежал, захлопнул за собой. Постоял в блаженном полумраке.
Да уж, подумал Иван.
Перед глазами всё ещё таял световой отпечаток окна.
Услышав приближающиеся шаги, диггер помедлил. Сюда кто-то бежал. Иван плавно скользнул в коридор, увидел мелькнувшую тень. Фёдор? Почему бегом-то?
Иван мягко шагнул в коридор, встал около стены. Это был коридор в центре здания — здесь диггер мог не опасаться яркого солнца. Посмотрел вслед бегущему. Тёмная сгорбленная спина. Фёдор бежал и что-то нёс.
Интересно, что?
Иван огляделся, потом шагнул вперёд и опустился на одно колено. На полу лежала упаковка бинта — ещё не распакованная, в целлофане. Иван поднял её, оглядел и усмехнулся. Так, значит.
Седой был прав. Старик кого-то скрывает. И этот кто-то ранен.
* * *
За жёлтой фанерной дверью неразборчиво звучали два голоса.
Старик был не один. И этот другой был болен или ранен — не зря же Фёдор тащил с собой груду перевязочного материала.
Иван подошел к двери, встал рядом… Постоял, прислушиваясь. Склонил голову на плечо. Второй голос звучал ниже и тише. И в нём было нечто странное — Иван пока не мог понять, что. Второй голос говорил быстро, бубнил так, что слов было не разобрать — но явно жаловался. Иногда начинал подвывать, словно от сильной боли.
Понятно, этот второй был на улице, столкнулся там с тварью. Но почему старик его скрывает от диггеров?
Что ж… пришло время всё выяснить.
Иван аккуратно толкнул дверь, шагнул через порог. И застыл.
Увиденное вышибло Ивана из заготовленной колеи — мол, наконец-то мы встретились… чёрт!
Там стоял… твою мать.
В следующее мгновение Иван вскинул автомат к плечу. Бой сердца. В прорези прицела оказалась жутковатая фигура — человеческое лицо, словно вдавленное в переплетение стволов. Высоченный, под три метра, на длинных ногах, похожих на корни. Длинные, разного размера руки — тоже оплетенные, переходящие в лианы и наоборот. Человек-растение. Он покачнулся, переступил с ноги на ногу, словно на ходулях. Одна рука твари — та, что длиннее, и талия были забинтованы. Сквозь толстый слой бинтов проступила кровь — почему-то красно-зелёного, яркого цвета.
Монстр открыл глаза — серые и бессмысленные. Посмотрел на Ивана.
— Я… я-у… — губы шевельнулись. Голос существа был глубокий и совершенно нечеловеческий.
Иван выдохнул. Положил палец на спуск.
В мгновение ока линию огня перекрыл Фёдор, раскинул руки. За его спиной возвышался огромный нескладный получеловек-полурастение.
— Старик, уйди к чёрту! — крикнул Иван.
— Нет, — сказал Фёдор.
— Уйди говорю! Придурок, он же тебя сожрет!
— Я зову его Лаэс.
— Что? — Иван открыл рот. — Он же… не человек.
Фёдор помолчал. Старческие глаза его смотрели на Ивана с неожиданным упрямством.
— Какой бы он ни был, он мой сын.
Иван сначала даже не смог сообразить. Кто он? Сын?!
— А мать?
Старик посмотрел на Ивана.
— Помните могилу? Марина — она была его мама. Она умерла при родах. Она уже почти ничего не видела, когда ребёнок закричал. Он сразу был такой… странный. Переплетение растения и человека. Это страшно. Младенцы вообще при рождении не очень красивы, но это было уже чересчур… Сначала, когда я увидел ребёнка, я хотел сразу убить его, даже занес скальпель… Но тут Марина услышала его крик. Она подняла голову и спросила меня: кто? Я сказал: мальчик. Здоровый? — Фёдор замолчал. Подбородок его дрожал. — Она спрашивает, здоровый ли ребёнок, а я держу нож, чтобы убить это маленькое чудовище… Марина снова спрашивает: здоровый? И такая тревога у неё. Я говорю: да. Совершенно здоровый мальчик. Вырастет, будет большой и умный, не сомневайся. Она начала плакать. Слепая от радиации, волосы выпали, язвы… лежит и плачет. От счастья. Вы не представляете, что это было. И я не смог его убить. Она откинулась и говорит: дай мне его подержать. Я говорю: ты слишком слабая, Марина. Она: просто дай мне его подержать. Это мой мальчик. Пожалуйста! Мой мальчик… Я… Я положил ей его на грудь. Она вздохнула и говорит: ты такой голодный. Я даже не сразу понял, что она умерла.
В глазах старика стояли слезы.
— Похоже, — сказал Иван, опуская автомат, — нам всем нужно кое в чём разобраться, верно?
* * *
Серый стоит под дождём и смотрит на здание ЛАЭС.
Капли дождя барабанят по его ровной серой коже, собираются в глубоких рваных шрамах, оставленных пальцами древесного человека. Наполнив канавку, вода прорывает поверхностное натяжение и протекает вниз, скатывается с гладких плеч Серого.
Следы ударов почти чёрные. Как и та жидкость, что течет в его теле. Сейчас часть жидкости вытекает из глубокой раны на спине Серого и просачивается в землю.
Серый стоит и ловит радиоволну.
Он смотрит на здание. Разряды электричества вспыхивают то здесь, то там. Шум ветра и вой небесных потоков радиоволн.
Интереснее всего здание.
Тот, кто ему нужен, тоже там. Но в последнее время Серый начал сомневаться. У того, кто находился в здании, был очень четкий, характерный отпечаток мозга. Серый видит его сейчас перед собой. Ветвящаяся красно-жёлтая схема, уходящая в позвоночный столб. Вот он. Серый медленно поворачивает голову.
Но этот отпечаток неидеален.
Словно тот, за кем он гонится, — тот и одновременно не тот. Или даже два человека в одном. Разве так бывает? Серый смотрит.
Пелена мелкого дождя закрывает вид на здание, вносит помехи в приём сигнала — поэтому Серый не так отчётливо видит, где сейчас люди. В этом здании много посторонних излучателей, эфир забит, и к тому же…
Серый поднимает голову.
Там, внутри, огромное красное сердце. Чудовищная мощь. Если бы Серый мог испытывать чувства, он бы испытал благоговение. Но сейчас он просто стоит и смотрит.
Красное сердце клокочет и горит.
Излучает. Ах, как оно излучает.
Раны болят.
Древесный человек оказался опасен. Серый удивлён. Древесный вступил с ним в схватку. Более того, он оказался серьёзным противником. Раны болят — Серый не ощущает это как боль, скорее как очередные досадные помехи. Восприятие сигналов нарушено.
Но это пройдет.
Серый вдыхает. Под серой кожей, начинающей дрожать от холода и потери, клокочут лёгкие. Теперь ему нужно дышать, чтобы восстановить силы. Но с древесным лучше больше не связываться.
Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.
И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.
* * *
Веганцы — не люди, сказал генерал. А я тогда ему не поверил, подумал Иван. И вот теперь я вижу перед собой получеловека-полутварь, которую старик называет «сыном». Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав — и веганцы давно не люди. Что там творилось жуткое — это я сам могу рассказать.
В помещении конференц-зала собрались все участники экспедиции — и Фёдор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.
Мирные переговоры, блин. Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Уберфюрер даже притащил свой пулемет.
— Что с ним случилось? — спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.
Фёдор покачал головой.
— Он говорит, что столкнулся с каким-то новым хищником. Он был огромный и серый.
Иван с Уберфюрером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!
— Вы знаете, что это или кто это, правильно? — старик перевёл взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. — Кто это?
Иван вздохнул.
— Мы не знаем, кто он, — сказал диггер. — Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами — мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.
Молчание.
— Вы привели с собой эту тварь, — тихо и обвиняюще сказал Фёдор. — И она ранила моего сына. Моего сына!
— Эту тварь, — жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. — Эта тварь ещё всех нас переживет, вот увидите.
— Лаэс, — сказал старик. — Не тварь.
Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.
Лаэс, — повторил он. — Запомните. Его зовут Лаэс.
Он отвернулся, пошёл к раненому. Древочеловек застонал — утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.
— Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… — мечтательно произнес Фёдор. — Имя для молодого и прекрасного бога.
Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.
— Так ты ещё и ксенофоб? — холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.
