Буквально перед тем как свет в зале погас, вошли бригадефюрер СС Шелленберг со Шликом, свитой офицеров рангом пониже и охраной. Можно было подумать, что публика собралась посмотреть именно на них. Джейсон почувствовал, как внутри у него все сжалось. Он никак не мог преодолеть это страшное напряжение, хотя уже много лет освещал жизнь в рейхе.
Питерсон подскочил к самой сцене, повернулся и быстро запечатлел на пленке нацистов со всей их свитой. Бригадефюрер гордо явил ему свой профиль. Джейсон тихо хмыкнул, когда Шелленберг кивнул Шлику – что-то вроде традиционной команды «улыбнитесь в объектив!» Пока все шло строго по плану.
Огни погасли, заиграл оркестр. Постепенно сцену осветили пятнышки слабого света, похожие на светлячков. Чуть ярче было в самом центре, и туда вышла Рейчел Крамер, на плечи которой стекали золотистые струи роскошно завитых кудрей. Она была необычайно привлекательна в длинном, до полу, платье из синего шелка с низким вырезом, открывавшим безукоризненные плечи цвета слоновой кости. Платье было почти точной копией того наряда, в котором она когда-то явилась на празднество в Берлине. Глядя на нее, зрители захлебывались от восторга. Рейчел зарделась от смущения и удовольствия, улыбкой поблагодарила публику.
Краем глаза Джейсон заметил, как Шлик привстал и тут же шлепнулся обратно на сиденье, словно сидевший рядом с ним генерал дернул его за руку.
Рейчел обвела рукой зрительный зал.
– Мы приветствуем вас, бригадефюрер Шелленберг и штурмбаннфюрер Шлик! Добро пожаловать, господа офицеры СС и солдаты нашего победоносного фатерланда! Добрый вечер, дамы и господа, жители Обераммергау – наши старые добрые друзья, а равно те, кто приехал к нам совсем недавно! – Она задержала взгляд на Шлике, который сидел в напряженной позе. – Своим приходом вы все доставили нам большую радость. Мы надеемся, что от сегодняшнего представления – обновленного варианта нашей старинной традиции праздновать годовщину со дня рождения короля Людвига, – представления, подготовленного детьми Обераммергау ради того, чтобы доставить вам удовольствие, у вас посветлеет на душе и вы радостно улыбнетесь. Мы хотим помнить и чтить старые традиции, пусть даже и не запылают сегодня костры ни в горах, ни в этом зале.
Одобрительные реплики и смешки в зале поддержали ведущую, и она засмеялась вместе со зрителями – весело, заразительно. Джейсон с трудом перевел дух.
– Пусть же нынешний праздничный вечер положит начало укреплению нашей дружбы ради процветания деревни «Страстей Христовых» и всей немецкой нации!
– Хайль Гитлер! – выкрикнул Шелленберг, встав с места и выбросив руку вперед.
– Зиг хайль! – взметнулись в ответ руки по всему залу[55].
Рейчел еще раз задержала взгляд на Шлике, приветливо ему улыбнулась и села в первом ряду, у самого выхода на сцену.
Джейсону никак не удавалось справиться с сердцебиением. Если Шлик, сидевший в другом конце зала, выйдет из себя, что вполне вероятно, он может выскочить на сцену и наброситься на Рейчел, невзирая на представление. И чтобы удержать его, понадобятся усилия не одного бригадефюрера, но и всех присутствующих офицеров. Джейсон знал, что Рейчел заранее планировала подразнить Шлика, но ему эта идея не нравилась. Девушка играла с огнем.
– Эй, Янг, очнись, – прошептал Питерсон и помахал рукой перед лицом Джейсона. – Ты приехал сюда, дружище, чтобы написать статью в газету, не забыл еще? Не то чтобы я тебя осуждал… Она потрясающе выглядит. Целый год просидела в укрытии, а по ней этого и не скажешь.
– О ком ты? – Джейсон старался, чтобы его голос звучал нейтрально.
– О мисс Крамер. Она гениальна – неуловимая женщина, представшая сейчас перед нашими глазами.
В темноте зала Джейсон быстро набрасывал заметки для статьи – заметки, которые потом все равно не сможет разобрать.
– Программку внимательнее почитай. Это Лия Гартман. Впрочем, они действительно очень похожи. – Сам Джейсон не отрывал глаз от Рейчел, которая сидела впереди, спиной к нему.
В слабом свете, исходившем со сцены, он видел, что Шлик тоже впился в женщину взглядом, только у штурмбаннфюрера глаза горели, словно у голодного волка.
На середине представления был объявлен короткий антракт. Занавес опустился, в зале зажегся свет. Шлик поднялся, попросил у бригадефюрера разрешения отлучиться. Рейчел проворно вскочила со своего места и исчезла за кулисами, прежде чем Шлик успел до нее добраться. Насколько мог судить Джейсон, ее проделка только еще больше рассердила штурмбаннфюрера. Шлик попытался пройти за кулисы, но в просвете занавеса возник Фридрих, который явно урезонивал офицера и просил его вернуться на место в зрительном зале.
Джейсон видел, как побагровела у Шлика шея, слышал, как громко и раздраженно звучит его голос, хотя разобрать слов так и не сумел. Шелленберг наклонился к адъютанту, что-то прошептал тому на ухо, и адъютант сразу устремился к Шлику. Два офицера обменялись сердитыми репликами, после чего оба вернулись на свои места. Шлик выглядел мрачным.
– Дорого бы я дал за то, чтобы подслушать их беседу, – шепнул Питерсон.
Джейсон кивнул. Он был рад, что его коллега и добрый приятель оказался рядом.
Лампы в зале замигали, и публика поспешила занять свои места. Едва свет в зале окончательно погас, Рейчел снова сошла по ступенькам со сцены и устроилась на прежнем месте. «Рейчел или уже Лия? Походка уверенная, как у Рейчел, вид совершенно тот же. – Джейсон взглянул на свои часы. – Когда же они поменяются местами? Удобнее всего было сделать это в антракте».
Представление между тем продолжалось. Оно стало чуть более вялым, потом набрало силу и дошло до кульминации. Финал прошел с большим успехом, на сцену высыпали все участники, завершая свое повествование. Родители наградили юных артистов громом аплодисментов. Стуча каблуками, вскочили от восторга солдаты, остальные последовали их примеру, вызывая артистов снова на сцену. Дети не успели толком уйти за кулисы, как вышли снова, кланяясь зрителям.
Родители с гордостью указывали соседям на своих отпрысков. Питерсон щелкал фотоаппаратом, а Джейсон продвинулся вперед, делая вид, будто записывает в блокнот имена исполнителей, на самом же деле сходя с ума от тревоги за Рейчел. «Отчего она не ушла раньше? И как сможет выбраться отсюда теперь?»
А она снова поднялась на сцену, вскинула руки, призывая зал утихнуть. Поблагодарила всех за то, что пришли, радостно напомнила, что за представлением последует общее празднество и что благодарить за это следует штурмбаннфюрера СС Шлика, который отменил на эту ночь действие комендантского часа.
– Всегда помните о нашем фюрере, о наших доблестных воинах, о том духе дружбы и единения, который царил между нами сегодня. И давайте помолимся Господу Богу о том, чтобы на Земле наступил мир.
«Она что, с ума сошла?» Джейсон хорошо видел, как нахмурился бригадефюрер СС Шелленберг. Власти не призывали немцев молиться о мире. Напротив, им было велено молиться о победах фюрера, если уж они вообще считают нужным молиться. А Рейчел уже улыбалась Шлику своей неповторимой улыбкой – такой невинной и такой соблазнительной одновременно. У Шлика загорелись глаза. Джейсон скрипнул зубами. Рейчел же покинула сцену, но сразу за занавесом замерла, так что внимательному взгляду нетрудно было обнаружить ее, хотя вроде бы никто к ней специально не присматривался. Девушка вскинула руки с раскрытыми ладонями, показала десять пальцев и еще раз улыбнулась Шлику.
Штурмбаннфюрер гордо поднял голову. Он получил обещанный знак.
Тем временем зрители выходили из театра, ясно увидев при свете ламп в зале большое число военных и чиновников нацистской партии.
– И что дальше? – спросил Питерсон, заряжая аппарат новой катушкой пленки.
– Нужно угодить Шелленбергу. Поснимай его свиту, заодно и Шлика снимешь вместе с бургомистром, как было обещано. Думаю, они хотят на время уединиться за кулисами в тесном кругу, а потом праздник переместится в пивные и закусочные, вот тогда все упьются до посинения. Может, и мы к ним присоединимся.
– А нам это нужно? – иронически хмыкнул Питерсон.
– А как же! Во всяком случае, за кулисами – точно. – Джейсон протолкался между зрителями, обходившими сторонкой Шелленберга и Шлика. – Ты сфотографируй декоративные элементы праздника, а я посмотрю, удастся ли что-нибудь разузнать.
Джейсон толкнул боковую дверь, ведущую на сцену, но там путь ему преградил Фридрих.
– Где же она? Почему не ушла раньше? – шепотом спросил американец.
Взглядом Фридрих ясно велел ему немедленно замолчать, но тревога Джейсона была сильнее здравого смысла.
– Вы тот самый журналист! – с упреком произнес кто-то за его спиной.
Джейсон резко повернулся. Со времени их предыдущей встречи юноша вырос на полголовы, и мышц у него прибавилось килограммов на двенадцать-тринадцать.
