- Вы меня слушаете, Наллэ? – настойчиво поинтересовалась мисс Ренселлер.
- Да, Мэрлин. Просто у меня привычка слушать и параллельно думать над ответом.
- Тогда я продолжу. Это растение, триффид или трифи, способно нравственно испортить любой недостаточно цивилизованный народ. Незаслуженное изобилие искушает. Зачем трудиться, если достаточно найти сырое место, воткнуть саженец или зарыть клубень, и подождать несколько недель? В библии не зря написано, что человек должен в поте лица добывать хлеб. Если хлеб достается даром, человек деградирует.
Лейтенант Нонг Вэнфан, который на протяжении ее монолога, казалось медитировал над маленькой чашечкой с текилой (рюмок в этих краях не встречалось – они вымерли после ухода проклятых колонизаторов, в 60-х годах прошлого века), сделал микроскопический глоток, и спокойно поинтересовался:
- Каждый человек должен обрабатывать землю?
- Разве я сказала обязательно про фермерство? Я имела в виду труд вообще.
- Физический труд, - уточнил он, - Пот выделяется при физических нагрузках.
- В библии имеется в виду пот в переносном смысле, - сказала она, - Как символ усилий, которые сознательно совершаются для получения чего-то.
- Чего-то – это чего угодно?
- Конечно, не чего угодно. Чего-то полезного.
- Товарной продукции? – снова уточнил он.
- Вы по-солдатски прямолинейны, - с некоторым неудовольствием сообщила она, - Нет, конечно. Например, композитор может трудиться, создавая музыкальные произведения.
- Тоже товар, - сказал лейтенант, - Композитору за это платят.
- Вы, меганезийцы, ужасно меркантильны, - заметила Эстер, - представьте себе, Нонг, что композитор может делать свой труд из любви к искусству.
- Это понятно, - согласился он, - Вот, Уфти тоже сочиняет песенки и мелодии из любви к искусству, хотя он удивится, если вы назовете это трудом.
Эстер улыбнулась и кивнула.
- Ну, да. Он, наверное, не пробовал выступать за деньги со своими песенками, но у него могло бы получиться. То, что он, поет, все-таки лучше вульгарной pop-music.
- Это - развлечение, а не труд, - вмешалась мисс Ренселлер.
- Почему? - спросил лейтенант, - Раз это можно продать, а Эстер считает, что можно…
- Да нет же! – перебила она, - Труд это усилие, а не развлечение. Усилие над собой.
- Покупателю-то какая разница, делал он усилия, или нет?
- Мэрлин, позвольте, я попробую объяснить вашу мысль иначе, - сказал викарий.
- Разумеется, Джо.
- Спасибо, Мэрлин. Я объясню на примере. Представим себе двух людей. Первый из них сплел сеть, сделал лодку, вышел на ней в море и наловил сетью сто фунтов рыбы. Второй просто прошел по берегу и собрал сто фунтов рыбы, выброшеной штормом. На рынке они оба получат одинаковые деньги, но одинаков ли результат их деятельности?
- Нет, - ответил лейтенант, - у первого осталась лодка и сеть, они тоже стоят денег.
Священник покачал головой:
- Есть кое-что поважнее лодки и сети. Первый человек приобрел привычку к труду. Он почувствовал, что труд вознаграждается. А второй человек приобрел дурную привычку получать деньги без усилий.
- Самое важное получил наблюдатель на рынке, - вмешался Наллэ, - Наблюдатель узнал, что оплачивается не труд, а результат. Продукция, а не пот. Пот – не товар, а издержки, поэтому технико-экономический прогресс - это сокращение доли живого труда в товаре. Отличный пример привела Мэрлин: триффиды. Технологичная агрокультура, которая создает товар почти без трудозатрат: эффект, известный в теории научно-технической революции, как science direct-production. Научно-прикладной результат создает товар, минуя индустриальную фазу. Грубо говоря, если наука придумывает дерево, на котором растет одежда, то нам не нужна швейная фабрика. Соответственно нам не нужна ткацкая фабрика, и не нужны фабрики, которые производят ткацкие станки и швейные машины. Не нужна куча фабрик, которые делают детали для этих машин, не нужен комбинат, на котором производится металл для этих деталей, не нужна шахта, где добывается руда…
- А что в итоге? – перебила мисс Ренселлер.
- В итоге – экономия самого ценного ресурса: человеческого. Этот ресурс может быть применен для гораздо более продуктивных целей, чем стояние за ткацким станком.
- В основном этот ресурс применяется для безделья, - заметила она, - для идиотских развлечений, пьянства, разврата и других видов порочного поведения.
- Не буду придираться к словам, - ответил Наллэ, - Да, 90 процентов высвобожденного ресурса используется на всякую всячину, которая доставляет человеку удовольствие, и только. Но тех 10 процентов, которые используются продуктивно, более, чем досточно для экспоненциального прогресса. Я думаю, это разумное распределение времени. Тем более, не надо забывать: какой бы ерундой человек не занимался, его мозг непрерывно работает, и в любой момент может породить мысль, стоящую миллионы фунтов.
- Ваш мозг, возможно, - согласился викарий, - а вот их мозг (он кивнул головой в сторону публики, развлекающейся у костров на площади) вряд ли.
Лейтенант Вэнфан со стуком поставил на стол свою чашечку.
- Я не хочу быть грубым, мистер Джордан, но там двое моих парней, которые спасли больше человеческих жизней, чем вы съели гамбургеров.
- Простите, я совершенно не имел в виду ваших солдат. Я говорю о туземцах.
- Африканцы уж точно не глупее, чем юро или янки, - заметил Наллэ, - Им не хватает образования, но это дело поправимое.
- Я говорю не об интеллекте, а о личных качествах, - уточнил священник.
- А если говорить о личных качествах, - ответил лейтенант, - то лучше, если мою спину защищает простой туземец, а не выпускник католического колледжа из вашей страны, у которого мозги завалены всяким мусором так, что мысли буксуют в извилинах.
Викарий поднял руки в примирительном жесте.
- Еще раз простите, я говорил не о таких качествах, как решительность и верность в ее солдатском смысле, а о тех социальных качествах, которые отличают цивилизованного человека от, извините, дикаря. Поверьте, я очень хорошо отношусь к туземцам. Именно поэтому меня беспокоит, что вы дали им то, что по выражению мистера Шуанга, создает продукты практически без трудозатрат.
Лейтенант пожал плечами, закурил сигарету и сообщил:
- Что-то у вас странное с логикой. Если вы хорошо относитесь к местным ребятам, то почему вы недовольны тем, что они будут есть досыта?
- Я рад, что они не голодают, но меня беспокоит вот что. Они получили от вас изобилие, как готовый продукт цивилизации. При этом, вы не дали им пройти путь по которому к этому изобилию пришли цивилизованные народы.
- А зачем по второму разу изобретать электричество? – удивился Нонг, - Какой смысл давать этим ребятам кремневое ружье, если есть автоматическая винтовка?
Лейтенант хлопнул ладонью по своему оружию, лежащему на табуретке справа от него.
Эстер всегда испытывала чувство тревоги, когда кто-то апеллировал к оружию, как к аргументу. Она понимала, что Вэнфан не имел в виду угрозу (ясно, что оружие было в данном случае просто самым близким ему примером современной технологии), но все равно ей стало как-то неуютно на террасе. «Я пойду, сделаю чай», - сказала она, и чуть-чуть слишком быстро отправилась в дом… Fare-duro. На меганезийском лингва-франко это значит «каторжная тюрьма». Такое название было одной из странных шуток Наллэ Шуанга, а сам Наллэ - самым странным из всех меганезийцев (при том, что на ее взгляд, они все были несколько странными). Когда улетели команданте Хена и Ллаки, а Эстер, чувствуя себя уже более-менее здоровой, вернулась из медицинской палатки в миссию, что-то пошло не так. Отношения с мисс Ренселлер и с викарием Джорданом почему-то стали натянутыми. С другой стороны, четверка военных инструкторов, прилетевшая на смену команданте, наоборот демонстрировала прямо-таки дружеское участие. Видимо, Хена что-то такое сказал лейтенанту Вэнфану, и на следующий же день военфельдшер Керк (колоритный верзила скандинавского типа) и сержант Уфти (чернокожий и гибкий, как профессиональный танцор) затормозили рядом с ней на армейском трицикле, и без предисловий предложили: «Поедем в Кумбва, развеетесь, заодно и купите что-нибудь». Она засомневалась – после той жуткой истории, она испытывала страх оказаться вне деревни, одной с мужчинами, - но тут появилась Мзини, местная девчонка, ровесница Ллаки, и со словами «А мне тоже в город», полезла в машину. И Эстер последовала ее примеру. Чутью местных жителей на опасность она научилась доверять.
После возвращении из Кумбва, ее ждал Очень Серьезный Разговор с мисс Ренселлер и викарием Джорданом. «Меганезийские солдаты - те же дикари, что и туземные негры, - сказала Мэрлин, - Ты и так неделю жила в солдатском борделе, а сейчас тебе бы лучше использовать шанс вернуться к цивилизации». От стыда, Эстер чуть сквозь землю не провалилась. Обстановка в шатре для выздоравливающих раненых была, конечно же, далека от норм нравственности - местные молодые женщины появлялись там каждый вечер и происходили откровенные сцены, от которых, впрочем, Эстер была отгорожена занавеской (этот суррогат приватности сделал команданте Хена, в тот день, когда Эстер стала «клиенткой» дока Нги). Отсутствие воспитания и безответственность отношений между полами – да, было, но при чем тут «солдатский бордель»? Приехавшие военспецы сразу же, едва выйдя из самолета, начали вести себя в этом смысле точно так же. Но при всей откровенности этих шлепков по ягодицам и тому подобных выходок, здесь трудно было усмотреть что-то кроме отсутствия элементарной культуры. Эстер пыталась найти поддержку у викария: «Джо, может быть, меганезийцы просто отличаются от нас, но не плохие? Вы же сами всегда говорили о туземцах, что некоторые вещи они делают не со зла, а от непонимания …». Джордан перебил: «Понимаешь, Эстер, туземцы – это одно, а меганезийцы – другое. То, что простительно дикарю, непростительно выходцу из страны, где уровень образования и благосостояния, почти такой же, как в цивилизованном мире».
