социалистического движения, лично участвовал в создании британской коммунистической партии как национальной ячейки Коминтерна, после возвращения из эмиграции был послом РСФСР в Тегеране и членом АН СССР; был хорошо знаком с Лениным, который даже жил у него во время своего пребывания в Лондоне, и пользовался его полным доверием (тем более что они были ровесниками); одновременно служил переводчикам в ведомстве лорда Милнера и имел доверительные отношения с сотрудником разведывательного управления того же ведомства Рексом Липером.
Максим Литвинов — организатор многих «эксов» и закупок оружия за пределами России для революционеров — также на момент революции жил в Лондоне и был назначен большевиками их посланником в Великобритании, хотя официально англичане его в этом качестве не признавали; до возвращения в уже Советскую Россию имел, как и Ротштейп, британское подданство, являлся активным участником фабианского движения и был женат на англичанке; впоследствии был министром иностранных дел СССР.
Вот что об этой встрече в ресторане записал в своём дневнике и в своей документальной повести Брюс Локкарт:
Договаривающиеся стороны были представлены Ротштейном и Литвиновым со стороны России и Липером и мной со стороны Англии. Странный это был обед….Нам с Липером едва исполнилось по тридцать лет. Литвинов был на одиннадцать лет старше нас, а Ротштейн года на два старше Литвинова. Оба они были евреи. Оба подвергались преследованиям и тюремному заключению за свои политические убеждения. И в то же время Литвинов… был женат на англичанке, а сын Ротштейна — английский подданный — служил в Британской армии.
Следует уточнить: Фёдор Ротштейн, сын богатых родителей, ещё гимназистом попав на учёт в жандармерии как политически ненадёжный, сразу после окончания гимназии был отправлен родителями вон из России, обосновался в Англии и затем вплоть до 1920 г. ни разу больше в России не появлялся; в советские годы никогда никаким репрессиям не подвергался, умер в начале 1950‑х гг. в возрасте 79 лет от старости, будучи действительным членом АН СССР. Судить о его близости к В. И. Ленину можно хотя бы по тому факту, что во время знаменитой встречи в Кремле Ленина и Герберта Уэллса третьим участником их беседы был именно Ротштейн, и — по словам Уэллса — он не стеснялся при этом поправлять мнения Ленина и подсказывать ему «правильные» ответы.
Следует уточнить и про М. М. Литвинова. В 1908 г. его арестовали в Париже: он тайно готовился вместе с группой своих оперативников (легендарный Камо был один из них) одновременно обменять сразу в нескольких французских банках меченые пятисотрублёвые купюры, захваченные во время знаменитого «экса» в Тбилиси; в России это сделать было немыслимо, и потому их вывезли срочно в Европу, рассчитывая на нерасторопность международной банковской системы. В Европе арест Литвинова вызвал моментальную реакцию, и левая «прогрессивная» пресса развернула шумную и хорошо скоординированную кампанию в защиту попавшего в застенок «борца за свободу». В результате французские правоохранительные органы пойманного с поличным пособника террористов невообразимым образом выпустили и вместо заключения, как положено, в тюрьму просто выдворили его из страны; да к тому же почему — то не в Россию, а в Англию, где его встретили с восторгом, и он довольно скоро и почему — то без проблем получил подданство и даже служил на принадлежавшем Ротшильдам военно — промышленном гиганте «Виккерс».
За обедом Ротштейн ещё раз изложил вкратце ситуацию и предложенные Липпером и Брюсом Локкартом условия квазидипломатической сделки и затем обратился к Литвинову с просьбой написать для Брюса Локкарта соответствующее рекомендательное письмо Льву Троцкому, а взамен он и Липер пообещали Литвинову, что ему в Лондоне тоже будут предоставлены de facto дипломатические привилегии. Литвинов согласился и письмо написал (а в его распоряжение вскоре было предоставлено помещение под неофициальное представительство большевистского правительства в Лондоне). Причём написал Литвинов этот архиважный документ — если верить Брюсу Локкарту — на салфетке фешенебельного ресторана, в котором они обедали. И именно с такой «верительной грамотой» от живущего в эмиграции, но пользующегося непонятным доверием в принимающей стране революционера — большевика Брюс Локкарт и отправился в путь в качестве, как было сказано выше, British Agent.
Очевидно, что завербованного агента и тем более офицера разведки для выполнения тайного задания таким странным образом отправлять бесполезно (и Брюс Локкарт и не являлся ни тем, ни другим). Очевидно и то, что название мемуарной повести Брюса Локкарта (Memoirs of a British Agent) — правильное и понятное на английском языке — на русский язык переведено как минимум неточно («История изнутри. Мемуары британского агента»). Хотя с другой стороны становится вовсе непонятным, как же его правильно перевести: воспоминания британского… кого?
Подсказку предлагает сам Брюс Локкарт.
После покушения на Ленина его арестовали и поместили под надзор в здании Арсенала в Кремле. В Лондоне для обеспечения его безопасности тут же арестовали и тоже посадили под замок Максима Литвинова. Тем не менее Брюса Локкарта в Москве вроде как собрались судить и даже грозились чуть ли не расстрелять, но потом всё — таки «передумали» (видимо, до Милнера дошло сообщение о том, что Брюсу Локкарту что — то «угрожает», и он принял соответствующие меры) и отпустили в обмен на освобождение из английской тюрьмы Максима Литвинова.
Пока Брюс Локкарт пребывал таким образом под арестом, делом его ведал заместитель председателя ЧК Яков Петерс. А Петерс до революции довольно долго жил в эмиграции в Лондоне, был женат на англичанке, дочери крупного банкира, и несколько предреволюционных лет даже занимал руководящую должность в коммерческой структуре тестя — банкира. Так что отношения между «заключённым» и «тюремщиком» сложились, несмотря на ситуацию, вполне дружелюбные и даже, по словам самого Брюса Локкарта, уважительные.
В какой — то момент Петерс сообщил ему новость, что английскому правительству дана гарантия через пару дней отправить Брюса Локкарта домой. И тут же следом предложил ему не уезжать, а вместо этого остаться в Москве и присоединиться к революционной работе. «Всё равно капитализм обречён», — сказал Петерс в заключение.
Брюс Локкарт это большевистское предложение не отверг с гневом или хотя бы насмешливым негодованием. Он, наоборот, глубоко задумался и даже довольно сильно переживал. Дело было не только в том, что, уезжая обратно в Англию, он рисковал потерять навсегда сильно ему полюбившуюся «Муру» (Марию Бенкендорф, в девичестве Закревскую, а впоследствии — баронессу Будберг: известна также под прозвищем Железная женщина, которое ей дал её любовник и сожитель в 1920‑х гг. Максим Горький). Решение остаться в России и присоединиться к борьбе «большевиков» в то же время уже приняли, например, члены французской военной миссии
