Поверх возов с удобрением барон указал мне на стены из красноватого песчаника, по которым вились голые ветви дикого винограда.
– Видите этот дом? Это и есть та гора Кифгейзер[56], в которой живет и дожидается своего часа опальный император. Я приуготовляю ему путь. В один прекрасный день я повторю миру те слова, которые сказал некогда сарацинский слуга Манфреда гражданам возмутившегося города Витербо: «Растворите ворота! Раскройте ваши сердца! Смотрите, ваш господин, сын императора, пришел!»
Барон фон Малхин умолк и уставился вслед запряженным волами возам, которые наконец расцепились и со скрипом тронулись по деревенской дороге. Затем, избегая глядеть на меня, с робкой и смущенной улыбкой, он сказал совершенно другим тоном:
– Вы найдете его там, в садовом павильоне, где он обычно работает. В это время дня он занимается изучением французского языка.
Глава 13
Я пытался восстановить в своей памяти ощущения, которые испытал после того, как барон фон Малхин раскрыл передо мной свои удивительные планы. Мне кажется, в первое время я всецело находился под впечатлением услышанного. Я чувствовал, что за его словами скрывается поразительно напряженная воля, и, должно быть, уже тогда смутно ощущал, что эта воля опирается на какие-то реальные, хоть и неизвестные мне факты или возможности. Барон не производил впечатления фантазера – наоборот, мною овладело предчувствие какой-то исходящей от него опасности, угрожавшей как мне лично, так и всему миру, в котором я до той поры жил. Позднее это ощущение тревоги было отчасти вытеснено зашевелившимися во мне сомнениями, и на протяжении известного периода времени в моем мозгу боролись смутные, абсурдные, противоречащие друг другу представления и мысли. Я отчетливо ощущал, что меня лихорадит.
Принятое мною вслед за тем решение было всего лишь попыткой избежать всех этих мыслей. В то время, как я рассеянно и лениво искал термометр (я дрожал от холода, хотя в камине и горел яркий огонь), мне вдруг вспомнились слова, произнесенные школьным учителем в день моего прибытия в Морведе: «Вы чересчур легковерны». Его голос, как живой, прозвучал у меня в ушах: «Если вам когда-нибудь захочется узнать правду о ком-нибудь из живущих в этой деревне, приходите ко мне…»
Я не мог больше усидеть в своей комнате, я должен был отправиться к учителю и поговорить с ним. На улице я стал расспрашивать о том, где он живет. Какая-то маленькая девочка указала мне дом.
Учитель как раз спускался по лестнице в своем пальто велосипедиста и зеленой фетровой шляпе.
– А, вот и наш любезнейший доктор! – воскликнул он неестественно громким голосом. – Милости просим, входите! Я уже два дня, как вас дожидаюсь. Нет, нет, вы меня нисколько не задерживаете. Сегодня воскресенье, и я могу свободно распоряжаться своим временем. Дагоберт, у нас гости! Я так и знал, что вы придете.
Он схватил меня за руку и потянул в пропахшую спиртом и промокшим сукном комнату. На столе, посреди кучи водорослей, мха и лишаев, лежал открытый гербарий. Из-под дивана выглядывало приспособление для снимания сапог в виде чугунного жука с длинными рогами. На комоде двумя аккуратными рядами стояли спиртовые банки с хранившимися в них образцами всех водившихся в этой местности ядовитых и съедобных грибов. Молодой еж лакал молоко из фаянсовой мисочки.
– Это Дагоберт, – сказал школьный учитель. – Мой единственный друг со времени кончины вашего незабвенного предшественника. Колючий парень, но с ним надо уметь обходиться. Мы похожи друг на друга, не правда ли?
Он убрал с кресла лежавшие там завернутый в газетную бумагу пинцет, кусок колбасы и платяную щетку, после чего пригласил меня садиться.
– Есть новости, не так ли? – заговорил он. – Вам, должно быть, не дают покоя мысли о высокопоставленных гостях, почтивших своим посещением нашу деревню? Что, угадал? Может быть, среди них было и доверенное лицо французского Министерства иностранных дел с полуофициальной миссией, которое встретилось здесь с отпрыском рода Ягеллонов[57], заявляющим притязания на польский престол? Или, может быть, это был толстый, не совсем опрятный левантиец, являющийся прямым наследником династии византийских царей? Да, любезнейший доктор, все это здесь бывает, да и почему бы не бывать? Четыре месяца назад сюда являлся какой-то господин, походивший, скорее, на восточного менялу, чем на представителя царского рода. Кто это был? Не Алексей ли Седьмой? Это действительно мог быть подлинный Алексей, ведь в Византии было несколько царских династий: Комнены[58], Ангелы…[59]
– Объясните мне, ради всего святого, что все это значит? – перебил я его.
Он рассматривал в лупу какое-то растение, отделяя с помощью ножика и иглы его споры.
– Я охотно допускаю, что все это производит на вас довольно сумбурное впечатление, – заговорил он, не отрываясь от своей работы. – Но если заглянуть за кулисы событий… Допустим, например, что одно известное лицо вело когда-то чрезвычайно бурный образ жизни. Может быть – я подчеркиваю, может быть, – это лицо отличалось какими-нибудь особенными наклонностями и благодаря этому приходило в соприкосновение со всевозможными людьми, а теперь эти люди всплывают друг за другом на поверхность и требуют денег за свое молчание. Некоторые из них выглядят истинными джентльменами… Поэтому их обычно выдают за тайных эмиссаров, государственных деятелей и крупных политиков. Но иногда у нас появляются и чрезвычайно сомнительные личности, в компании с которыми я бы, например, не рискнул показываться на людях… В этих случаях нам мимоходом дают понять, что это потомки царей и королей, прозябающие ныне в нищете. Затем происходят всяческие важные совещания, тайные конференции… Согласитесь, что это звучит гораздо лучше и многозначительнее, чем если бы пришлось просто сознаться в том, что ты попал в руки темных аферистов, которые высасывают из тебя деньги.
– Скажите, пожалуйста, – спросил я с изумлением, – то, о чем вы говорите, правда?
Школьный учитель посмотрел на меня поверх своих очков.
– Нет, – ответил он. – Все это выдумки для легковерных людей, а вы ведь не относитесь к числу таковых. Следовательно, вы вовсе не должны мне верить. Вы не должны верить и тому, что каждый год барон вынужден продавать участок пахотной земли или леса. Все это только шутка, многоуважаемый господин доктор, дурачество, каприз! И если на будущей неделе появится потомок готского короля Аллариха… Возьмите моего Дагоберта! Он тоже происходит из чрезвычайно старинного рода. Уже в третичную эпоху его предки жили здесь, но он мне ничем не угрожает и ничего от меня не требует. Немножко молока и немножко любви – вот и все, что ему нужно. Не правда ли, Дагоберт?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
