Св. Симеонъ столпникъ въ своемъ посланіи къ св. Исааку Сирину, между прочимъ, разсуждаетъ о томъ, что монахъ, желаюшій любить Бога, больше всего долженъ заботиться о чистотѣ своей души, и что душа, не побѣдившая страстей, не можетъ имѣть дерзновенія въ молитвѣ.
Св. Исаакъ Сиринъ въ отвѣтномъ посланіи развиваетъ эти мысли св. Симеона и прежде всего между первымъ понятіемъ – о чистотѣ – души – и вторымъ о дерзновеніи въ молитвѣ – находитъ много общаго: изъ перваго вытекаетъ второе и изъ второго положенія съ необходимостью слѣдуетъ первое. Душа, не побѣдивъ страстей, не можетъ заботиться о чистотѣ, потому что какъ она можетъ достигнуть того, что выше ея, ибо нежеланіе любви есть любовь, а дѣятельное проявленіе любви, предваряющее желаніе, составляетъ любовь. Страсти – это запертая дверь для чистоты и если ее не открыть, то чистотѣ въ душу проникнуть невозможно, а тѣмъ болѣе душѣ недоступно бываетъ тогда дерзновеніе, которое выше чистоты. Что же надобно для того, чтобы открыть дверь для чистоты и дерзновенія? терпѣніе съ принужденіемъ себя къ борьбѣ съ страстями; когда же будутъ побѣждены страсти, тогда душа пріобрѣтаетъ чистоту. Истинная же чистота сообщаетъ уму дерзновеніе во время молитвы. Но во время молитвеннаго созерцанія монаху надо быть очень осторожнымъ и не слѣдуетъ ему въ молитвѣ просить у Бога того или другого, потому что Господь лучше знаетъ, – что необходимо молящемуся. Монахъ достигаетъ совершенства молитвеннаго тогда, когда смиряетъ себя и плачетъ о своихъ согрѣшеніяхъ, молясь мытаревымъ гласомъ: „Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному" [MCV]. Смиреніе, – выражающееся въ сознаніи своего окаянства – верхъ добродѣтели: „когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать” [MCVI], да и человѣческая совѣсть говоритъ о томъ, что люди неключимые рабы, нуждающіеся въ высшей, благодатной помощи. Знай же ты, пишетъ св. Исаакъ Сиринъ св. Симеону, что не дѣла открываютъ дверь души, но сердце сокрушенное и смиреніе души, т. е. тогда откроется дверь для чистоты, когда побѣдишь страсти съ смиреніемъ, а не съ превозношеніемъ. Чистота же сердца и здоровье души составляютъ внутреннее царство въ человѣческой душѣ, такъ какъ кающійся вслѣдствіе здороваго состоянія своей души вступаетъ въ единеніе съ Богомъ, Отцемъ небеснымъ, входитъ въ страну чистаго естества и царствуетъ въ славѣ Отца своего. Вспомнимъ, говоритъ св. Исаакъ, св. апостола Павла, кающагося въ своихъ прегрѣшеніяхъ и смиряющаго себя; онъ свидѣтельствуетъ, что Христосъ „пріиде въ міръ грѣшники спасти, отъ нихъ же первый есмь азъ. Но сего ради помилова мя, да во мнѣ прежде покажетъ все свое долготерпѣніе" [MCVII]. Сначала онъ былъ гонителемъ и хульникомъ, но помилованъ Богомъ, потому что грѣхъ творилъ въ невѣдѣніи. Приведенныя же слова онъ произнесъ тогда, когда искусился уже въ великихъ подвигахъ, послѣ проповѣдническихъ трудовъ, соединенныхъ съ большими скорбями и искушеніями. Будучи уже великимъ проповѣдникомъ, онъ все-таки вспоминаетъ свои прежніе грѣхи, не смѣетъ называть себя ученикомъ Христовымъ, какъ бывшій Его гонитель; побѣдившій страсти, онъ говоритъ: „но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" [MCVIII]. Вотъ примѣръ для подражанія. Св. апостолъ Павелъ не просилъ у Господа царствія души, но говорилъ: „я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти" [MCIX]. Какъ же мы, пишетъ св. Исаакъ Сиринъ, осмѣлимся просить у Бога царствія душѣ, не соблюдая еще заповѣдей, не побѣдивъ страсти, не отдавъ долга? и далѣе, умоляетъ св. Симеона столпника о томъ, чтобы подобныя мысли не волновали его душу, а совѣтуетъ укрѣпляться въ терпѣніи, въ перенесеніи скорбей и въ смиренномъ чувствѣ покаянія и сердечнаго сокрушенія о „сущихъ въ себѣ страстяхъ" и немощахъ, просить прощенія у Бога грѣховъ и смиренія духа" [MCX]. Одинъ изъ святыхъ отцовъ говорилъ: кто не считаетъ себя грѣшникомъ, того молитва Господу непріятна, – необходимо покаяніе за отложеніе гордости для стяжанія смиренія [MCXI].
Потомъ, св. Симеонъ столпникъ писалъ св. Исааку Сирину, что его душа стремится возлюбить Бога, но что онъ не достигъ еще совершенной любви, хотя имѣетъ сильное къ ней влеченіе, что пустынножительство пріятно ему, что въ сердцѣ своемъ онъ ощущаетъ какую-то чистоту, и что памятованіе о Богѣ „разгрѣвается и разжигается" въ немъ.
Порадовавшись такому духовно-нравственному усовершенствованію св. столпника, св. Исаакъ Сиринъ предостерегаетъ, однако, его отъ того, чтобы онъ не впалъ въ прелесть: „ты не одинъ говоришь, что хочешь любить Бога, но и каждый говоритъ тоже самое, и не только христіане, но и неправо чтущіи Бога; но большинство высказываетъ такое желаніе только языкомъ, а въ душѣ нисколько не ощущается этой любви. Находясь, такимъ образомъ, въ нравственномъ ослѣпленіи, подобные люди думаютъ, что они нравственно здоровы, а не замѣчаютъ того, что сами находятся въ грѣхѣ, и будучи прославляемы за свои мнимыя показныя добродѣтели, впадаютъ въ прелесть". Опредѣливъ „прелесть", св. Исаакъ указываетъ далѣе врачество отъ нея, а именно – дѣятельное исполненіе въ смиреніи всѣхъ заповѣдей Божіихъ для очищенія души отъ страсти. Вѣдь, если „страстная часть" души не исцѣлится, не обновится и не освятится, то душа „не стяжетъ здравія" и не въ состояніи совершенно освободиться отъ того, что можетъ влечь ее къ грѣху. Здравіе душѣ сообщаетъ благодать Божія подобно тому, какъ она низошла на св. апостоловъ. Иногда же дѣятельнымъ исполненіемъ заповѣдей воспріемлется благодать Божія, обновляющая умъ и освящающая сердце. Когда же умъ обновится, тогда всѣ мысли въ сердцѣ человѣка приходятъ въ движеніе, и прежде всего „движется вожделѣніе божественныхъ", желаніе общенія съ ангелами и разумѣнія откровеній св. Духа. Тогда духовное разумѣніе наполняетъ все его существо, и онъ начинаетъ созерцать таинства св. Троицы. Если же могла бы „страстная" душа истинно любить Бога, то, конечно, она уразумѣла бы таинства духовнаго міра, но, такъ какъ ясно, что познаніе тайнъ міра духовнаго при страстяхъ невозможно, то одинъ человѣческій разумъ, одно людское ученіе безъ бпагодати Божіей открыть дверь въ высшее вѣдѣніе не могутъ. Еcли же душа освободится отъ страстей, то умъ человѣка, озаренный свыше, просвѣтится и тогда „узритъ благая", и учиться этому не потребуется, спрашивать объ этомъ (духовномъ озареніи) другихъ не придется, потому что созерцательный умъ, если онъ находится въ здравомъ нравственномъ состояніи, здраво „славу Христову зритъ", наслаждается самостоятельно, безъ разъяснительныхъ указаній другихъ о высшемъ духовномъ вѣдѣніи, сладостью тайнъ новаго открывшагося для него міра безъ участія его воли, а единственно вслѣдствіе теплоты его вѣры и надежды во Христѣ, какъ говоритъ св. апостолъ Павелъ: „когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении" [MCXII]. Поэтому, чтобы сподобиться высшаго созерцанія надобно уповать на милость Божію и пребывать въ уединеніи съ самимъ собою. Умъ, что видитъ, то и воспринимаетъ. Если онъ обращенъ къ міру, то изъ міра же и заимствуетъ образы и подобія, что вызываетъ въ немъ и соотвѣтствующіе имъ помыслы. Помыслы, придя въ движеніе, овладѣваютъ умомъ. А если умъ заключенъ въ самого себя и кромѣ Христа никого и ничего не видитъ, то ясно, что онъ воспринимаетъ все то, что „облагоухаетъ гортань души", а главное достигаетъ дерзновенія въ молитвѣ. Когда же умъ достигнетъ познанія истины, тогда уже не требуется спрашивать у другихъ о ней, потому что тѣлесное око сначала спрашиваетъ, а потомъ уже видитъ солнце, такъ и око души – оно „зритъ разумъ Духа" послѣ того, какъ уже испытается въ вѣдѣніи. Такое сравненіе можно приложить и къ видѣніямъ. Они открываются уму, когда будетъ здорова душа. Стремиться же понять существо видѣній, „испытывать" ихъ. – есть безуміе. Вѣдь, и св. апостолъ Павелъ не съ наученіемъ, или въ вещественномъ мѣстѣ получалъ откровенія и слышалъ неизреченные глаголы, но восхищенъ былъ въ страну духовную и видѣлъ тамъ откровенія тайнъ [MCXIII]. Для полученія откровеній надобно: исторгнуть изъ своей души страсти, стараться не видѣть человѣческой злобы, чтобы созерцать Бога. Затѣмъ, для того, чтобы сердце наполнялось духовными откровеніями надобно прежде обогатить себя тѣлесными дѣлами: постомъ, бдѣніемъ, послушаніемъ, терпѣніемъ, низложеніемъ помысловъ и пр., умъ направйть къ чтенію св. писанія, въ которомъ необходимо поучаться, всегда имѣть предъ собою заповѣди Божіи, бороться съ страстями, непрестанною молитвою и постояннымъ поученіемъ въ свящ. писаніи, стремиться исторгнуть изъ своего сердца всякій образъ и подобіе того, что прежде сильно волновало душу. Направляя умъ къ высшему созерцанію, надо оставить „прошеніе" о разумѣніи тайнъ духовнаго міра и видѣній, которыхъ словами выразить нѣтъ возможности, но надобно послѣдовать ревностному исполненію заповѣдей Божіихъ и просить у Господа только снисшествія благодати Божіей, какую Богъ вложилъ въ сердца св. апостоловъ, мучениковъ и св. отецъ. Начало, средина и конецъ такой созерцательной жизни – удаленіе отъ всего земного и соединеніе со Христомъ. „Если же желаешь, пишетъ Исаакъ Сиринъ св. столпнику, видѣнія тайнъ, то исполняй заповѣди, а не разумомъ старайся ихъ только постигнуть" [MCXIV]. Духовное вѣдѣніе и познаніе тайнъ прежде всего ощущается внутри, а потому и трудиться прежде всего надо на поприщѣ самонаблюденія.
