по гребаному лабиринту кустов, чтобы вернуться внутрь. Мое тело слишком устало для этого дерьма. Я просто хочу найти кровать и рухнуть в нее, и, честно говоря, в данный момент даже не имеет значения, чья это будет кровать.
Я завожу Жасмин внутрь, и прежде, чем у меня появляется шанс показать ей окрестности или сказать, где находится ванная или столовая, появляется Роман с телефоном и передает его ей.
— Иди и позвони своему мужу, — говорит он ей. — Не сообщай ему, где ты находишься, и с кем ты. Мы отвезем тебя к нему. Поняла?
Она с трудом сглатывает и кивает, ее глаза все еще широко раскрыты, когда она выбегает из фойе и направляется к массивной лестнице. Она опускается на третью ступеньку, хватаясь за перила так, словно это ее единственный спасательный круг. Мы все некоторое время наблюдаем за ней, пока она набирает номер телефона, и после долгой паузы она всхлипывает при звуке голоса своего мужа.
Я не могу удержаться и снова бросаю взгляд на Романа. Он действительно пытается загладить свою вину, хотя я не могу с уверенностью сказать, за что именно. Может, за тот инцидент с порезами моей плоти после выстрела в Маркуса или за то, что отверг меня в гостиной и заставил почувствовать себя жалкой, отчаявшейся шлюхой. В любом случае, я благодарна.
Разобравшись с Жасмин, я пересекаю фойе и вхожу в огромную гостиную, мое сердце разрывается, когда я обнаруживаю двух волков без сознания на полу точно так же, как я нашла их после последнего визита Джованни.
— Черт возьми, — бормочу я, стискивая челюсть, когда наклоняюсь перед ними, поднося руки к их пастям, чтобы почувствовать их теплое дыхание на своей коже.
Уверенная, что они все еще живы, я падаю на большой диван и устраиваюсь поудобнее, кладя голову на подлокотник, пока парни следуют за мной. Каждый из них подражает моему выражению лица, когда видит волков на полу, и Леви, как и я, делает еще один шаг вперед, чтобы проверить, дышат ли они еще, слишком хорошо зная больные выходки своего отца.
Роман садится прямо напротив меня, и я не могу удержаться, чтобы не схватить полупустую бутылку воды с кофейного столика и не запустить ей ему в голову.
— Какого хрена это было? — требует он, его глаза пульсируют от неконтролируемой ярости, его эмоции уже слишком запутаны, чтобы он мог функционировать как нормальный человек.
— Твой вкус на женщин — полный отстой, — говорю я ему. — Ариана? Правда? Она гребаная сука. Боже, я ненавижу ее. О чем, блядь, ты думал?
Роман сжимает челюсть и отводит взгляд, пытаясь успокоиться, когда Маркус и Леви ухмыляются, на их лицах ясно написано согласие, хотя они и не осмеливаются произнести это вслух.
Роман бросает на меня острый взгляд.
— Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь, — говорит он мне. — У нее была тяжелая гребаная жизнь, и она ошибалась на каждом шагу. Будь с ней помягче. Именно из-за ее отношений со мной она попала в ловушку моего отца. У нее есть полное гребаное право опасаться тебя.
Я усмехаюсь, качая головой, слушая его объяснение.
— Хорошо, то есть ты хочешь сказать мне, что за десять или около того лет она так и не смогла сбежать от него? Так и не смогла сбежать или исчезнуть, несмотря на неограниченные наличные и ресурсы, к которым у нее есть доступ? — Спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза. — Сколько раз она летала самолетом в отпуск в Италию или Францию? Сколько раз она легко ускользала из дома твоего отца и проводила ночь здесь или в каком-нибудь сомнительном клубе без вопросов? Прости, Роман, но я не знаю, то ли ты слепой, то ли просто глупый. У этой женщины есть власть над твоим отцом, и ей это нравится. Она не страдает в этом огромном особняке, она его идеальная, любящая жена. Она получает все, что хочет, и, хотя, возможно, так все и не начиналось, сейчас это определенно так. Ты просто слишком терзаешься чувством вины, чтобы увидеть это. Она использует твои эмоции против тебя.
Роман встает, стиснув челюсти.
— Прекрати, — рычит он, впиваясь в меня взглядом.
Я сажусь на диване, не ослабляя хватки.
— В чем дело, здоровяк? Тебе не нравится, когда кто-то швыряет в тебя холодными, неопровержимыми фактами? — Я встаю и обхожу кофейный столик, становясь прямо перед ним, поскольку чувствую, что взгляды его братьев прикованы к шоу, ожидая, что Роман потеряет контроль. — Я выросла среди таких сук, как она, в наихудшем районе. Я узнаю змею, когда вижу ее, и эта женщина — самая большая из всех. Она обвела тебя вокруг своего мизинца, а ты даже не видишь этого. Держу пари, если бы она позвонила тебе прямо сейчас с какой-нибудь слезливой историей, ты бы бросил все и побежал к ней.
Роман просто смотрит, отказываясь отвечать, поэтому я вопросительно поднимаю бровь и поворачиваюсь к его братьям, более чем готовая ждать весь день, чтобы получить нужную мне информацию. Поняв, что я не отступлю, Леви тяжело вздыхает.
— Она права, чувак. Ариана звонит — ты бежишь.
Роман долго смотрит на своего брата, прежде чем вздохнуть и опуститься обратно на диван, его взгляд прикован к кофейному столику, он чертовски хорошо знает, что я права.
Выдыхая, я сажусь задницей на край кофейного столика, не сводя взгляда с Романа.
— Прости, — говорю я ему. — Я говорю это не для того, чтобы быть стервой или что-то в этом роде, мне просто не нравится видеть, как легко ей сходит с рук то, что она играет с тобой. Если уж на то пошло, я должна попытаться стать ее новой лучшей подругой, чтобы выяснить, как, черт возьми, ей это удается.
Маркус усмехается.
— Не нужно, — мрачно бормочет он. — Ты и так чертовски хорошо справляешься с этим.
Мои губы растягиваются в ухмылке.
— В чем дело, Маркус? Я слишком глубоко проникла тебе под кожу?
Он отводит взгляд, уставившись в окно, как будто я ни черта не сказала, и я снова обращаю внимание на Романа.
— Почему? — Наконец говорит Роман. — Какой, блядь, смысл пытаться играть со мной? Она ничего не выигрывает, если я буду рядом с ней.
Я качаю головой.
— Вот тут ты ошибаешься. Ты самый крупный игрок в этой игре, и как только ты свергнешь своего отца и встанешь во главе семьи, у тебя будет больше власти, чем когда-либо было у Джованни. Она чувствует это так же ясно, как
