ASDIC, вспомнил я, может применяться только на скоростях до тринадцати узлов или около того. Быстрое сближение делало эсминец слепым. На высоких скоростях ASDIC существенно страдал от интерференции, вызванной шумами корабельных двигателей и турбулентностью от собственных гребных винтов. И это было для нас спасением, потому что мы могли извлечь из этого выгоду и произвести небольшое изменение позиции в последний момент. Вражеский командир корабля естественно понимал, что мы не будем сидеть на одном месте, когда услышим его приближение. С другой стороны, операторы ASDIC не могли подсказать ему, в какую сторону мы увильнули. Поэтому ему оставалось лишь полагаться на свое воображение или на инстинкт игрока.
К счастью для нас вражеская патентованная штучка не могла ему сообщить и нашу точную глубину погружения. Тут сама Природа приходила к нам на помощь. Вода, если цитировать Стармеха, была не просто водой: она образовывала слои и содержала взвешенные частицы. Солесодержание и физические характеристики различных слоев сильно отличались. Импульсы от ASDIC прерывались в этих слоях — в действительности гидролокация ASDIC'ом становилась неточной, если подлодка неожиданно из теплого слоя воды попадала в холодный. На точность влияли также слои планктона, и оператор ASDIC не мог произвести надежные определения позиции подводной лодки, потому что они не знали глубину, на которой находились эти вводящие в заблуждение слои.
Германн деловито поворачивал свой маховичок.
«Пеленг?» — прошипел Командир в направлении рубки гидроакустика.
«Винты слышны на пеленге три-пять-ноль, Командир».
Вскоре мы все могли слышать их невооруженным ухом.
«Ритчипитчипитчипитчи…» Это не было приближением на высокой скорости. Эсминец выдерживал скорость, строго совместимую с точным определением нашего места. Импульсы от их ASDIC отскакивали от нашего корпуса, как градины.
Еще один проход. Четыре или пять разрывов. Близко. Я видел как будто спроецированными на свои зрачки струи пламени, громадные шары огней Святого Эльма, искры, вылетающие из круглого темно-красного раскаленного ядра и его сияние, бледное свечение языков пламени, крутящиеся китайские огненные колеса, ослепительные белые выросты, карандаши аметистового света, пронизывающие тьму, бронзовые фонтаны, испускающие огни всех цветов радуги.
«Тренировочный залп», — прошептал Командир.
Его описание, не мое.
Громадная рука ударила по подводной лодке и подняла ее. Я почувствовал наш неожиданный взлет своими коленками. Стрелка глубиномера подпрыгнула. Снова зазвенело разбитое стекло и погас свет. Бесконечность судорожных ударов сердца. Затем зажглось аварийное освещение.
Командир жевал свою нижнюю губу. Он должен был решить — оставаться ли на прежней глубине или переместиться ближе к поверхности.
Он остановился на комбинации поворота руля на борт и быстрого погружения. Мы исполнили еще один резкий поворот и погрузились. Где же лучше спрятаться? Выше, ниже, справа, слева? Последняя серия взрывов как будто бы была слева по носу, но выше или ниже нас?
Мы снова оторвались. Германн продолжал докладывать о передвижениях противника.
Следующий взрыв попал мне прямо в третий спинной позвонок. За ним почти сразу же последовали два прямых удара по шее и по затылку.
От поста рулевого просачивался дымок. Ко всем нашим проблемам еще и пожар! Какие-то провода оплавились — наверное, короткое замыкание.
Расслабься. Ничего не может случиться с этой консервной банкой для сардин — Я же на борту: Я ведь бессмертен. Со мной на борту U-A неуязвима.
Ошибки нет — распределительный щит горел. Следуй инструкциям: Сохраняйте спокойствие. Начинайте борьбу с огнем снизу. Неуязвима, повторял мои мозг — неуязвима, неуязвима, неуязвима!
Старшина центрального поста бросился на огонь. Языки пламени и дым почти полностью скрыли его из вида. Двое или трое подоспели ему на помощь. Я заметил, что лодка заметно наклонилась на нос, и дифферент постепенно нарастал. «Главная трасса повреждена!» — услышал я чей-то голос, но это не могло быть полной картиной. Почему же Стармех на делает перекачку балластов в корму? Для чего же еще существуют дифферентовочные танки, если не для выравнивания лодки?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Несмотря на близость эсминца, Командир дал полный вперед. Мы приняли на борт слишком много воды. Мы не могли удерживать лодку статически. Нам нужна была мощность на винтах и водяные потоки на горизонтальных рулях, чтобы быстро поднять нос. При обычных обстоятельствах Старик никогда бы не рискнул нарушать тишину, потому что на таких оборотах это было подобно бубенцу на шее коровы. Потонуть или увеличить скорость — вот и весь выбор, что был у нас.
Наши электромоторы, гребные винты и насосы наверняка были ясно слышимы на поверхности. Британцы спокойно могли выключить свои ASDIC и поберечь электроэнергию.
Кроме сложных вычислений курса Командир теперь был озабочен еще и постоянной проблемой удержания глубины. Наше состояние становилось неустойчивым. Сборник инструкций стал бесполезным.
Все вокруг было влажным и покрытым пленкой конденсата.
«Протечка сальника левого гребного вала!» — кто-то доложил из кормы. Другой голос донесся с носа: «… течь клапана…!» Я не прислушивался. Я не стал лихорадочно рыться в голове и гадать, какой же это может быть клапан.
Четыре глухих удара в быстрой последовательности, затем безумное бурление и рев, когда черные потоки втягивались обратно в каверны, раздутые глубинными бомбами.
«Тридцать три — четыре — пять … тридцать шесть», — громко подсчитывал Крихбаум. Это были близкие разрывы.
На глубиномере было 120 метров.
Мы опустились еще на 40 метров и резко повернули на левый борт.
От следующего взрыва у меня задребезжали зубы. Я услышал чье-то сопение. Как будто это был Викарий. Неужто он сейчас сломается и захнычет?
«Хорошо рассчитали глубину срабатывания», — сухо прокомментировал Командир эту серию взрывов.
Я напряг мускулы живота, как будто бы они могли защитить мои жизненно важные органы от невообразимого давления воды на корпус нашей лодки. Прошло несколько минут, прежде чем я рискнул отнять свою левую руку от трубы подо мной. Она поднялась сама по себе. Суставы пальцев скользнули по следам холодного пота на моем лбу. Я заметил, что вся моя спина была такой же мокрой и холодной.
Лицо Командира виделось как будто сквозь дымку.
Ну конечно же, дым с поста рулевого! Хотя тлеющий огонь и прекратился, дым все еще висел в воздухе. Кисловатый запах вызвал у меня тошноту. Я чувствовал тупое давление внутри своей головы. Задержка дыхания только усиливала его.
Уже совсем скоро. Эсминец скоро завершит свою циркуляцию для возвращения на прежнее место. Вот и вся передышка, которую дали нам эти ублюдки — хотели они этого или нет.
Снова заработал ASDIC. Еще два или три быстрых посыпания гравием по корпусу. Холодная рука забралась мне под воротник и прошлась вниз по спине. Я вздрогнул.
Давление в моей голове стало невыносимым. Что же теперь? Почему никаких действий? Все шепоты стихли. Капли конденсирующейся воды срывались и шлепали с секундным интервалом. Я беззвучно считал их. Когда я насчитал двадцать две, ударил молот. Он сложил меня пополам и швырнул мою голову на грудь.
Оглох я, что ли? Я видел, как пляшут плиты настила, но только спустя секунды услышал их металлический лязг, смешанный со скрипящими и стонущими звуками. Это был прочный корпус. U-A конвульсивно качалась и шаталась в свирепствующих водоворотах. Люди сталкивались друг с другом. Казалось, что болтанка никогда не кончится.
Еще двойной взрыв. Подлодка громко застонала. Еще больше лязга и громыхания.
Британцы теперь действовали экономно. Больше не было больших серий. Вместо этого они сбрасывали две глубинные бомбы за раз, возможно с разными установками глубин срабатывания. Я еще не осмелился расслабиться, когда молот снова грохнул по нам с немыслимой силой.
Совсем близко ко мне кто-то быстро задышал. Слюна клокотала в его горле. Затрудненные вздохи перемежались стонами, как будто бы он был ранен. На мгновение я был озадачен, затем выбросил эту мысль из головы. Мы можем утонуть, но шрапнель не коснется нас.
