я. — Я стояла на тротуаре.
— Да, дорогая, и очень хорошо, — отвечала она. — Именно там тебе и следовало находиться. Господу, вероятно, понадобился отец Жан. Но Он защитил тебя, поскольку тебе в рай пока рано.
Уже опустились сумерки, и Жозеф медленно вел автомобиль по глубокому снегу, который приятно хрустел под колесами. Дважды он и дядя Пьер выходили и толкали «ситроен» через сугробы на поворотах дороги, а мамà сидела за рулем.
— Прекрасно, госпожа графиня, — сказал Жозеф, когда оба они, тяжело дыша после трудов, снова сели в машину. Мамà передвинулась на пассажирское место, уступив руль Жозефу, который, хоть уже не первой молодости, был по-прежнему силен, жилист и крепок, как старое дерево.
— Нам повезло, позднее дорога станет совершенно непроезжей, — сказал дядя Пьер. — Для нас пятерых ночь в автомобиле была бы долгая и холодная. — Он подмигнул мне и добавил: — Пришлось бы и волков остерегаться.
— Волков, дядя Пьер? — нервно переспросила я.
— Не пугай ребенка, Пьер, — проворчала мамà. — Ей и без того хватит страхов на одно путешествие.
— Расскажи Мари-Бланш историю про волков, — продолжал дядя Пьер, пропустив ее слова мимо ушей.
— Жозеф, я вам запрещаю! — воскликнула мамà.
— Слушаюсь, госпожа графиня. — Жозеф слегка кивнул головой. — Господин граф, мне очень жаль, но мадам не разрешает.
— Знаешь, Мари-Бланш, — добродушно заметил дядя Пьер, — хотя Жозеф служит в моей семье уже более полувека, за последние несколько лет он научился подчиняться лишь приказам твоей маменьки, а не моим. Ладно, тогда я сам тебе расскажу.
— Ты невозможен, Пьер! — сказала мамà.
— Случилось все однажды под вечер много лет назад, — начал дядя Пьер голосом сказителя, — словом, в самый первый год, когда Жозеф служил в Марзаке и автомобилей тогда, конечно, еще не существовало, Жозеф правил каретой, запряженной парой смышленых першеронов…
— Кобылу звали Аделаида, а мерина — Артур, — вставил Жозеф, не в силах сдержаться. — Отличная была упряжка.
— Так вот, в тот день Жозеф встречал на станции Лез-Эзи моего отца, — продолжал дядя Пьер. — Как и ты, малышка, папенька приехал из Парижа вечерним поездом.
— Упокой Господь его душу, — Жозеф осенил себя крестным знамением. — Не было на моей памяти человека более благородного, чем ваш батюшка, господин граф.
— Воистину так, Жозеф. Мир праху его. — Дядя Пьер тоже перекрестился. — День выдался примерно такой же, как нынче: зимний вечер, холодный и снежный, правда, вставала полная луна.
Когда дядя Пьер начал свой рассказ, я прижалась к Луизе, в сумрачном свете за окном «ситроена» валил снег.
— На полпути домой, вот на этой самой дороге, — продолжал дядя Пьер, — лошадей вдруг что-то напугало. Они в панике понесли, и моего отца в карете резко швырнуло назад. Мало-мальски опомнившись, он открыл окно и крикнул: «Жозеф, что случилось?» — и услышал в ответ: «Волки, господин граф!» Жозеф со всей силы натягивал вожжи, пытаясь остановить обезумевших лошадей, пока они не перевернули карету.
— Целая стая залегла в засаде вдоль дороги, поджидая нас, — пояснил Жозеф. — Они вышли из лесов со всех сторон, караулили лошадей. Старый трюк, они вырабатывали его веками — напугать лошадей и перевернуть карету. Зачастую лошадь при этом ломала ногу или кучер с пассажиром получали тяжелые травмы. Тогда зверюги набрасывались на них и устраивали себе пирушку.
Я вздрогнула и теснее прижалась к Луизе.
— Жозеф, что я вам приказала? — сурово произнесла мамà. — Вы пугаете ребенка такими рассказами.
— Простите, госпожа графиня, — отвечал старик. — Боюсь, я увлекся рассказом господина графа.
— Не обращай на них внимания, дорогая, — сказала мамà. — Они весьма приукрашивают эту историю. Скорее всего просто шелудивый старый деревенский пес ковылял по обочине один-одинешенек и напугал лошадей. А вовсе не стая кровожадных волков.
— Нет-нет, госпожа графиня! — запротестовал Жозеф. — Простите, сударыня, но за нами вправду гнались волки. Жуткое зверье. Я своими глазами их видел. Как и господин граф.
— Он действительно видел, — подтвердил дядя Пьер. — Отец выглянул в окно кареты и увидел волков, бегущих среди деревьев вдоль дороги — будто тени призраков в лунном свете, так папà всегда говорил.
— А что было потом, Жозеф? — спросила я, увлеченная рассказом, все теснее прижимаясь к Луизе.
— Ничего, барышня, — ответил старик-шофер. — Ничего. Как говорит госпожа графиня, лучше нам оставить этот разговор.
— Как опытный кучер и знаток лошадей, — сказал дядя Пьер, ублажая явно уязвленную гордость шофера, обиженного, что мамà усомнилась в правдивости его истории, — Жозеф благополучно успокоил упряжку, и они ушли от волков, которые в конце концов отказались от погони. В ту ночь им не суждено было отведать ни лошадиного, ни человечьего мяса. Отец был навечно обязан Жозефу, и с тех пор Жозеф остался у нас на службе.
— А сегодня волки за нами погонятся, дядя Пьер? — спросила я больше с восторгом, чем со страхом.
— Ну вот, ты доволен, Пьер? — сказала мамà. — Вы совершенно перепугали ребенка.
— Нет, малышка, — ответил он, — волков здесь больше нет, их всех перебили несколько лет назад. Говорили даже, что именно я мальчиком застрелил последнего волка в округе.
— Правда, дядя Пьер?
— Да, малышка. Многие не верят, когда я так говорю, утверждают, что волков здесь истребили гораздо раньше. Но однажды ночью, когда мне было двенадцать, меня разбудил собачий лай во дворе. Мой пес лаял и жалобно повизгивал. Открыв окно и выглянув наружу, я увидел волка, он щерил клыки и подползал все ближе к бедняге, прижавшемуся к стене замка. Волк готовился прыгнуть и перегрызть ему горло. Но я схватил ружье и из окна пристрелил зверя, прямо там, во дворе. Говорили, что это последний волк, какого видели в округе. На время я стал местной знаменитостью. Деревенские до сих пор об этом говорят. Иногда среди ночи мне чудится в лесу тоскливый волчий вой, но, наверно, это просто родовая память о давних диких временах. Марзак не прочь поиграть с людьми в такие игры. В его камнях по-прежнему живет минувшее. Ты поймешь, что я имею в виду, когда поживешь здесь некоторое время.
В снежном сумраке мы обогнули очередной поворот, и над нами во всем своем многовековом величии поднялся замок Марзак. Воздвигнутая на вершине холма над деревней Тюрзак, его громада господствовала над долиной реки Везер. Крутая серая шиферная крыша поблескивала в скудном свете, древние каменные стены дышали поэзией, одновременно дикой и нежной, — надежное прибежище от волков и разбойников.
— Ну, вот мы и приехали, Мари-Бланш, — сказал дядя Пьер, словно прочитав мои мысли. — Благополучно добрались, в общем-то.
Подлинной аллее мы подъехали к замку, Жозеф зарулил в обнесенный стенами двор и остановился у парадного входа. Дверь тотчас
