проворно слез с коня и, отряхнувшись, вразвалку и не спеша двинулся к Якобу. Полотнища развевались на ветру, и мужчина походил на воина, сошедшего с гобелена про давние битвы. – Вас никто не тронет, – обратился он к Дамадару, а после повернулся к Якобу: – И тем более вас. – Помолчав немного, продолжил: – Меня зовут Джерди Той, я наместник в замке Горт. Он теперь принадлежит вам, ваше сиятельство. Над ним снова реет ворон, как в старые времена. Ваше наследие.
Глава 18
Вор
бнер закашлял и перепачкал кровью вышитый золотом платок. Ненавистная морда рыси сделалась красной, и в этом был некий символизм. Все его правление держалось на страхе и чужих смертях. А ведь он когда-то мечтал стать доблестным королем! И вот, пожалуйста, что из этого вышло. Абнер нахмурился и посмотрел на лекаря, притаившегося в углу кареты. Мейдж держал наготове чистые тряпки и снадобье из уса, однако взгляд его не выражал сочувствия. Осуждения, впрочем, тоже, что Абнера более чем устраивало.
Отправляться в последний путь под слезливые завывания или под звуки гневного сопения ему хотелось меньше всего.
Абнер провел в лихорадке большую часть пути. Но, может, оно и к лучшему – смотреть на Шегеш две недели и вспоминать, как он ехал когда-то этими дорогами, чтобы совершить самую страшную в жизни ошибку, было бы тяжело. Когда он вырвался из цепких лап недуга, войско уже подступало к Горту. Все, кого успели собрать в столь сжатые сроки. Главное – ни одного тахери. Эти мрази пугали Абнера больше, чем вернувшийся с того света Норвол.
В полузабытьи Абнер просил о смерти. Хватал кого-то за руки, звал Старца и Старицу и даже тацианского пророка. Стоит ли говорить о том, что никто из них к нему не пришел? Так получилось, что Абнер за свою жизнь успел посетить много храмов и помолиться разным богам, но в тот момент, когда ему была нужна их помощь, никто не отозвался. Он остался один – окруженный дураками, под проклятым дождем, с болью в изувеченном теле.
– Вашему величеству следовало бы поберечь себя. Разве Горт настолько ценен? Ценнее короны? – Голос Мейджа звучал ровно, даже скучающе. Со стороны могло показаться, что они выясняют, какие блюда будут поданы на обед. Абнер хмыкнул. Его слепая дочь, вероятно, была недостаточно хороша для короны. Лишенная поддержки отца, Брунна недолго просидит на троне. Ее брат Нуций – та еще скотина. Это известно всем. И в первую очередь – Инге, которую он, Абнер, продал самодовольному тацианскому отпрыску. Нет, не так. Императрице Инге – теперь в ее руках окажутся сразу два тацианских жезла.
Абнер хрюкнул от смеха в платок, и Мейдж протяжно и тоскливо вздохнул. Север его не привлекал, и шторы на своем окне лекарь задернул. Абнер же, придя в себя, следил за всем, что проплывало мимо них, и старался запомнить. Они двигались медленно – и в то же время гораздо быстрее, чем ему бы хотелось.
Наверняка менестрели когда-нибудь сложат о нем песню, и Абнер уже сейчас мог подарить им для нее название – «Гимн позора». Представив, как ее будут исполнять в трактирах среди потного мужичья, и те, проливая пиво на бороды, станут хохотать и хулить его имя, Абнер не на шутку развеселился. Мейдж дернул головой, словно хотел что-то сказать, но передумал. И правильно. Приступ смеха длился недолго и сменился натужным кашлем. Абнер сначала уставился на платок, но после поспешно свернул его.
Меньше всего свои последние дни ему хотелось провести, раскачиваясь в карете посреди мертвых земель и выкашливая легкие. Но, если задуматься, где для будущего покойника можно найти место лучше гиблого севера? Вдруг старые боги охотнее отзовутся на его молитвы и примут как родного? Эти мысли снова развеселили Абнера – так, что он едва не упал на пол в приступе веселья.
Слуги положили им под ноги горячие камни, укрыли Абнера мехами, и все же настоящего хозяина Шегеша – холод – было не так просто одолеть. Он подкрадывался, используя каждую щель, и коварно кусал то за лицо, то за шею. Мейдж ежился в своем углу, пытаясь по очереди отогреть то правую, то левую руку. Однако Абнер не расстраивался. Все страдания, выпавшие на его долю, он заслужил.
Они двигались Вороньим трактом, которому после падения вальравнов так и не придумали другого названия. Да и зачем? Абнер был уверен, что северяне продолжали называть вещи своими именами и после смерти Норвола. Король им был не указ, и никакой меч не способен вытравить память крови. То тут, то там виднелись покосившиеся хибары, сбившиеся в кучи, как стаи перепуганных воробьев. Из труб в темнеющее небо поднимались редкие завитки. Но еще больше встречалось заброшенных домов. Они смотрелись жалко даже издалека – с выщербленными стенами, выбитыми окнами. А вблизи, наверное, и того хуже.
Он, Абнер, украл у Шегеша жизнь. Он – и больше никто.
Мир не стал лучше – едва ли вообще мог меняться. Иногда Абнер думал, что хорошие времена действительно остались позади. И он сам, своими руками, все испортил.
Сердце стремилось домой с тех пор, как он по глупости его забрал. Абнер думал, что колдовские плоть и кровь дадут ему силу. Излечат от болезни. Но воронья магия оказалась хитрее. Коварнее, чем он мог себе представить.
Они все тогда погибли: и сам Абнер, и Норвол, цепляющийся за подол его бархатного костюма, и его жена, тонкая и хрупкая, словно тростинка. Вышитая золотом рысь перепачкалась в вороньей крови. О чем он тогда думал? О мести. Конечно, о мести – Абнер не видел ничего, кроме кровавой пелены перед глазами.
Если уж родился дураком, то дураком придется и умереть.
– Мы почти приехали, ваше величество, – сообщил кучер. У Абнера не хватило сил ни подтвердить, ни опровергнуть его слова. Он судорожно вцепился в штору и вглядывался в Шегеш, пытаясь его запомнить, унести с собой. Туманный край. Марево, вспоротое острыми пиками далеких елей. Абнер вдохнул поглубже. Пахло прелыми листьями и дымом. Да, здесь и вправду многое изменилось – он ощущал воздух, испачканный дурными мыслями. И кровь – здесь пролилось ее немало.
Одно осталось прежним: Шегеш не любил Абнера. Они не были друзьями раньше и никогда ими не станут.
Когда карета остановилась,
