— Барышня, вы уже встали?
— Да! И очень хочу есть! Дай мне скорее чего-нибудь поесть, а то я умру с голоду! А потом сходи, поменяй постельное бельё у меня в комнате.
Когда пришёл дворецкий, Лиля вытирая салфеткой руки, сказала ему:
— Готовься, дворецкий: с завтрашнего дня мы начинаем великие дела!
Лиля отправила дворецкого за билетами в театр, наказав ему взять самые дорогие.
— Мне надо показаться горожанам. Пусть культурная публика посмотрит на меня. Я должна их заинтриговать собою. Ищи свой фрак.
Когда они подъехали к театру, там уже стояло много экипажей. Дворецкий, галантный кавалер, подал ей руку. Она спустилась с подножки, и они пошли ко входу. Лиля заметила, что многие обратили на неё внимание, а она, как ни в чём не бывало, под руку с дворецким шагала по ступеням. Она помнила с детства этот театр, сюда она ходила с Мещеряковыми. Они не просто коротали вечера таким образом, а были заядлыми театралами. А вот Лиля не очень любила театр. Видя, как взрослые дяди и тёти притворяются, она не могла понять, почему её учат говорить только правду, но в то же время восхищаются ложью, которая звучит со сцены. Ведь эти люди, которые играют любовь, страсть, ненависть, предательство, на самом деле ничего этого не переживают, а после спектакля спокойно расходятся по домам к своим семьям. Ещё тогда, в детстве, Лиля воочию увидела, что за ложь аплодируют и дарят цветы. Это расходилось в её сознании с теми прописными истинами, которые были вложены в неё приёмными родителями. Она долго искала ответ для себя в этой ситуации и наконец нашла его: главное — лгать красиво и профессионально.
И вот спустя годы она снова в херсонском театре (между прочим, он третьим театром Европы). Это был так называемый Большой театр (был в городе и Малый — на углу Торгового переулка и Витовской улицы, был ещё и Городской — в Дворянском собрании). Здесь действительно было очень мило, только Лиле не было до этого никакого дела. Она с достоинством прошла к своему месту и, заняв его, стала осматривать публику. Благо, из-под вуали не видны были её глаза. Казалось она сидит с томным видом в ожидании начала представления, но на самом деле глаза её блуждали по всем рядам, которые она могла увидеть, не поворачивая головы. Ни одного знакомого лица. Что ж, тем лучше.
Вдруг вся людская масса всколыхнулась и обернулась в сторону ложи. В ложе откинулась вышитая золотом бархатная портьера, и все увидели мужчину в мундире, в орденах, с широкой лентой через плечо. С ним была дама. Раздались приветственные возгласы, кто-то зааплодировал. Человек в ответ слегка поклонился, а потом сделал жест ладонями: дескать, всё, успокойтесь, вы сюда пришли не на мою персону любоваться. Лиля спросила у своей соседки, дородной дамы с лорнетом:
— Простите, я недавно в вашем городе. Кто этот человек? — она кивнула в сторону ложи.
— Князь Оболенский, наш губернатор, — ответила та высокомерно.
Тут свет погас и началось представление. Совершенно неудобно было смотреть его сквозь вуаль с чёрными кружочками, но и отказываться от неё Лиля не собиралась. Она уже ловила на себе любопытные взгляды, всем хотелось рассмотреть незнакомку, но именно невозможность увидеть её лицо создавало ей загадочный ореол. А её глаза всё время косили в сторону ложи и мысли её были о том, что надо подружиться с губернатором.
Весь следующий день её не покидала одна мысль: она должна познакомиться с губернатором и войти в круг его общения. Но кто её представит губернатору?
— Дворецкий, ну придумай что-нибудь. Если уж замок в дверь поставить не можешь, то хоть подскажи, как мне сойтись с губернатором. Кто меня может ему представить?
Пока дворецкий с глубокомысленным видом раздумывал над её вопросом, Лилю вдруг осенило.
— Я должна стать меценатом и благотворителем! Надо узнать, чему Оболенский уделяет больше всего внимания, что ему больше всего дорого — и туда вложить деньги. И тогда, узнав об этом, он сам захочет со мной встретиться. Как тебе мой план?
Дворецкий нарочито театрально закивал головой.
— Ну да. Может, и захочет. А может, воспримет как должное. Или вообще не придаст значения. А если он вообще не узнает об этом?
Но Лиля его уже не слушала. Окрылённая своей придумкой, она уже строила планы.
— Так, дворецкий. Сходи-ка ты, поищи сведения о нашем губернаторе. Это можно сделать в Общественной библиотеке или в книжном магазине Шаха. Знаешь, такое красивое трёхэтажное здание на Суворовской, 28. — Лиля с удовольствием вспоминала один из любимых магазинов своего детства. — Там есть платная библиотека, поройся в местных газетах и в столичных, может, найдёшь что-нибудь про Оболенского… А вообще, это очень интересный магазин. В нём продаются открытки с видами Херсона, марки всех стран мира, чертёжные и канцелярские принадлежности, там принимают подписку на русскую и иностранную прессу…
Картины далёких дней, когда маленькая девочка, словно в волшебной стране, ходила у витрин, глядя на бесчисленные сокровища, встали перед глазами. Тут были марки самых разных стран, даже маленьких островных, которые Лиля, то есть тогда Маша, знала только из учебников по географии и книг Жюля Верна. Тут же продавались открытки с видами Херсона, конверты, блокноты и записные книжки, перья для ручек, сами ручки разнообразных калибров, чернила, чернильницы, пресс-папье, всякие чернильные приборы, например, на массивной подставке из гранита две стеклянных чернильницы с медными крышечками, а между ними медная голова оленя с ветвистыми рогами (именно такая стояла в кабинете Мещерякова — там была куплена), линейки, треугольники, транспортиры, пеналы, карандаши, стирательные резинки, тетрадки с промокашками…
Вернувшись в реальность, Лиля дала ещё одно поручение дворецкому.
— Зайди заодно в редакцию газеты «Юг», это Греческая, 14. — Лиля показала ему сегодняшний номер этой газеты, нашла интересующее её объявление и прочитала вслух: «Срочно! Девушка из приличной семьи ищет работу гувернантки, няни, сиделки, горничной, кухарки — любую работу с проживанием. Адрес в конторе газеты «Юг».
— Разве нам нужна гувернантка или сиделка? Кому? — иронично спросил дворецкий.
— Это объявление повторяется в каждом номере газеты. А сегодня оно совсем отчаянное. Наверное, у девушки беда, негде и не на что жить. Может, родители умерли, а её разорили кредиторы, — предполагала Лиля. — Найди её и приведи сюда. Негоже приличную девушку оставлять в беде.
Дворецкий, пройдя почти всю Ришельевскую и будку квартального на перекрёстке с Богородицкой, нашёл-таки девушку в полуподвальном помещении, в самом конце улицы, почти у Днепра. Она снимала здесь комнату. Обстановка в тёмной, холодной, сырой комнате, где окно почти под потолком плохо пропускало свет, была просто нищенская. Из мебели были только старый шкаф и кровать, укрытая тем, что сложно было назвать одеялом. Сама девушка тоже была одета так, что вряд ли с уверенностью можно было сказать, что она из приличной семьи. Было видно, что её одежда с чужого плеча ей великовата, а тёплый платок, накинутый на плечи, был побит молью.
Дворецкий с сомнением смотрел на неё, боролся с искушением уйти, но, помня наказ Лили привести ей девушку, наконец заговорил:
— Ты, что ль, давала в газету объявление?
— Я.
— Значит, здесь живёшь?
— Нет, уже съезжаю. Деньги кончились, платить нечем. А работу я так и не нашла. Сегодня съезжаю, а идти некуда…
Дворецкий ещё раз осмотрел комнату. Ему хотелось задать ещё много вопросов незнакомке, но он опасался подхватить здесь чахотку и потому без предисловий сказал:
— Вещи-то собрала? Пойдём со мной, моя барыня тебя требует.
— Вещей у меня нет. А кто ваша барыня? Хотя, впрочем, всё равно, для меня это уже не имеет никакого значения.
Она обречённо пошла за ним. Дворецкому показалось, что она бы сейчас покорно пошла хотя бы и в публичный дом. Но он ошибся. Когда они вышли на улицу, она остановилась и, теребя платок, неуверенно задала именно этот вопрос.
