в воздух. Толпа решила двигаться дальше к министерству труда. Здание охраняли две роты карабинеров. «Они нацелили свои винтовки на надвигавшуюся толпу, – пишет Юдес, – а пулеметы начали свой прерывистый лай, скосив первые ряды как пшеницу. Несколько слабых пистолетных выстрелов раздалось в ответ, пока пулеметы глубоко вгрызались в массу людей; демонстранты пришли в бешенство, охваченные слепой, непреодолимой решимостью, воодушевляемые древним боевым кличем Греции: "Аэра! Аэра!" – ветер, буря, исступление»{162}.
Восстание – а то, что там происходило, было именно восстанием – продолжилось, и 200 тысяч афинян столкнулись с фашистскими оккупантами. ЭАМ призвал к забастовкам в общественном секторе. Так все и случилось: массы захватывали министерства и устраивали пожары, вытряхивая из сейфов документы и сжигая их. Работники телефонных станций вышли на стачку, из-за чего связь прервалась. Гестапо арестовало лидеров стачки, подвергнув их избиениям и пыткам. Их заперли в камере, чтобы разобраться с ними на следующий день, но им удалось бежать. Юдес продолжает свой рассказ:
Демонстрации прошедших двух недель дорого им обошлись, но афиняне снова готовились идти на пулеметы. Во всех частях города формировались группы. Ручьи стекались в человеческое море; немецкие и итальянские патрули были сильно разрознены из-за экстренных выездов, и бои начались с раннего утра. Когда первое шествие появилось в поле зрения у академии, пулеметы открыли огонь без предупреждения. Немецкие солдаты бросали гранаты с крыш прямо в плотную массу толпы, что приводило к ужасному кровопролитию. И все же море афинян стекалось к центру города со всех сторон: неисчислимое, анонимное, сметающее, затаптывающее первые кордоны… Четверть населения Афин, 200 тысяч человек, шли с пустыми руками сквозь град пуль.
Когда они приблизились к министерству труда, то увидели, что там находится в десять раз больше солдат и полицейских, чем в прошлый раз:
Первая волна демонстрантов замешкалась, закружилась вихрем – момент неопределенности: волна, которая медленно вздымается перед тем, как обрушиться на берег. Аэра! Аэра! Афиняне пошли на штурм, безрассудные, но неукротимые, двинулись к своей цели в порыве боевого безумия, которое нельзя было унять одной лишь кровью, сея повсюду смерть. Гранаты и пулеметы были бесполезны. За секунды демонстранты добрались до оборонявшихся, и солдаты были смяты, растоптаны, схвачены и растерзаны на клочки человеческим множеством. Из здания министерства вновь поднялись языки пламени. Кровопролитие в этом районе города продолжалось до тех пор, пока все папки с документами и все кабинеты не были обращены в пепел{163}.
Архиепископ Дамаскин, предстоятель Элладской православной церкви, нанес визит германскому поверенному в делах герру Альтенбургу. «Если "гражданскую мобилизацию" не отменят до 7 марта, церковные колокола начнут бить в набат в знак чрезвычайного положения. Несомненно, Рейх может самостоятельно оценить последствия». Альтенбург предложил компромисс. Дамаскин стоял на своем. Альтенбург позвонил в Берлин, после чего с облегчением сообщил архиепископу: «От гражданской мобилизации отказались». Потрясенное победой Красной армии под Сталинградом, германское верховное командование нуждалось в войсках для укрепления Восточного фронта. Тремя днями ранее, говоря о греках, Гитлер пробормотал: «Мы должны покончить с этими вшами!» И вот «вши» добились очень важной победы, о которой возвещалось огромными красными буквами газетных плакатов ЭАМ, расклеенных на стенах домов по всей стране. Сопротивление завоевывало все больше и больше народной поддержки.
Тем временем англичане были заняты непрекращающимися интригами с целью оттеснить ЭАМ и ЭЛАС на обочину. Они создали собственную группу Сопротивления – Национальную республиканскую греческую лигу (ЭДЕС) под руководством приспособленца Наполеона Зерваса, колоритного и обаятельного негодяя, который никогда не складывал все яйца в одну корзину. Двое близких к нему офицеров ЭДЕС одновременно сотрудничали с немецкими оккупационными властями. В октябре 1943 г. между ЭЛАС и ЭДЕС произошли вооруженные столкновения, в которых в полной мере было продемонстрировано жалкое качество последней. Лондон возложил всю вину на бойцов ЭЛАС и попросил УСО прекратить всякое их снабжение. Те заявили публичный протест, обвинив ЭДЕС в сотрудничестве с немцами. Месяц спустя на заседании военного кабинета при полном согласии лейбористов было принято решение уничтожить мощь возглавляемого коммунистами греческого Сопротивления. Рузвельт был должным образом проинформирован и не возражал.
В самой Греции в период с 1943 по 1944 г. ЭЛАС отказывалась в какой бы то ни было форме капитулировать перед англичанами. Они по-прежнему были властью в горных деревнях и ревностно охраняли свои базы поддержки в Афинах и более мелких городах. Возникла патовая ситуация. Но Черчилль в подобных вопросах не проявлял излишней щепетильности. Он решился продемонстрировать силу. В 1940 г. греки сражались с Муссолини, в 1941 г. продолжили бороться с итальянцами и немцами, а следующие два года воевали с тремя фашистскими армиями – Германии, Италии и Болгарии. В октябре 1944 г. греческое Сопротивление изгнало вермахт с территории своей страны. Два месяца спустя британская армия под командованием генерала Скоуби развязала войну с ЭЛАС. Сражение, длившееся тридцать три дня, сотрясало Афины и Пирей. ЭЛАС была вынуждена отступить, и многие партизаны бежали в горные деревни, в зоны, которые были освобождены за несколько лет до полного поражения немцев.
Черчилль праздновал победу. Его указания генералу Скоуби были недвусмысленными. С Афинами надлежало поступить как с «колониальным городом»:
Вы отвечаете за поддержание порядка в Афинах и за нейтрализацию или уничтожение всех банд ЭАМ-ЭЛАС на подступах к городу. Вы можете устанавливать любые правила на ваше усмотрение для строгого контроля улиц и для задержания агрессивных лиц в любом количестве… Конечно, было бы хорошо, если бы ваша власть смогла опереться на авторитет какого-нибудь греческого правительства… Однако ж действуйте без промедления, как если бы вы находились в захваченном городе, в котором развертывается восстание местных жителей… Нам нужно удержать и подчинить Афины. Было бы здорово, если бы вам удалось добиться в этом успеха без кровопролития, если это возможно, но в случае необходимости – и с кровопролитием.
Англичане, которых поначалу приветствовали, теперь стали объектом ненависти и презрения. Генерал Скоуби, с отпечатанной на его лице «усмешкой холодной команды», превратился в любимую цель скабрезной сатиры. Дети на улицах Афин издевались над Скоуби, распевая песни, в которых совершаемые им жестокости связывались с его интимными частями тела. Строки регулярно менялись, потому что песни постоянно обновлялись. Версия песни образца декабря 1945 г. фигурирует в великолепной исторической киноэпопее Тео Ангелопулоса «Комедианты» (The Travelling Players):
На члене у Скоуби узел,
поэтому, чтобы выпустить пар, он отдает приказ
найти маленького мальчика в Колонаки.
На члене у Скоуби узел,
и, если развяжется этот узел,
что это будет значить для британской политики, генерал Скоуби?
Появятся новые узлы, ты можешь испробовать тысячу трюков,
накопить оружие, чтобы вернуть короля, но у тебя ничего не выйдет.
Народ не примет фашизм из рук этой династии.
Они сорвут эту британскую политику.
На члене у Скоуби узел…{164}
В 1986 г. на Четвертом канале британского телевидения транслировался трехсерийный документальный фильм «Скрытая война» (The Hidden War) – проект, состоявшийся при полной поддержке директора канала Джереми Айзекса и спродюсированный документалисткой и феминисткой Джейн Гэбриел. Греческим консультантом выступила профессор Гелла Скурас, организовавшая важнейшие интервью с бывшими партизанами, возвращающимися из эмиграции. Фильм демонстрирует, как много можно извлечь из разговоров с непосредственными свидетелями событий. Подробные интервью как с агентами УСО, так и с греческими партизанами, чередующиеся с кадрами архивной кинохроники, которые большинство зрителей до этого не видели, произвели очень сильное впечатление. В фильме разоблачалось активное участие Великобритании в процессе передачи власти наиболее реакционным правым элементам в греческом обществе, и это вызвало гнев тех, чья роль в событиях получила огласку.
Многие «сильные мира сего» были публично уязвлены, и письма на позолоченных бланках полились рекой. Передав Грецию правым в этой «колыбели демократии», они по возвращении домой были вознаграждены рыцарскими и пэрскими титулами, многие получили видные посты в политике, науке и на гражданской службе. Некоторые сами или в сотрудничестве с другими авторами написали версии истории, одобренные Чатем-Хаусом[172]. Заверенной официальными инстанциями ложью
