Бисмарк, Лола, Руди, Ирма, я — нити то сходятся воедино, то расходятся, и однажды снова соберутся, чтобы кануть в Лету. Как видите, я тоже могу быть философом. Я ведь пока еще здесь. [XLIII*]
Впрочем, вернувшись наконец из Мюнхена в Лондон, я не был настроен столь философски. Я прибыл домой измученный путешествием и нашей отвратительной мартовской погодой. Как часто мне приходилось подходить к парадной двери: подчас покрытому славой, в другой же раз — едва волоча ноги, как побитый пес. Этот случай был из числа последних; впечатление усугубилось благодаря тому, что едва я вошел в холл, мой дорогой тестюшка, старый Моррисон, как раз спускался сверху. Это была последняя соломинка: мои треклятые шотландские родственнички все еще тут, тогда как я питал надежду, что они уже отправились к своим чертовым фабрикам в Ренфрью. Единственным светлым пятном являлась перспектива отпраздновать свое возвращение в постели с Элспет, а тут мне навстречу выкатывается этот скупердяй со своим кельтским гостеприимством.
— Ха! — говорит он. — Это ты. Приехал, значит, — и добавляет что-то на счет нужды кормить еще один рот.
Я сдержался и, передав Освальду плащ, пожелал тестю доброго дня и спросил, дома ли Элспет.
— Ах, да, — отвечает он, одаривая меня косым взглядом. — Моя крошка будет рада видеть тебя. Ты похудел, — добавил он с ноткой удовольствия в голосе. — Видать, в Германии не шибко сытно кормят, если, конечно, ты был именно там.
— Да был, был, — говорю. — Элспет где?
— А, в гостиной. Пьет с друзьями чай, полагаю. У нас в доме теперь в ходу все модные обычаи — включая даже неумеренное потребление бренди твоим отцом.
— Он опять в форме? — спрашиваю я.
Освальд, сообщил, что батюшка наверху, прилег отдохнуть.
— Любимое его времяпрепровождение, — заявляет Моррисон. — Ну, ладно, сэр, лучше топайте наверх и присоединяйтесь к горячо любимой жене. Если поспешите, успеете глотнуть чаю из ее нового серебряного сервиза. Ах, что за диво, эта солтмаркетовская[79] роскошь!
Под его нытье я взбежал по лестнице в гостиную, чувствуя то сладкое замирание в груди, которое всегда овладевало мной перед долгожданной встречей с Элспет.
Завидев меня, она тихонько вскрикнула и вскочила из-за столика, за которым разливала чай особам женского пола — этаким расфуфыренным жеманницам светского вида. Выглядела она такой же очаровательной глупышкой, как и всегда, но с другой прической: ее белокурые волосы были завиты в локоны, обрамляющие щечки.
— Ах, Гарри! — бросилась она ко мне, но тотчас замерла. — Ой, Гарри, что это ты сделал со своей головой?
Мне, конечно, стоило подготовиться — не снимать шляпу, надеть парик или придумать еще какой-нибудь способ избежать идиотских расспросов. Ну да ладно, ладно, главное, я добрался до дома, и при том не по частям. Элспет протягивает ко мне руки, улыбается и спрашивает:
— А что ты привез мне из Германии, Гарри?
(Конец второго пакета «Записок Флэишена».)Приложения и Комментарии
Приложение 1. «Пленник Зенды»
Послужила ли подлинная история приключений Флэшмена в Германии для Энтони Хоупа в качестве основы к его знаменитому роману «Пленник Зенды» (1894), предоставим решать читателю. Флэшмен в двух местах дает совершенно определенные указания, особенно там, где упоминает про Хоукинса, каково было настоящее имя Хоупа. Налицо сходство в описании событий и именах. Лауэнграм, Крафтштайн, Детчард, де Готе, Берсонин и Тарленхайм — все они являются действующими лицами обеих историй. «Майор Заптен» Флэшмена явно суть брат-близнец «полковника Запта» из романа Хоупа. И ни один из любителей авантюрного романа не преминет идентифицировать Руди фон Штарнберга с графом Рупертом фон Гентцау.
Приложение 2. Лола Монтес
Хотя некоторые из следующих за данным приложением комментариев касаются Лолы Монтес, она заслуживает более пространного описания, нежели содержащееся в них. Прежде всего, эта женщина была одной из самых выдающихся авантюристок всех времен, наделенная умом и личными качествами, не уступающими ее красоте. Именно этим дарам, а не склонностью к скандальным выходкам, обязана она местом в истории.
Ее настоящее имя Мария Долорес Элиза Розанна Гилберт, и родилась она в 1818 году в Лимерике, в семье офицера английской армии. Отец ее был, вероятно, шотландец, мать — наполовину испанкой, а росла Лола в Индии, в Шотландии и на континенте. В восемнадцать лет она сбежала с капитаном Джеймсом, и после нескольких лет, проведенных в Индии, вернулась в 1841 году в Англию. Еще не достигнув двадцати, Розанна завела череду громких любовных связей, и Джеймс развелся с ней в 1842 году. Затем началась ее карьера испанской танцовщицы. После серии выступлений, любовников и скандалов, она становится фавориткой Людвига Баварского. Высказывалось предположение, что его интерес к ней носил сугубо интеллектуальный характер — это спорная точка зрения. Что не вызывает сомнений, так это то, что Лола являлась правительницей Баварии (и надо признать, что история знавала и худших повелителей) вплоть до самой революции 1848 года, изгнавшей ее из страны. Позже она отправилась в Америку, где читала лекции по таким предметам, как красота и мода. Лола скончалась в 1861 году в Нью-Йорке, в возрасте всего сорока трех лет.
Помимо капитана Джеймса у нее были еще два мужа: молодой офицер по имени Хилд, почивший в бозе, и издатель из Сан-Франциско, Патрик Холл, который с ней развелся.
Таков очень краткий очерк ее недолгой жизни; здесь нет места списку ее любовников, настоящих и приписываемых (помимо упоминаемых Флэшменом, ходили слухи даже о ее связи с лордом Палмерстоном), или бесконечному каталогу скандалов, сцен, провалов и триумфов. Все это можно найти в ее биографиях, среди которых особой рекомендации заслуживает «Великолепная Монтес» Хораса Уиндхема.
Рассказ Флэшмена о поступках Лолы и оценка ее характера выглядят правдивыми и вполне достоверными. Его энтузиазм по поводу ее внешности и личных достоинств разделялся подавляющим большинством (даже старой индийской знакомой Флэшмена, достопочтенной Эмили Иден). Существует масса свидетельств о распущенности Лолы, веселом оптимизме, внезапных вспышках ярости, склонности к физическому насилию: в список отхлестанных ею входят берлинский полицейский, прислуга мюнхенского отеля, а также издатель австралийской газеты «Балларат Таймс». Но ни один из современников не оставил нам такого интимного портрета, как Флэшмен, и никто не объяснил так природы ее магнетического воздействия. И как бы он не вел себя по отношению к ней, Флэшмен глубоко уважал эту женщину.
