понять.
Рассказав эту историю, Марко как будто признает, что даже Хубилай-хан был всего лишь смертный человек и, что еще печальнее, он быстро терял силы и авторитет.
Индия и Аденский залив
Маабар
Здесь, в «самой славной и богатой (области) мира», Марко наконец почувствовал себя в своей стихии. Он оказался среди богатых торговцев, скупавших жемчуг, который добывали на материковых отмелях. «Во всем этом заливе нет вод более десяти или двенадцати саженей глубиной, а в некоторых местах не более двух саженей. В этом заливе добывают лучший жемчуг», – сообщает он. Основываясь на собственном опыте обращения с этим драгоценным товаром, Марко рассказывает, как собирают и продают жемчуг. Процесс этот мало изменился со времен первых описаний двухтысячелетней давности. «Несколько купцов образуют компанию и соглашение и берут специально снаряженный для этого большой корабль, на котором у каждого есть свое обставленное помещение, и чан с водой, и другие необходимые вещи».
На короткий сезон сбора, продолжавшийся с апреля по май, корабль выходит к месту, «называемому Бетталар [44], где в большом количестве находят раковины, и причаливает там. Оттуда они выходят в море… шестьдесят миль прямо на полдень, где бросают якорь, и с большого корабля переходят в маленькие барки… Там будет много таких кораблей» – до восьми тысяч, судя по современным ему отчетам, – «потому что верно, что многие купцы уделяют внимание этой ловле, и они образуют много компаний. Все купцы, собравшиеся на большом корабле, имеют несколько лодок, которые буксируют корабль по заливу. На маленьких лодках якорь большого корабля выносят на сушу и закрепляют. Они (нанимают) людей, умеющих хорошо плавать, искусных ловцов жемчуга, с которыми заключают соглашение на месяц… апрель до середины мая, или пока в заливе продолжается ловля».
Сбор жемчуга был опасен, особенно из-за «больших рыб», нападавших на ловцов. Купцы защищали себя при помощи «колдунов», известных как «брааманы, которые чарами и дьявольским искусством заколдовывают и одурманивают этих рыб, так что те никому не могут навредить. Ловлю производят днем, а не ночью, поэтому те колдуны накладывают чары на день и снимают их на следующую ночь».
Наконец «корабль бросает якорь, и те люди, что в маленьких барках… покидают барки и погружаются под воду, иные на четыре сажени, иные на пять, иные до двенадцати, и остаются под водой сколько могут; опустившись на дно моря, они находят раковины, которые люди называют морскими устрицами, и складывают их в маленький мешок из сетки, привязанный на теле».
Дальше Марко описывает не меняющийся веками процесс извлечения жемчужин. «Эти раковины в самом деле раскрывают и кладут в вышеназванные чаны с водой на корабле, потому что жемчужины находят в плоти этих раковин. И пока они остаются в воде чанов, их тела разлагаются и гниют и становятся как белок яйца, и тогда они всплывают на поверхность, а чистые жемчужины остаются на дне». Говоря, что «жемчуг, найденный в том море, расходится по всему свету», Марко не преувеличивает.
Жители Маабара [45] щедро украшали себя собранным жемчугом. Бывало, что они носили один жемчуг. «Там нет нужды в портных и швеях, чтобы кроить и шить одежду, потому что они ходят нагими во всякое время года», – отмечает Марко, добавляя, что «они прикрывают естество лоскутом материи». Царь той страны носил широкое золотое ожерелье с «большими красивыми жемчужинами и… драгоценными камнями», в том числе рубинами, сапфирами и изумрудами. С этого ожерелья свисал «шнур тонкого шелка», на который было нанизано ровно 104 отборные жемчужины и рубина – число драгоценных камней соответствовало 104 молитвам, которые полагалось произносить ежедневно. Кроме того, царь носил украшенные жемчугом золотые браслеты – «дивного вида», – покрывавшие его руки до плеч и ноги до бедер, и даже пальцы на руках и на ногах. По оценке Марко, эти драгоценности стоили «дороже хорошего города». Царь ревниво охранял свои сокровища, «приказывая, чтобы все, владеющие красивыми жемчужинами и хорошими камнями, приносили их ко двору; за них он платил вдвое». Это предложение приманивало купцов, подобных Марко, а также и подданных царя, которые «с радостью несли их ко двору, потому что им хорошо платили».
Венецианца, как всегда, занимали сексуальные излишества, и он отмечает, что у царя было пятьсот жен. «Стоит ему увидеть красивую женщину или девицу, он желает их и берет в жены», – уверяет Марко. «В этом царстве женщины очень хороши собой и, кроме того, украшают лицо и все тело».
Несмотря на простоту, с которой он приобретал жен, этот привилегированный владыка опустился до «неподобающего» деяния, чтобы получить «очень красивую женщину», к несчастью бывшую женой его брата. Не смутившись этим, царь «взял ее у него (брата) силой и много дней держал у себя. Брат, человек осторожный и благоразумный, терпел это спокойно и не ссорился с ним». Для такого терпения была необычная причина: «Он много раз готов был начать войну с ним (царем) за то, что тот отнял у него жену, но их мать показывала им свою грудь, говоря: “Если между вами начнется раздор, я отрежу грудь, которой вскормила вас”. И потому мир сохранился».
Царю было о чем подумать и кроме жен – прежде всего о неисчислимом множестве детей и о большой, фанатично преданной свите слуг. Выросший во времена, когда феодализм был еще в полной силе, Марко понимал, какие узы связывают повелителя и слугу – как-никак, он сам два десятилетия был вассалом Хубилай-хана. Однако узы между этим государем и его слугами были совершенно иного рода, как повествует Марко. «Когда царь умирает, его тело сжигают на большом костре… тогда… многие из товарищей и из тех баронов, кто был ему верен… бросаются в огонь по собственной воле и сгорают с царем, чтобы оставаться с ним и в ином мире; потому что, говорят они, если они были с ним в этом мире, то должны оставаться с ним и в другом, чтобы служить ему там». Это было первое знакомство Марко с обычаем «сати», широко практиковавшимся в мире, который он открывал для себя. «Когда человек помрет и его тело сжигают, его жена сама бросается в огонь и дает сжечь себя вместе с мужем», – удивляется он, добавляя, что «женщины, которые так поступают, заслуживают великой похвалы», а те, кто предпочитает сохранить себе жизнь, вызывают презрение.
Взгляды на преступность в этом королевстве также резко расходились с западными взглядами. «Если человек совершил преступление, за которое должен умереть, и владыка велит его убить, тот, кто должен быть казнен, говорит, что хочет сам убить себя ради
