корабль свеев. Был он раза в полтора больше, чем словенские лодьи, да пожалуй, и красивее. Вадим залюбовался изогнутым, точно лебединая шея штевнем, украшенным богатой резьбой и резной головой медведя. Свейское судно имело по двенадцать весел с каждого борта, не считая рулевого. Правда сейчас, из-за нехватки людей, гребли только восемнадцать воинов. Да и араб, которого тянули на канате, сильно замедлял его ход. Однако Вадим почувствовал, каким стремительным оно могло быть, и невольно залюбовался кораблем, как добрым скакуном.
– Что? Нравится моя морская лошадка? – спросил насмешливый голос за спиной. Вадим обернулся и увидел перед собой свейского конунга. Юноша смущенно опустил глаза и ничего не ответив, отошел к своим. Конунг только усмехнулся, но продолжать разговор не стал.
Зато на следующее утро подошел к словенам сам. И, обменявшись приветствиями, повел такую речь, что мол взял он их не как простых пленников, а как своих друзей, а потому надеется на их товарищеское участие в своих делах. Словене хмуро молчали. Тогда конунг напрямую спросил их, кто готов сесть на весла его корабля. Поскольку им все равно нечем заняться, продолжал он, они могли бы таким образом скоротать время, да и кое-чему научиться.
– Ну, что скажешь, сын конунга? – обратился он к Вадиму. – Я же вижу, что тебе так и хочется взяться за весло. Так чего ты ждешь?
Вадим переглянулся с Вершко и тот согласно кивнул.
– Хорошо, – ответил Вадим свею. – Показывай, куда нам сесть?
Конунг хлопнул его по плечу и довольно улыбнулся. Кроме Вадима, за весла сели Вершко, Мечислав, Молчан, Бажен и Нечай, шестнадцатилетний сын плотницкого старосты Богуна. Хитрый свей рассадил их с умыслом, так, чтобы между словенами было по два, три варяга. Усевшись на морской сундук, Вадим примерился к веслу. Весло бы ясеневое, тяжелое, почти в пять сажен длинной, с отполированной многими руками рукояткой. Однако, с первым гребком, как только юноша ощутил под лопастью весла бунтующую тяжесть воды, его охватило совершенно новое чувство. Казалось он слился с кораблем, стал его частью, разделяющей его цели, каковы бы они не были. Когда мускулы разогрелись в работе, а нервы привыкли к ритму, Вадим огляделся по сторонам.
Вокруг сидели воины Олава. В основном они были ровесниками своего вождя, редко кому было больше тридцати. Многие из них были раздеты до пояса и на бронзовых от загара телах вспухали тугие узлы мускулов. У многих Вадим приметил рваные рубцы старых ран, метивших те места, куда в бою вошло чужое железо. Прямо перед Вадимом сидел молодой, светловолосый свей. На его спине, почти под левой лопаткой, на загорелой коже резко выделялся длинный, белый шрам, похоже от широкой боевой секиры. Вадим с невольным уважением подумал, что не всякий остался бы жив после такого удара. Свей повернул к нему голову и широко улыбнулся.
– Меня зовут Ингвар! – крикнул он, играючи управляясь с тяжелым веслом. – Я из Агдира!
– Тоже урманин? – закричал в ответ Вадим, изо всех сил налегая на непокорное весло.
– Да, – засмеялся свей. – Так вы называете нас, норвежцев. А почему ты сказал тоже?
– К нам в Ладогу приплывал Хавард Урманин.
– Нет! – замотал головой молодой воин. – Это отец у него был норвежец, а сам он родился уже в Упланде. Так что он свей. А ты, говорят, сын конунга? Это правда?
– Да.
– Для сына конунга ты неплохо обращаешься с веслом.
Эта похвала в устах врага почему-то обрадовала Вадима. Он еще старательнее налег на ясеневую рукоять.
– Как же ты, урманин, попал к свеям? – просто из любопытства спросил он своего собеседника и тут же заметил, как напряглись сильные руки Ингвара.
– Херсир Заральд убил моего отца, всю семью и сжег мой дом, – глухо ответил он. – Я убил сына Харальда. Но Херсир оказался могущественнее меня и я был вынужден бежать. Вот и попал в Бирку. А что мне еще оставалось? – Ингвар надолго замолчал.
Вадим тоже греб молча и внимательно поглядывал по сторонам. Весь второй день варяги снова шли на веслах. К вечеру начало слегка штормить и налетавший порывами северо-западный ветер бросал в лица гребцов пригоршни мелких, холодных брызг. Корабль, хотя и тяжело нагруженный вздрагивал на мелкой волне. Низкие рваные облака проносились над судами свеев, почти цепляясь за мачты. Несколько раз начинал накрапывать мелкий, частый дождь. К заходу солнца показалось широкое Невское Устье. Здесь свейский конунг и приказал бросать якоря. Как и в прошлую ночь сходен на берег не спускали, а стража всю ночь не смыкала глаз. «Видно Олав опасается ночного нападения, – подумал Вадим. – По себе других судит». Ижоры, населяющие берега реки, вряд ли нападут на свеев, подумалось ему. Были ижоры народом лесным, больше привычным к охоте, чем к войне. Жили в глухих лесах, каждый родом своим, от других особо. Где ж им напасть на такую флотилию. За день Вадим сильно устал, наворочавшись тяжелым веслом. Он уже почти заснул, когда кто-то осторожно тронул его за плечо.
– Кто? – тихо прошептал юноша.
– Я, – узнал он прерывистый шепот Вершко. – Решать надо что делать! Через день уже поздно будет.
– Да, – откуда-то сбоку подтвердил Мечислав.
– Пока вы на веслах сидели, я все приметил, – с ехидцей в голосе сообщил Третьяк. Его отец, Мстислав, был в Ладоге лучшим мастером среди златокузнецов. – Свеи-то уже и тетивы с луков сняли, и секиры да мечи поразвесили, я уж не говорю про щиты да брони. Видать, не боятся нас, море почуяли.
– Третьяк прав, – поддержал его Вершко. – Не сегодня-завтра свеи выйдут в Котлино озеро, а там уж до берега вплавь не добраться. Поэтому надо действовать завтра, покуда мы еще в Невском Устье.
Уговорились так, если представится случай напасть на свеев, используя весла. Если удастся, захватить оружие и стать у ближнего к берегу борта. Старшие, Вершко, Молчан, Мечислав, Бажен, Горазд и Вадим будут сдерживать свеев. А Мал, Третьяк, Нечай, Булгак и Истома прыгнут за борт. Когда они будут уже на берегу, за ними последуют и те, кто уцелеет в бою. На этом и порешили.
Однако на следующий день случая не представилось. С самого утра свейский конунг усадил их за весла и гребли они почти до самого заката. Конунг опять рассадил словен между своими воинами. Словно догадываясь о замыслах ладожан. Если на бортах рядом с гребцами висело их оружие, то там, где сидели словене его предусмотрительно убрали. Погода окончательно переменилась. Расплывчатое желтое пятно солнца едва пробивалось сквозь низкую пелену хмурого неба. Да и у людей настроение было соответствующее. Вадим попытался было заговорить
