Кошаки пригорюнились и решили, что надо бы им переписать каноны с учетом новых веяний. Это мысль пришлась моему мужу по душе и они вшестером стали писать новые ритуалы и обряды для веры ниокиров с учетом того, что жрица у них нестандартная, храма на новой планете нет, последователей веры тоже нет.
Когда они пришли к единству, то было оглашено следующее: я — своего рода воплощение их верховного божества — светила. Сам он по понятным причинам явиться на планету не мог, и прислал своим детям смертную «дочь солнца». То есть я как бы исполняла эту почетную роль. Но в целом, ничего особенно ужасного от меня не требовалось.
Ритуальная гимнастика (но сошлись на одном разе в день, а не семи), несколько раз в год по праздникам пройтись с погремушкой в зеленой хламиде и сжечь благовония. Выслушать тех, кто придет ко мне за благословением, помощью и советом — это в любое время, когда потребуется (можно дистанционно по коммуникатору). И последнее — носить найденный в храме медальон постоянно, особенно во время исполнения супружеских обязанностей. Он подпитывался… гм… эмоциями владелицы и давал взамен силы, здоровье, долголетие и много чего еще. Что именно «еще» мне предстояло выяснить опытным путем, так как никто не мог сказать — что. Это ведь божественный атрибут. Вот как бог решит, так и будет.
Наконец, Тилар Декарт решил, что можно отпускать котиков на волю, чтобы они своими глазами увидели, что стало с их планетой. И мы все вместе, пять ниокиров и их верховная жрица — да–да! — полетели вниз. Хоронить умерших и показывать уцелевшим, что стало с их домом.
На планете мы провели больше месяца. Жизнь шла размеренно и довольно скучно. То змея кого–нибудь цапнет, то в яму какую–нибудь кто–то провалится, то споры бурные у вечернего костра начинаются. Да такие, что пол лагеря оказывается втянуто в словесную перепалку.
Ученые собирали данные, пилоты рыскали в атмосфере и разыскивали, где еще сохранились разрушенные города. Меня с собой не брали, хотя я сильно просила. Но Акир был против, да и адепты мои усатые и хвостатые, тоже возражали. Но, если честно, их мнение мне было малоинтересно, а вот против командора… тут — да, не попрешь.
Я считала это несправедливым и искренне недоумевала: зачем им вообще тогда художник, если ему не дают ничего снимать? Ведь это же самое логичное: снять все на голографер, чтобы потом подшить к материалам и показать другим исследователям. Как–то не выдержала и задала этот вопрос Акиру:
— Не понимаю! Ты ведь меня для этого нанял и даже платишь какое–то жалование. Если мои услуги не нужны, то к чему тогда все это было? Посадили бы меня на какой–нибудь корабль, летевший на Керакато, чтобы я доставила останки Лиллуко родственникам, и все.
— Вот еще! — фыркнул муж. — Чтобы тебя там быстренько выдали замуж?
— Да кому я нужна? От меня толку выходит никакого, только и умею, что рисовать!
— Мне ведь нужна! — не поддался на мое возражение Акир.
— Ну… с тобой просто неприятность случилась, не повезло, что мой запах на тебя так влияет.
— Зато мне повезло в том, что моя кахэто оказалась молодой незамужней красивой девушкой с хорошим характером, — ответил он, а я… расстроилась и ушла.
Не таких слов я ждала. Я знала, что он хочет меня до умопомрачения. Знала, что оберегает, заботится, блюдет мои интересы, что не бросит и хочет, чтобы я всегда была рядом. Но он ни разу не говорил мне, что любит. Даже в моменты близости шептал что угодно: нежности, пошлости, ласковые слова, комплименты, обещания, но только не признания. И от этого я себя ощущала ужасно нужной… вещью. Такой нужной, незаменимой в хозяйстве, без которой жить практически невозможно. То есть, возможно, конечно, но уже не та жизнь будет, без такой замечательной вещи–то.
Я после этого разговора ушла в сторонку от палаток, села на корень какого–то огромного дерева и задумалась о жизни.
Во–первых, убедилась в своих подозрениях, что я действительно не нужна была в экспедиции. Не зря сомневалась… Ну, правда! Научная поездка и вдруг художник! Да любой дурак может взять в руки голографер и наснимать все, что нужно. И портреты мои да рисунки — это ведь чистой воды развлечение для экипажа, не более того. Просто Акир не хотел отпускать от себя кахэто. Бесился от моего возникновения в его жизни, злился и на меня, и на судьбу, но вынужден был подготовить мне теплое местечко поблизости, чтобы не потерялась.
А, во–вторых…
Скоро мы должны лететь обратно, предстоял путь на Керакато, встреча с семьей Лиллуко. Я отдам свой скорбный груз, выполняя данное обещание. А что потом?
Служение богу ниокиров, выполнение важных для них обрядов, и жизнь в качестве жены Акира. Наверное, со временем родятся дети… Маленькие хвостатые и ушастые мальчики или девочки, похожие на отца. Меня уже просветил Док, что человеческие гены скорее всего не смогут перебороть живучесть кошачьих генов ниоки. И рядом будет всю жизнь мужчина, который не любит меня, а только радуется, что ему так подфартило: кахэто досталась молодая, незамужняя, симпатичная. Даже добиваться ее особенно не пришлось: женился по щелчку пальцев. Ни долгих ухаживаний, ни преодоления трудностей, ни сватовства к ее родителям. Да и в постели с ней неплохо, и она отвечает на страсть.
А я?
Погладила Яшку по спинке и с ужасом поняла, что не знаю, люблю ли Акира. Да, благодарна за многое. Да, он мне нравится. Да, я хочу его так же сильно, как он меня, и в постели мне с ним замечательно. И определенно между нами — страсть. И, скорее всего, жизнь в качестве его жены принесет мне много плюшек и бонусов. Но… А как же любовь? Как же моя детская мечта, что приедет принц (и неважно на каком коне и какого цвета у него волосы), но он полюбит меня всем сердцем, а я его.
И вот «принц» имеется, одна штука. Корабль, хоть и не его личный, вместо коня тоже есть. Однажды, может, и на настоящем живом коне подъедет он к крыльцу, на котором буду стоять я. А что делать с тем, что принц так и не полюбил меня? И как быть с тем, что мое сердце он тоже не смог растопить?
Я моральный урод, не способный полюбить такого замечательного во всех отношениях мужчину? Кем я была в прошлой жизни? Беспринципной сердцеедкой? Расчетливой стервой? Или сломалось во мне что–то после потери личности и осознания новой чуждой реальности? Такие мысли мне не нравились.
Долго я сидела в одиночестве, если не считать бессловесного маленького Яшку, и размышляла о житье–бытье. Светили мне: ненужная роль жрицы, ненужный образ жизни на ненужной мне планете, рядом с нелюбимым мужчиной, который тоже меня не любит.
А потом решила жить пока так, как живется, и не умножать сущности. Все равно не в моих силах изменить что–либо. А потому, остается только плыть по течению, но при этом не позволять утянуть себя в пучину, чтобы не утонуть. Будет новый этап, тогда и подумаю о том, как жить дальше.
