В «Зеленых холмах Африки» Хемингуэй подчеркивал, что писатели, которые читают мнения критиков, уничтожают сами себя. Если уж они верят критикам, когда те называют их великими, значит должны верить и тогда, когда те считают, что они отбросы и теряют уверенность. В настоящий момент у нас есть два прекрасных писателя, которые просто не могут писать, потому что потеряли уверенность, читая критиков. Если они просто пишут, то написанное ими иногда может оказаться хорошим, а иногда и довольно плохим, но хорошее все равно восторжествует. Если же они читают критиков, то просто обязаны создать шедевр. Потому что критики считают, что они пишут шедевры. Хотя это, конечно же, вовсе не шедевры. Это просто неплохие книги. И в итоге они теряют всякую способность писать.
Обсуждая с Перкинсом ситуацию со Скоттом Фицджеральдом и Томасом Вулфом, Хемингуэй использовал почти те же выражения.
В конце концов Эрнест совершил то, что, по его словам, было жестом примирения, и изменил свой отзыв о Гертруде Стайн, назвав ее просто женщиной. Он был уверен, что ее это взбесит сильнее всего, зато порадует Перкинса. Макс ожидал, что критики воспримут «Зеленые холмы Африки» прохладно, но не устроят вендетту, которую предсказывал Хемингуэй.
Редактор повидал немало писателей и наблюдал за развитием множества карьер, чтобы убедиться в неизменной природе их приливов и отливов. И он знал, что, если у критиков нет причины призвать Хемингуэя к ответу, они ее придумают.
«Похоже, каждому писателю рано или поздно приходится пережить период, когда волна с силой откатывает в обратную сторону, – писал Перкинс Фицджеральду. – И этот период лучше бы пройти, когда Эрнест писал книги, которые в целом можно назвать мелкими». И в самом деле, отзывы на «Зеленые холмы Африки» были чуть теплыми. Чарльз Пур из «New York Times» написал, что это пример «самой лучшей истории о большой охоте, ведущейся где бы то ни было», и что написанное Эрнестом «даже лучше, чем всегда, полнее, богаче, глубже и нуждалось в чем-то, что могло бы лучше раскрыть потенциал».
Эдмунд Уилсон из «New Republic» высказался в стиле, который Макс называл «марксистским разломом», назвав «Зеленые холмы…» самой слабой книгой Хемингуэя. Уилсон был одним из первых поклонников Хемингуэя, но за последние годы превратился в одного из самых ярых критиков.
Эрнест воспринял критику очень тяжело. С момента успеха романа «Прощай, оружие!» прошло около шести лет. Он верил, что его новое произведение испортили две детали и что обоих этих недостатков можно было бы избежать. Первый, как утверждал автор, заключался в том, что он обидел критиков из ежедневных газет, назвав ньюйоркскую толпу «червями в банке», а критиков – вшами, скачущими по литературе. За это они на него ополчились. Но Перкинс сомневался, что с этим можно хоть что-то сделать. И объяснял так:
«Я знал и никогда не строил иллюзий насчет того, что ты не знаешь, что говоришь критикам “Зеленых холмов” чистую правду. Я мог бы предупредить тебя на этот счет, но не думал, что ты этого хочешь, и не думаю, что ты захотел бы это хоть на секунду. Так же, как не думаю, что это могло бы тебе понадобиться… Ты сказал правду насчет них, и это не будет играть против тебя слишком долго… всего лишь мгновение». Вторым недостатком Хемингуэй считал рекламу. Бывший автор бестселлеров Scribners Джон Фокс – младший однажды написал старику Чарльзу Скрайбнеру:
«Издатель – это человек, которого винят в провале книги и о котором забывают, когда она обретает успех».
Теперь Хемингуэй жаловался, что Scribners недостаточно хорошо раскрутило «Зеленые холмы».
– Реклама, – говорил Перкинс, – это дело, о котором никто не отзывается положительно, и глупо заявлять, что издательство не могло напортачить.
Однако у «Зеленых холмов» было такое же рекламное сопровождение, как и у других книг Перкинса в этом сезоне, включая последний тираж книги «Наше время» Марка Салливана, «Дело об убийстве в саду»[196] Стивена Ван Дайна и сомнительный бестселлер Роберта Бриффолта «Европа».[197]
После стольких лет Макс понял, что «нельзя отвечать на отрицательные рецензии два или три дня спустя… глупо, но это так и есть, и мы в этом уже убедились». После двух месяцев продажи оставались очень слабыми, и Перкинс объяснил автору провал книги следующим образом:
«Подобное часто встречается в издательском деле и во многом обусловлено тем, что публика получает поверхностное впечатление о книге. Они могли узнать, что она представляет собой некий отчет о короткой охотничьей экспедиции в Африку, и поэтому книга показалась им незначительной».
«Я должен был предвидеть это, – писал Макс. – Публика привыкла видеть в тебе автора романов». И снова, уже который раз в этом году, повторил, что Эрнест должен написать роман.
Хемингуэй начал писать нечто такое, чего публика и ждала от него. Он написал Перкинсу, что это будет либо короткий роман, либо «до черта длинный рассказ», события которого разворачиваются в океане. Макс хотел бы ненадолго съездить к нему в Ки-Уэст, где они могли бы обсудить это, однако ему помешала внезапная потеря его «правой руки»: Джон Холл Уилок решил взять небольшой отдых, но никто не мог точно сказать, на сколько он затянется.
«Один из этих загадочных нервных срывов», – признался Макс Хемингуэю.
Давление последних лет и экономическая депрессия не прошли для Уилока даром. Приступы страха заставляли его чувствовать себя неудачником, неспособным не только редактировать, но даже закончить собственный поэтический сборник. Макс разговаривал с ним перед уходом и предположил, что «его мнение, будто люди в издательстве думают, что ему нужно взять себя в руки и все такое, было в своем роде частью его болезни». На самом деле никто в Scribners так не думал. Уилок поехал отдохнуть в Стокбридж, штат Массачусетс. Макс заверил, что на период отпуска у него нет причин переживать о делах в Scribners:
«С точки зрения работы вы ушли в самое подходящее время года. Поэтому ни о чем не переживайте. Я говорю правду».
На самом деле это была ложь во спасение. Через несколько дней Макс написал Элизабет Леммон:
«Не представляю, как я справлюсь без него, но должен попытаться».
По сравнению с прошлым годом произошла полная подмена ролей: теперь уже Ван Вик Брукс навестил Уилока в Стокбридже в январе 1936 года. Как и прежде, Макс оставался единственным, с кем могли поговорить все. И Бруксу показалось, что состояние их друга куда более серьезное, чем все предполагали.
«Его болезнь незаметна, – писал он Максу. – Я думаю, Джеку кажется, что он уже производит впечатление овоща».
Ван Вик предположил, что Scribners нужно немедленно отправить сборник стихотворений Уилока в печать:
«Это пробудит в нем мощный интерес и заставит почувствовать, как много он сделал».
Перкинс моментально принял его идею и начал действовать.
В феврале Уилок чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться к работе. Врачи говорили, что он еще не до конца выздоровел и что его возвращение носит скорее пробный характер.
«Ему будет трудно удержаться и не провалиться сразу же в работу, – писал Макс Вану Вику, – а предотвратить это невозможно, так как он отказывается работать лишь в выделенные часы. Но ему нужно это принять, и я надеюсь, он это примет». Перкинс усадил Уилока за стол и работал вместе с ним по определенному графику. Уилок обвыкся и, когда вышел его сборник, был практически как новенький. Тем более что именно эта книга помогла ему впоследствии получить премию Боллингена.[198]
Книга «От смерти до утра» стала первым сборником рассказов Томаса Вулфа, и он уже столкнулся с таким же наплывом негативных отзывов, что и Хемингуэй. Критики высказывались о его вялой эмоциональности и недостатке лоска. Глубинные противоречия, всплывшие на поверхность, повлияли на его отношение к Перкинсу. Однажды, 29 ноября 1935 года, Макс и Луиза составили ему компанию за ужином в ресторане Louis and Armand’s. Это закончилось плохо, потому что Тому было мало одной рюмки, а после двух или трех он принялся ругаться. Той ночью он разглагольствовал о капиталистической несправедливости, провозгласил Макса «королем капиталистов» и говорил в его адрес обидные вещи. На следующий день он пришел в офис, исполненный раскаяния и любви, и повторял, что ему нужно снова вернуться к работе, а Перкинс должен помочь ему выставить приоритеты. Макс согласился встретиться следующим вечером и все обсудить, но не у него дома и не в кафе, а прямо на середине моста через Ист-Ривер, в полумиле от ближайшего стакана виски.
