Вы, Государь, сделали первый шаг к освобождению ее. Вы установили с 1-го марта с.г. правило делать Всеподданнейшие доклады по делам церкви не единолично обер-прокурором, а совместно со старшим митрополитом.
Вообще, Ваше Величество, не единоличный доклад Государю во всех делах государственного правления есть уже сам по себе шаг вперед, ведь при таком способе доклада Вы будете иметь возможность выслушать мнение по данному вопросу не одного лица, а двух.
Бог да поможет Вам, Дорогой Государь, проводить Вашу добрую волю на благо нашей церкви и дорогой всем нам родины. Может быть, Россия скоро дождется полного упорядочения отношений церкви к ее прихожанам в образе преобразованного прихода». (РГИА. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 5; Тайный советник императора. СПб., 2002. С. 477.)
Императрица Александра Федоровна в письме к супругу от 5 марта писала: «Сегодня мне принесли целую коллекцию английских книг, но боюсь, что между ними ничего интересного не окажется. Уже давно нет крупных писателей ни в одной стране, нет также знаменитых художников или музыкантов – странное явление. Мы слишком торопимся жить, впечатления чередуются чрезвычайно быстро, машины и деньги управляют миром и уничтожают всякое искусство, а у тех, которые считают себя одаренными, – испорченное направление умов.
Интересно, что будет по окончании этой великой войны! Наступит ли во всем пробуждение и возрождение – будут ли снова существовать идеалы, станут ли люди чистыми и поэтичными или же останутся теми же сухими материалистами? Так многое хочется узнать. – Но все ужасные бедствия, которые перенес мир, должны омыть сердца и пробудить застывшие умы и спящие души. О, только бы направить все на верный и плодотворный путь!
Наш Друг был вчера у А. – Он одобряет, что военное министерство взяло Путиловский завод в свое ведение, и думает, что волнений больше не будет, – подстрекали рабочих бастовать посторонние элементы. – Он думает, что ты побываешь здесь еще раз до начала нашего наступления, потому что еще лежит глубокий снег. <…> Гурко от имени 5-й армии телеграфировал мне из Двинска, благодаря за мои поезда-склады, которые там стоят и очень помогают полкам. Мне отрадно узнать, что эти небольшие учреждения Мекка так хорошо работают». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 416–417.)
Государь чередует свои короткие ответные письма супруге с более пространными, постоянно разделяя ее заботы: «Почему ты опять беспокоишься за А., теперь, когда все в руках Шт.? В понедельник, надеюсь, его назначение будет опубликовано. Хв. написал мне длинное послание, говорит о своей преданности и т.д., не понимает причины и просит принять его. Я переслал это Шт. с надписью, что я никогда не сомневался в его преданности, но приму его позднее, если он своим хорошим поведением и тактом заслужит, чтоб его приняли. Проклятая вся эта история! <…> Сегодня вернулся Сергей. Бедный старый По лежит с ревматизмом в колене, так что Федоров временами навещает его. Насколько мне известно, он совершенно спокоен относительно битвы при Вердене! Французы потеряли 42 000 человек, но немецкие потери должны быть, по крайней мере, вчетверо больше! <…>
Целую и обнимаю крепко тебя и детей.
Навеки твой старый
Ники». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 417–418.)
Мировая война становилась все более кровопролитной. По дневниковой записи штабс-капитана Царской Ставки М.К. Лемке можно судить о событиях под Верденом:
«Жилинский сообщил, что за три дня, 8–10 февраля, французы истратили 500 000 снарядов, немцы не меньше». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 269.)
В воспоминаниях германского генерала Эриха фон Людендорфа (1865–1937) отмечалась важность сражения у Вердена: «Оба верховных командования должны были теперь составить план кампании на 1916 г. Оба стремились добиться успеха наступательными действиями. Германское верховное командование намечало атаку у Вердена, а австро-венгерское – наступление из Тироля в Италию.
Из этого для Восточного фронта вытекали две задачи: во-первых, выделение части войск на другие фронты; во-вторых, отражение русских атак, которые нужно было ожидать.
Выбор Вердена мишенью для атаки являлся стратегически правильным решением. Эта крепость всегда была для нас очень чувствительным пунктом, откуда неприятель мог проводить активные действия, чрезвычайно угрожавшие нашей связи с тылом, – осенью 1918 г. это подтвердила в полной мере. Если бы нам удалось захватить хотя бы укрепления правого берега Мааса, это уже был бы большой успех. Тем самым значительно улучшилось бы общее стратегическое положение на Западном фронте, как и тактические условия пребывания наших войск в излучине реки Сен-Мийель. Атака началась 21 февраля (по новому стилю. – В.Х.) и в первые же дни дала крупные результаты благодаря блестящим качеством наших войск. Но атака была проведена на слишком узком фронте и вскоре застопорилась. В начале марта весь мир находился еще под впечатлением германской победы под Верденом. <…>
Для организации удара на Верден германский Восточный фронт должен был отослать тяжелую артиллерию на запад. Кроме того, высшее командование призвало наши дивизии из Сербии. <…> Сознание этого, вероятно, и привело к столь сильному ослаблению Восточного фронта, которое, при значительном превосходстве русских, несомненно, представляло опасность <…>
Такое решение находилось на западе, во Франции. Но здесь мы могли выступить с достаточными силами лишь после того, как русские были бы побеждены. Мои мысли обращались к Румынии, которая была стрелкой весов. Надо было выяснить ее намерения. Если бы она присоединилась к нам хотя бы под угрозой, то русские были бы решительно обойдены с фланга и мы могли достичь большой цели. Если же в результате давления Румыния присоединились бы к Антанте, то мы, по крайней мере, знали бы, что нам делать. Мы должны были бы, не теряя времени, пустить в ход еще имевшиеся тогда в наличии войска. <…>
Уже 16 марта (3 марта по старому стилю. – В.Х.) русские открыли ураганный огонь, но не у Сморгони, как мы ожидали, а в теснине между озерами Вишнев и Нарочь, также по обе стороны узкоколейной железной дороги Свенцяны – Поставы и южнее Двинска. Артиллерийский бой велся с невиданной на Восточном фронте силой и 17 марта продолжался. 18-го начались пехотные атаки и продолжались с перерывами до конца марта. <…>
С 18 по 21 марта положение 10-й армии было критическим. Русские обладали огромным численным превосходством. 21 марта русские одержали в озерной теснине успех, который для нас был очень болезненным». (Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М.; Минск, 2005. С. 205–206, 208.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
