Разве можно осуждать его за то, что он так и не смог признать в себе добрые чувства по отношению к ней!? И сколько раз, просыпаясь среди ночи, думал о том, что сказал бы отец об его поступке по отношению к девчонке? Осудил бы? Понял? Вынудил все исправить? Но так и не смог перешагнуть через себя и свою боль? Зациклился на себе и своих задетых чувств, плевав на то, что чувствует она?! Но разве был у него повод думать о ней?! Только потому, что ее любил отец, он тоже должен был ее полюбить?.. Антону не казалось, что должен. Он не смог. И считал, что попытки сделать это достаточно. И его не успокоившейся даже за четыре года совести тоже.
На большее ей по-прежнему не стоило рассчитывать.
Впрочем, как и Антону не стоило рассчитывать на нечто большее, чем ее презрение. И он не рассчитывал. Ему было почти все равно. Почти… Если бы не вызов, читавшийся в ее глазах, и взбудораживший все его существо.
Гордая, вызывающе гордая и твердо стоящая на ногах девочка, уверенная, что имеет право с ним бороться сделала свой выпад. И устояла на ногах. Уязвила не только его самолюбие, но и задела защитную броню его души.
До квартиры, где адвокат должен был с ними встретиться, они доехали на машине Антона, и Даша за все время пути не проронила ни слова, казалось, все, что хотела, высказав ему еще на кладбище, — в паре колкий, жестких фраз. И сейчас тоже молчала, будто объявив ему бойкот, что необъяснимо его раздражало.
До боли стиснув зубы и сведя брови, Антон сжал руки в кулаки, ощутив, как ногти впились в ладони.
К середине дня пошел дождь, превращая солнечное утро в пасмурный и обыденный день апреля, и мужчина, посматривая на усеянное дождевыми струйками стекло, горел желанием скорее покончить со всеми делами.
Бросив быстрый взгляд на девчонку, Антон отметил, что ее бровки взметнулись вверх, а губы иронично скривились.
Нахмурившись еще сильнее, молодой человек втянул в себя воздух сквозь плотно сжатые губы.
Неужели она так и будет молчать?!
— Может быть, ты скажешь хоть слово? — раздраженно воскликнул он, глядя на Дашу сузившимися глазами.
Девочка нарочито медленно перевела взгляд на него, словно проткнула его иглами.
И сердце его предательски дрогнуло. Опять — вызов, он его узнал, он его почувствовал.
— Какое? — с расстановкой проговорила она и поджала губы.
— Не понял.
— Какое слово мне сказать тебе? — охотно объяснила девушка.
Черт ее побери! Словно ему нужно с ней разговаривать! Словно он ей навязывается!
— Ты могла бы сделать вид, что грустишь об ее кончине, — раздосадованно воскликнул мужчина.
Даша нахмурилась и покачала головой.
— Это не так, — отрезала она. — Зачем же я буду притворяться?
Ее слова заставили его изумленно взирать на нее и не понимать, что происходит. Уже за те минуты, что он провел с девушкой, осознание того, что она не грустит о смерти Маргариты Львовны, его удивила. Он терпеть не мог непонимания, а сейчас… это непонимание того, что произошло, его просто бесило.
Как так могло произойти, что девушка не грустит о кончине женщины, которая заботилась о ней столько лет?!
Один плюс, в прямолинейности ей не откажешь, подумал Антон, напряженно выпрямившись.
— Что между вами произошло? — напрямую спросил он, пронзая ее глазами.
Гордо вскинув подбородок, девчонка нагло фыркнула.
— Стоило побеспокоиться об этом немного раньше, — насмешливо протянула она, стараясь за лживой улыбкой скрыть едва заметную обреченную грусть. — Тогда, возможно, тебе не пришло бы в голову задавать подобные вопросы.
— Ты не можешь просто ответить? — вдруг взорвался мужчина. — Обязательно говорить загадками?
— Для меня твои вопросы звучат откровенной глупостью, — спокойно отозвалась Даша. — А потому не считаю нужным на них отвечать, — и прежде чем Антона смог ей возразить, резко добавила: — Я жалею лишь о том, что мы вновь с тобой встретились! Я думала, этого никогда больше не произойдет.
— Ты…
— Извините, что заставил вас ждать! — послышался громкий, но немного хриплый мужской голос, ворвавшийся в кабинет Олега Вересова потоком свежего воздуха и погасивший искры воспламеняющегося кострища.
Антон и Даша вздрогнули почти одновременно и перевели взгляды в сторону двери, в проеме которой возникла высокая фигура пожилого мужчины в дорогом сером костюме с дипломатом в руках.
— Геннадий Павлович, — сухо поприветствовал его Антон и привстал с кресла, чтобы поздороваться.
— Антон, — проговорил мужчина, слабо ему улыбнувшись, перевел взгляд на девушку, вновь застывшую в кресле. — Даша, рад тебя видеть, — прошел к столу и извинился. — Прошу простить, что задержался, дела, сами понимаете, да еще пробки на дорогах, — раскрыл свой дипломат, доставая из него какие-то бумаги.
— Ничего, ничего, — промычал Антон, бросив колкий взгляд в сторону Даши. — А как вы вошли?..
Геннадий Павлович сверкнул белозубой улыбкой.
— У вас было не заперто, — простодушно ответил он. — Мог бы укорить вас за подобную опрометчивость, но, полагаю, вы ждали меня, поэтому и не закрылись? — он бросил быстрый взгляд на Антона, перевел взор на Дашу, затем вновь остановился на Вересове. — Ведь так?
Антон резко кивнул и, нахмурившись, нетерпеливо попросил:
— Давайте перейдем к делу, — поджав губы, еще раз посмотрел на девчонку, никак не прореагировавшую на его слова. Нахмурился еще сильнее, а потом добавил: — Хотелось бы покончить со всеми проблемами.
Даша громко хмыкнула, губы ее скривились, брови взметнулись, но сама она не произнесла ни слова.
Антон помрачнел, глаза зло блеснули, а Геннадий Павлович, тактично откашлявшись, сделал вид, что ничего не заметил. Достав из дипломата нужные бумаги, он посмотрел на Антона из-под стекол очков.
— В общем-то, — начал он, — тут и говорить не о чем. И вы, Антон, как юрист, сами должны понимать, как мы можем решить все… — он на мгновение запнулся, — все… проблемы.
— То есть? — сощурившись. поинтересовался молодой человек.
— Насколько нам всем известно, — сказал адвокат, — завещание Олега Витальевича… вернее, та его часть, что касается Дарьи Кирилловны, — быстрый взгляд на Дашу и вновь в глаза Антона, — не выполнена окончательно. Ведь Даше еще нет восемнадцати, — мужчина неопределенно качнул головой. — Насколько мне известно, данное событие случится лишь через два года?..
Слова врезались в него стремительной горящей волной, и Антон уставился на Геннадия Павловича.
— И что это значит? — со звонкой медлительностью протянул молодой человек.
